Призраки Джейн Лоуренс — страница 33 из 64

— Я о мистере Этридже. Ты читала монографию?

— Нет. — Джейн устыдилась, что не успела.

— В молодости форма его позвоночного столба стала искажаться. Через несколько месяцев после первых изменений Этриджа сбросила лошадь, и он сломал ногу. Несмотря на правильное лечение, костная ткань разрасталась в колене, на всю оставшуюся жизнь лишив сустав возможности сгибаться. Затем недуг поразил мышцы. Его травмы, вместо синяков, как у обычных людей, приводили к обширным изменениям в тканях. Я испробовал все: срезал излишки костной ткани и прижигал ростки, углубившиеся в мышцы, заставлял пить слабительное, назначал на несколько недель ту или иную диету, потом рекомендовал есть жирную и калорийную пищу. Ничего не помогало. Эта редкая у взрослых болезнь, хотя Этридж не первый, кто с ней столкнулся. Дети обычно умирают до совершеннолетия. Никто так и не понял причину недуга и почему у мистера Этриджа болезнь развивалась не вполне привычным образом. Никто, кроме меня. Этридж признался мне, что в молодости нашел книги и проводил магические ритуалы, пока не ощутил, что в нем растет нечто новое. Обнаружив первые наросты, он понял свою ошибку и все же занимался магией до самого дня смерти, пытаясь все исправить. У него ничего не получилось, Джейн. Его постигла неудача. Он умер в муках, страдая от голода и пневмонии, закованный в темницу собственного тела. И причина всего — магия.

Джейн не могла произнести ни слова, завороженная удивительными образами.

Затем она вспомнила о фотографиях доктора Низамиевой, на которых мужчины и женщины из лечебницы казались изолированными от мира и не обращали на него внимания, пребывая в ловушке сознания в одном им известном месте.

— Теперь ты понимаешь? — спросил Августин, смягчившись. — Понимаешь, насколько все опасно? Мне повезло, я получил не очень суровое наказание. Оно постоянно напоминает о запрете выходить за границы человеческого понимания.

Сказанное ужасно, но не лишено логики. Осмысление долго снисходило на Джейн свинцовой пеленой. Зачем бороться? Зачем стремиться к чему-то большему, великому? Однако она хотела, чтобы Августин шел этим путем. Помнила его одухотворенное лицо, уверенность во время той операции мистера Рентона. Джейн ощутила ладони Августина на своих бедрах. Вспомнила, как ловко он работал скальпелем. Вспомнила, как начала тогда медленно оживать, почувствовала, что с ним рядом мир становится совсем другим. До его появления она не догадывалась, что может любить и быть любимой.

Он должен рискнуть. Непременно должен.

— Джейн… — пробормотал он и замолчал. — Я сразу сказал тебе, что наш брак нецелесообразен. Ты в любой момент можешь уйти, если захочешь. А можешь остаться. Но знай, я не изменюсь, всегда буду мучиться, буду стараться сделать все от меня зависящее, чтобы спасти пациента. Любым способом, пусть он даже убьет меня. Я был честен с тобой, и теперь ты… можешь сделать выбор. Это единственное, что я могу для тебя сделать.

— Ты ничего не смог для меня сделать, — прошептала она и быстро вышла из кабинета.

Глава двадцать четвертая

Джейн лежала одна в спальне, но сон не приходил. Стоило закрыть глаза, в носу появлялся запах крови, горло сжимало ледяная рука Элоди, кто-то говорил, что Августина опять тошнит в туалете. Ум лихорадочно работал, пытаясь упорядочить события новой жизни. Магия и смерть, ложь и страсть — это перевернуло с ног на голову все, во что она верила. Заставляло переосмыслить, как и роль нуля в математике.

Августин убил Элоди. Да, она умерла бы в любом случае. Да, он отчаянно пытался ее спасти. Но в последние мгновения жизни вскрыл ей грудную клетку и вынул сердце. И ничего не добился.

Когда Августин делал что-то руками внутри живота умирающего мистера Рентона, Джейн видела в нем героя, а не мясника. Несмотря на то что мистер Рентон скончался, она не испытывала отвращения к Августину. А вот после того как узнала о произошедшем с Элоди — увы.

Доверяла ли ему Элоди? Сознавала ли, что он делает все ради ее блага?

Допустим, Августин никого не лишал жизни, но оставался лжецом, хотя это меньший грех, чем убийство. Все уже свершилось, ее боль неважна. Он мог поступить гораздо хуже. Да, урок болезненный, но Августин его усвоил.

Джейн никто не удерживает, она вольна сделать выбор и идти своим путем, начать жизнь, которая во всем устроит. Со временем забудутся призраки и женщина, которой она ничем не могла бы помочь. Забудутся разговоры и события, связанные с магией. Ни в чем произошедшем она не повинна.

Джейн пришла к выводу, что не испытывает ненависти к Августину, и это нехорошо. С каждым новым его откровением ситуация выглядела трагичнее и затмевала понимание, как стать с ним счастливой. И все же ненависти не было. Куда проще бояться его.

Джейн долго не отрывала взгляд от страницы математического трактата, доставленного вместе с платьями. Он схож с учениями о магии, о которых рассказывал Августин. Джейн надолго погрузилась в мир цифр и уравнений, осмысливала логические заключения, изучала сноски, изредка отвлекаясь на собственные размышления, и вскоре заполнила целую стопку бумаг комментариями, предположениями, пометками об исследованиях и методах. Как и в Линдридж-холле, в книге полно невозможного.

