– Яволь, мой генерал, – по-военному ответил группенфюрер.
Капитан Энвер появился на палубе и пригласил рыбаков в каюту – отобедать.
Николай Тризубцев, унтерштурмфюрер СС, проснулся от стука в дверь. Его комната располагалась на втором этаже здания «Централь-отеля» в городе Николаеве. Часы на прикроватной тумбочке показывали шесть утра. Он резко вскочил и всё же успел сунуть ноги в тапочки, прежде чем открыть дверь номера.
На пороге стоял посыльный. В предписании значилось, что унтерштурмфюрер СС Николай Тризубцев должен немедленно явиться в штаб региональной группировки СС.
В Николаев он прибыл два дня назад, его перевели сюда из Белоруссии непосредственно в аппарат руководителя штаба региональной группировки СС с присвоением нового звания унтерштурмфюрер. Наконец-то его заметили!
Для Николая это было очень солидное назначение, так как он попал в штаб, руководство которого контролировало и координировало все подразделения СС и полиции в Таврии, Крыму и Севастополе. На первое же совещание, которое проводил лично руководитель всех подразделений СС и полиции в Таврии, Крыму и Севастополе группенфюрер Людольф фон Альвенслебен, где присутствовал и Николай, срочно прибыл из Балаклавы с докладом гауптштурмфюрер СС Отто Бланк.
Оказалось, что накануне на входе в Балаклавскую бухту русской торпедой, выпущенной из подводной лодки, был подорван немецкий торпедный катер. Особый статус происшествию придавал тот факт, что торпеда была выпущена с расстояния в двадцать километров. В то время как все специалисты сходились на том, что известные русские торпеды обладают реальным поражающим действием лишь на расстоянии до десяти километров. Таким образом, речь могла идти об использовании русскими нового вида сверхмощных торпед.
Для расследования всех обстоятельств в Балаклаву было приказано отбыть команде экспертов во главе с гауптштурмфюрером СС Бланком. В команду включили и унтерштурмфюрера СС Николая Тризубцева, как уроженца тамошних мест.
Николай был изрядно польщён этим назначением. Конечно, он понимал, что в городе детства многие удивятся, увидев его в немецкой форме. Но он не боялся косых взглядов. Они были – никто, а он, Николай Тризубцев, представлял теперь победоносную армию Третьего рейха! Но больше всего он надеялся, что Асие всё ещё в Балаклаве, и он жаждал встречи с ней. Теперь-то уж точно никто и ничто не встанет у него на пути. С Айдером он разделался, остальные ему не помеха. Он, Николай, теперь власть и сила. Он – победитель. И ему обязательно достанется та, которая когда-то отвергла его.
Вечером, добравшись до грота, Энвер развернул самодельную схему подземных лабиринтов:
– Конечно, за абсолютную точность не ручаюсь, – сказал он «Призракам». – Но, думаю, дойдём куда надо. Я в своё время тут всё излазил. И под домом графа Шумовского сам был.
И всё-таки схема, пусть и несколько корявая, им помогла. Потому как несколько раз в подземном ходе обнаруживались ответвления вправо и влево, и если бы им пришлось выбирать дальнейший путь по наитию, то они потеряли бы массу времени.
Пару раз пришлось разгребать и настоящие завалы, преграждавшие дорогу. И всё же через час они выбрались к широкому колодцу, уходившему вертикально вверх, и осветили его фонариками.
– Это – оно, то, что нам надо! – уверенно сказал Энвер. – Мы с вами сейчас буквально под первым этажом генеральского дома. Вот только работа предстоит трудная. Видите, колодец там, выше, довольно сильно разрушен. Долго придётся разгребать. И самое главное, не известно, есть ли под домом подвал. Когда-то поговаривали, что был.
– Ладно, отец, по ходу дела разберёмся, – ответил Айдер.
Во всяком случае, первоначальная цель была достигнута. И это уже было немало.
Глава 31
Транспортный самолёт Люфтваффе Junkers Ju 52, взлетев из Николаева, взял курс в сторону Севастополя, Херсонесского аэродрома.
На борту находилась группа военно-морских экспертов, в задачу которых входило расследовать все обстоятельства по поводу использования русскими новой сверхмощной торпеды, и несколько офицеров СС.
Унтерштурмфюрер СС Николай Тризубцев пребывал в самом лучшем расположении духа. В отличие от всех остальных, он летел домой. Он с интересом смотрел в прямоугольное окно-иллюминатор на землю, быстро проносящуюся под крылом – самолёт шёл на небольшой высоте. От греха подальше. Русские истребители пока редко залетали сюда, не имея поблизости надёжных аэродромов, но всё же опасаться их стоило. Никогда не знаешь, что от русских ждать. А почти бреющий полёт создавал ощущение безопасности и даже невидимости самолёта с больших высот, так как Junkers сверху был выкрашен в чёрно-зелёно-жёлтые маскировочные цвета и практически сливался с зимней землёй.
Совсем другое настроение было у полноватого соседа Николая оберштурмфюрера СС Рихарда Шмита. Он, наоборот, старался не смотреть в иллюминатор, но нет-нет а переводил взгляд на него, словно вид за ним его завораживал. Тогда он резко откидывался в неудобном кресле и прикрывал глаза ладонью. Ещё его и подташнивало, а лицо приобрело желтовато-зелёный оттенок.
