— Движение чувств да поможет нам стать ближе к исполнению. Принося дары сии, мы получаем право ступить на путь приближения к цели.
Хант подожгла содержимое чаши, и поднявшийся над ней дым сначала потемнел, а потом расцвел множеством оттенков из-за сильных искр и языков пламени — столь ярких, что ослепляли даже сквозь ткань. Послышался резкий треск. Несколько мужчин подпрыгнули от неожиданности, когда чаша упала и раскололась, явив тлеющие угли.
Джейн отчетливо ощутила запах крови.
Она попыталась подняться, но обнаружила, что не может пошевелиться. Привкус железа стал отчетливее, дым разнесся по помещению. Он заполнял все пустоты даже в черепе. Джейн покачнулась, оставаясь на коленях.
Кто-то пострадал, должен был пострадать, например из-за разбитой чаши. Она вытянула шею, пытаясь разглядеть что-то поверх стола — руки Хант или другой женщины, — но мир внезапно стал меркнуть. Будто издалека донеслись слова Риз:
— Нарушение равновесия откроет нам путь к другу, которого нет сейчас с нами. Разум его затуманен горем, руки лишились уверенности из-за сомнений. Движение текучей воды этой даст нам видение и возможность присоединиться к силе, указующей цель, путь, его начало и завершение.
Они пришли, чтобы забрать Августина домой. Все это ради Августина.
Ее они поместили в центр. В качестве чего? Приманки? Жертвы?
Запах крови стал невыносимо сильным, от него кружилась голова. Джейн попыталась закричать, но не смогла. И вдруг увидела Элоди. Та растянулась прямо перед ней на белой каменной плите. Кровь заливала ее глаза, губы, скрывала черты. Густая багряная жидкость просачивалась из-под еще живого тела. Грудь вздымалась от дыхания, хотя и прерывистого. Джейн застонала про себя, но не смогла ни повернуться, ни пошевелить рукой.
Видят ли это остальные?
Где доктор Низамиева? Она очень сейчас нужна.
Вместо Элоди появился образ Августина в дорожной одежде. Библиотека стала растворяться, превращаясь в незнакомую комнату со стенами из грубого камня. В нее и вбежал Августин. Джейн попыталась мысленно докричаться до него, умоляла остановиться. И он повернулся к ней. К ней и к Элоди. Не обращая внимания на расплывчатые очертания собравшихся в круге, он бросился к столу. В сердце Джейн шевельнулась радость: ему удастся спасти Элоди. Она не могла говорить, но отчетливо видела, как он достает скальпель и…
Нет. Все это неправильно. Это не операционная, здесь нельзя помочь умирающей жене. Лицо Августина не выражало ни сопереживания, ни нежности, как и присущей врачам уверенности, позволяющей не сомневаться в спасении.
Ничего. Лишь лихорадочный взгляд. Трясущиеся руки разрезали ночную сорочку спереди. Затем, не выдержав, он вскрыл ее грудную клетку.
Элоди была жива. Слаба, но жива. Она боролась, кричала, звала, Джейн видела текущие по ее щекам слезы. От плиты ощущался холод камня, долетали капли крови.
Руки не слушались. Джейн подалась вперед, но не могла оторвать колени от пола. Нет! Нет! Ты убьешь ее!
Она изо всех сил старалась прокричать это Августину, но звуки не слетали с губ. Она слышала лишь биение собственного сердца и хруст костей Элоди во время конвульсий.
Августин погрузил пальцы в рану. Джейн не могла не вдыхать запах крови, заливавшей тело Элоди и камень под ней. Рука Августина была в ее груди, рыдания перемежались со смехом. Куда делись уверенность и спокойствие, его импозантность, как во время операции? Он выглядел растерянным.
Джейн изо всех сил закричала. Остановись! Она должна его заставить!
Что он наделал?
Сильные руки сжали ее плечи, Джейн застонала и попыталась вывернуться. Вуаль сползла с лица, в нос ударил затхлый воздух библиотеки.
Больше она не чувствовала кровь. Стоило моргнуть, и картина перед глазами рассыпалась. Ее крепко держали Хант и Винг, перешептывались доктора в мантиях, походивших на театральные костюмы. Она вгляделась в их лица, и тело начало трястись, словно в лихорадке.
— Миссис Лоуренс? — послышался голос Хант. — Вы к нам вернулись?
— Я видела…
Она вскрикнула и затряслась сильнее от пронзившей ее боли.
Августин солгал ей, скрыл историю Элоди, заставил потерять доверие к собственным воспоминаниям, но она не считала его чудовищем и никогда не боялась, что он окажется подонком. Впрочем, ей хотелось совместить образ Августина из видения с тем, который она наблюдала в реальной жизни, не говоря о том, каким бы хотела, чтобы муж стал. Этот образ совсем не соответствовал тому жалкому человечишке, только что стоявшему у нее перед глазами.
Хант, Винг, Низамиева — все они чисты. Элоди уже умерла, когда приехал Августин. Какой бы ритуал он ни проводил, как утверждала Низамиева, это все произошло после ее кончины. Возможно, нечто похожее на то, что провела сейчас Хант.