Джейн не следовало увлекаться подобными вещами, даже интерес проявлять опасно.

Она решительно отложила книгу и выключила свет.


Ей снилось, что она спит в объятиях Августина. Снилось, что гноящуюся рану в его душе удалось залечить, страдания закончились, когда Линдридж-холл сгорел дотла, Элоди упокоилась с миром, и это компенсировало ужас, который она вынесла из-за приверженности Августина к магии.

Снилось, что Элоди нежно кладет ладонь ей на щеку, губами касается лба, а ее пропитанные кровью одежды прилипают к телу Джейн, несмотря на то что она пытается вырваться.

Во сне она видела много крови.

Кровь.

В панике вскочив с постели, Джейн не сразу разделила сон и явь, избавилась от образа Элоди и тошнотворного запаха крови. Джейн оперлась на комод, молясь, чтобы все скорее прошло само собой. Взглянула в окно: уже утро. Перевела дыхание, прогоняя остатки кошмара. Однако запах крови в носу остался. Джейн боязливо приоткрыла дверь спальни и сразу увидела на лестничной площадке мистера Лоуэлла.

— Вы нужны в операционной, мэм.

Значит, у них пациент.

Джейн с трудом преодолела желание отказаться. От усталости дрожали руки, распухшие ноги болели. У нее нет образования и необходимого опыта; выходя замуж, она собиралась лишь вести бухгалтерию клиники.

Но как отказать в помощи немощному? Августин не послал бы за ней, не будь на то срочности, и запах крови слишком сильный, что говорит о непростом случае.

— Да, разумеется, — произнесла она и поспешно вернулась в комнату. Надела самое простое платье, пропустив часть пуговиц. Волосы, заплетенные на ночь в косу, растрепались, несколько прядей вырвалось из плена. Сунув ноги в туфли, Джейн бросилась вниз, уговаривая себя не думать о боли.

Стоило толкнуть двери операционной, как они распахнулись. На столе лежала женщина, моложе Джейн. Лицо бледное, неестественно бледное. Веки тяжелые, а глаза мутные. Сорочка задрана к самой груди, живот залит кровью. Женщина умирала.

Перед глазами Джейн возникла прежняя картина — Элоди и рядом Августин, погрузивший руки внутрь ее тела.

Ладонями она ощутила толчки сердца, выбрасывающие новую партию крови, будто сама была рядом и держала Элоди. Ей понадобилось все самообладание, чтобы не наброситься на мужа, одетого в черное, всего в крови, не заставить оторваться от женщины, как от Элоди, умирающей на столе, похожем на жертвенный алтарь.

Нет, это не Элоди. Не Элоди… Это их пациентка, находящаяся на грани жизни и смерти. Ей нужна помощь.

Джейн спешно надела фартук, вымыла руки и встала рядом.

— Что мне делать?

— Ретракторы, — произнес Августин, и она содрогнулась от грустной иронии: в случае с мистером Рентоном все начиналось так же.

Медицинские инструменты, окровавленные, уже лежали на операционном столе, Джейн взяла их и посмотрела на разрез, который Августин сделал на животе женщины. Тот выглядел раздувшимся, неестественно большим. Она беременна!

Августин отложил скальпель, погрузил пальцы внутрь и принялся давить на что-то и вытягивать. Он бормотал проклятия, и Джейн посмотрела на него с испугом, отметив желтоватый оттенок кожи и круги под глазами. На лбу застыла испарина.

Августину нехорошо. Рассвет, по-видимому, не принес облегчения.

Пальцы его дрогнули, когда он взял иглу и стал шить что-то в глубине быстрыми и четкими движениями. Выучка и мастерство победили, по крайней мере сейчас. Джейн сосредоточилась на том, чтобы поддерживать в надлежащем виде разрез для хирургического вмешательства. По требованию доктора она промыла рану грушей, изменила угол наклона, чтобы обеспечить лучший доступ с одной стороны.

Ах, все так похоже на операцию мистера Рентона! Она вспомнила его лицо, даже услышала стон. Нет, сейчас перед ней не он. И не Элоди.

— Джейн, отвернись, не смотри, — тихо произнес Августин.

— Я…

— Прошу, отвернись.

Она неохотно подчинилась, слушая его шепот, по мелодике похожий на молитву. Ощутила, как сместился ретрактор, когда под него скользнула его рука, затем что-то захлюпало и дернулось под ее ладонью. Тошнота подобралась к самому горлу.

— Почему она не кричит?

— Из-за эфира, большой потери крови и общего истощения, — ответил Августин.

Ретрактор снова задергался, — видимо, Лоуренс снова шил, проклиная неизвестно что. Наконец сантиметр за сантиметром он сшил кожные покровы и с тяжелым выдохом отстранился от стола. Потянувшись, вытер лоб и оставил кровавую полосу на щеке. Джейн казалось, что фартук насквозь пропитан кровью. Августин медленно пошел к раковине. Только сейчас Джейн увидела, как он устал. Она отвела взгляд и принялась смывать кровь с живота женщины. Грудь ее поднималась и опускалась с большими интервалами. Вытерев бедра женщины, она нашла простыню, чтобы прикрыть ее наготу, а затем тщательно