Николай посматривал на него с сочувствием:
– Рихард, скоро будем на месте. Уже близко.
– Да-да, – пробормотал Шмит и, потерев кончиками пальцев виски, постарался прийти в себя. – Поверишь, на земле я готов хоть в пекло. А летать боюсь. Да ещё когда самолёт твой могут в любую секунду подбить!
– Не подобьют, успокойся, – улыбнулся Николай. – Русским сюда далеко. Хотя все мы, как говорится, под Богом ходим. И летаем тоже, – попытался успокоить он пугливого оберштурмфюрера СС.
Хотя Рихард, конечно, вызывал у него особую симпатию. Во-первых, они были практически ровесниками. Во-вторых, и это было самое главное, Шмит, в отличие от многих немцев, не кичился перед Николаем своим арийским происхождением, а воспринимал его почти как равного. И это Николаю особо импонировало. По сути дела, Рихард оказался едва ли не первым среди немцев, кто не смотрел на него косо и относился к нему, в общем, по-приятельски. Поэтому Николаю так хотелось, чтобы Шмит перестал бросать панические взгляды в иллюминатор и чем-нибудь отвлёкся. Лучшим способом было бы выпить коньяка. И коньяк-то в запасе был, но в присутствии старших по званию офицеров СС Николай не решился предложить Рихарду выпить. Стало быть, следовало его отвлечь чем-нибудь другим.
– У меня совсем недавно была такая история. Как ты знаешь, я сюда переведён из Витебска, где был помощником коменданта города майора Крюгера. Так вот, у генерала Штейнберга, начальника штаба тылового района, как раз случился юбилей. Праздновать должны были на теплоходе, весело и с размахом, – вспоминал Николай.
Рихард, похоже, на эту тему отвлёкся от своих страхов. И даже лицо его начало приобретать почти человеческий цвет.
– В городе находилось много гостей и генерала, и из нашего ведомства, и из вермахта. Но, несмотря на усиленную охрану, генерал Штейнберг поручил майору Крюгеру лично проверить блокпосты на въездах в Витебск. Короче, мы должны были обеспечить порядок в городе, пока почти всё руководство будет на банкете. Не скрою, я тогда расстроился, очень уж праздника хотелось. Но мы с майором покинули теплоход и занялись делом.
– Всегда хочется праздника, – подтвердил Шмит. – Особенно когда война.
– Вот именно, – согласился Николай. – А через пару часов мы узнали, что теплоход с генералом Штейнбергом и всеми его гостями подорвали русские диверсанты. Никто не выжил, а я вот сижу перед тобой живой и вполне здоровый, – и Николай невольно вспомнил Пауля Мюллера, который всё-таки оказался куда менее везучим, чем сам он. И ту глазастую бедняжку сестру немого музыканта, на которую Мюллер так запал.
История Николая, кажется, совсем не успокоила Рихарда:
– Русским сюда далеко, говоришь? Уверен, на том теплоходе не было посторонних. А если даже и были, то охрана их хорошо проверила. Диверсантов нашли?
Николаю на это ответить было нечего. Русских диверсантов не нашли. Версий произошедшего тогда было две: первая – «заминировали теплоход заранее», вторая – «диверсанты были на теплоходе среди гостей, а значит, тоже погибли».
Тем временем Junkers стал набирать высоту – под крылом как раз раскинулась гряда Крымских гор. Рихард потряс головой и снова прикрыл глаза ладонью.
– Зато в Балаклаве, – коснулся его плеча Николай, – я тебе такой праздник устрою. Я ж отсюда родом! И это мой город! Тебе он понравится, Рихард.
Вскоре самолёт уже был над морем. Николай успел увидеть мелькнувшую левее взлётно-посадочную полосу Херсонесского аэродрома. Самолёт широко развернулся и, наконец, пошёл на посадку.
Новое фотоателье на набережной представляло собой небольшую комнату со множеством фотографий в застеклённой витрине и на стенах. В глубине стояло кресло и кожаный диванчик, на который была накинута настоящая бурка. Сфотографироваться можно было и в этой бурке, обернув ею залихватски плечи, а на голову нацепив набекрень папаху, и с почти настоящей шашкой или с настоящей уж совсем нагайкой, какие использовались всадниками и для наказания непокорных.
Несмотря на выгодное расположение фотоателье, посетителей было не так уж много. Иногда заглядывали прогуливающиеся по набережной немецкие или румынские офицеры и солдаты, чтобы запечатлеться в какой-нибудь кавказской бурке или просто так, на память о завоёванном морском городе. Местные, в основном, фотографировались на немецкие документы. Ну, ещё и детей снимали, куда ж без этого?
Как раз вчера Энвер приводил в фотоателье Асие и внука Сервера.
Едва увидев на пороге Энвера с Асие и внуком, Тася, она же Екатерина Бирюкова, и Батя, он же хозяин ателье Иван Бирюков, расплылись в улыбках, что было, конечно, совершенно естественно. Женщина была хороша собой, а крепкий, весёлый и улыбчивый ребёнок оказался маленькой копией Айдера. Знала бы Асие, что фотограф и его ассистентка ещё буквально на днях общались с её любимым мужем, который и сам сейчас здесь, в Балаклаве, совсем неподалёку. Но сообщить об этом ей никто не имел права.