Невероятно, но все увиденное казалось реальным, и это Джейн не могла себе объяснить. Вспомнилось заклинание, произнесенное Риз: «Движение текучей воды этой даст нам видение и возможность присоединиться к силе, указующей цель, путь, его начало и завершение». Они пытались пробудить чувства Августина, вернуть его привязанность, а вместо этого открыли ей…
Что?
Ей помогли встать на ноги и спуститься в гостиную. Хант устроила ее в кресле и вручила стакан с бренди. Из разговоров за спиной удалось выхватить отдельные слова: восприимчивая, проницательная, настоящий медиум.
— Мне жаль. — Хант коснулась ее плеча.
— Прошу, оставьте меня, — пробормотала Джейн.
— Пейте бренди.
Она покорно сделала глоток, пролив часть напитка из-за дрожи в руках. Посмотрела на край стакана, затем подняла глаза выше на окно и впилась глазами в собственное отражение. Она ждала, что черты лица изменятся, серые глаза покраснеют. Она желала увидеть Элоди, чтобы та наконец все ей объяснила, сказала бы хоть что-то.
Рядом вновь послышался голос Хант: она обсуждала с одним из врачей возможные диагнозы и варианты лечения. Они разбирали ее на составляющие, чтобы понять, что происходит и что делать. Эта мысль показалась отвратительной.
— Освободите пространство вокруг миссис Лоуренс.
Перед ней встала Низамиева, кусок юбки закрыл окно. Джейн подняла голову. Доктор Низамиева бросила на Хант бесстрастный взгляд, и та без возражений удалилась. В конце концов, доктор Низамиева лучше других разбирается в сумасшедших.
Голоса стихли: все удалились в холл. Возможно, они решат уехать. Джейн подалась вперед. Нет, нельзя оставаться здесь одной на ночь. Низамиева удержала ее за плечо и заставила откинуться на спинку. Сама она, не отводя взгляда от Джейн, опустилась на низкую банкетку рядом. Джейн повернулась к ней.
— Вы что-то видели, — заключила доктор.
Очередной кошмар.
— Я не понимаю, — пробормотала Джейн, крепко сжав стакан. — Не понимаю, что видела.
— Ритуал мог оказать воздействие. Сила внушения, разновидность гипноза.
— Нет. — Она потянулась и сжала руку женщины. — Расскажите мне, что сделал Августин. Расскажите все о том магическом ритуале.
Глава девятнадцатая
— Прежде вы должны мне кое-что обещать. — На коленях доктора Низамиевой лежал открытый блокнот, в котором она быстро делала записи. Прочитать их Джейн не удавалось.
— Разумеется, — ответила она, чувствуя, как по телу бегут мурашки. — Но что?
— Вы безоговорочно будете считать верным все, что я скажу. Это непросто, но необходимо для понимания общей картины мира, иначе я потрачу время зря.
— Обещаю, — торопливо и четко произнесла Джейн.
Низамиева положила перо между страницами блокнота, но не закрыла его.
— Хорошо. Итак, мне точно неизвестно, что сделал Августин, пытаясь вернуть Элоди из мертвых, — начала она. Это признание разозлило Джейн, но, видя ее недовольство, Низамиева подняла руку, пресекая возможные комментарии. — Он рассказал мне о результатах, что позволяет предположить действия.
Линдридж-холл погрузился в безмолвие, будто засыпал. Свет люстры стал тусклым. Лишь они вдвоем оставались в ярком круге, за пределами которого воцарилась темнота.
— Я вас слушаю.
— Вы бухгалтер?
— Именно.
— Вам будет проще понять, что такое магия, если представить ее как систему изменения чисел. Так же меняются и предметы, становятся чем-то другим. Алхимики пытались превратить свинец в золото, воду в вино. Но это не просто замена двойки на тройку в столбце, магия — это изменение того, что представляет собой двойка.
— Я не совсем улавливаю суть, — произнесла Джейн, поймав себя на том, что невольно придвинулась ближе к говорившей, соблазненная понятной математической логикой. — Вы хотите сказать, что фактически слово «два» обозначает три предмета, но двойка всегда остается двойкой?
— Странная логика, — сказала Низамиева, будто пасуя перед ней.
— И все же я не понимаю. — Джейн сосредоточенно нахмурилась.
— Помните, вы обещали, Джейн. Вот еще один способ: изменить арифметическое действие. Например, сложение означает прибавление одного к другому, нечто присоединяют к одному и еще одному.
— Это уже можно отнести к семантике.
Появившаяся недавно головная боль усилилась и теперь пульсировала в виске. Стоило чуть отвлечься от разговора, как она начинала слышать крики Элоди. Семантика не поможет ее остановить. Семантика не спасет ее саму. Семантика не может стать новой истиной.
— Это нереально.
— Потому я и не владею магией. Это считается невыполнимым.
— Так и есть! — воскликнула Джейн, голова ее непроизвольно дернулась.
— Если практикующий верит, что магия работает, ему под силу изменить законы мира. Но убежденность должна выходить за рамки обычной веры, обычного принятия. Магия должна неизменно присутствовать в каждом моменте жизни, а это уже измененное состояние бытия.
Глаза доктора Низамиевой странно сверкнули, напомнив Джейн взгляд голодного хищника. Теперь она не просто наблюдала за Джейн, она выслеживала, ждала. Вероятно, знака. Или промаха.