Увидит ли она его, если ждать придется слишком долго? Найдет ли ослабленным, полуживым от холода и голода? Попросит ли он приготовить еду, а потом покинет мир на закате вместе с солнцем? Если в этот раз не получится, ничто больше не поможет, даже магия. Джейн не под силу воскресить Августина, ведь она не смогла даже переместить книгу.
Всхлипнув, Джейн свернулась у шкафа в позе эмбриона. Деревянная доска основания давила на позвоночник. Возможно, разумнее всего все бросить; неизвестно, сколько у нее есть времени. Слева под ребрами что-то уверенно растет и будет увеличиваться по мере ее погружения в магию. Но что она без Августина? Сломленная женщина на грани безумия, узнавшая, что существует мир непознанный и что ей никогда его не понять. Очередная неудачница, она станет новым предметом исследований доктора Низамиевой. Возможно, доктор думала как раз об этом — новом объекте, новых данных, новом эксперименте. Она никогда не собиралась ей помогать.
Джейн чувствовала себя одинокой, лишенной поддержки. Сейчас даже больше, чем в тот день, когда сбежала из Линдридж-холла, или в тот, когда поняла, что жизнь предстоит изменить: либо вернуться в ужасный Камхерст, либо выйти замуж и остаться в Ларрентоне. Такой несчастной она не ощущала себя даже в детстве, когда лежала на кровати в доме Каннингемов, смотрела в потолок и думала, начнется ли бомбежка и скоро ли. Жива ли мама?
Рыдания стихли, сменившись резкими, жадными вздохами. Джейн повернулась лицом к полкам и прижалась лбом к корешкам книг. Такой домашний запах пыли должен был успокоить, но внезапно Джейн ощутила зловоние газа. Стены дрогнули, напомнив о том, как дрожали здания Камхерста перед очередной атакой. Но, несмотря ни на что, Джейн отчетливо помнила прикосновения мамы, ее объятия, тихий шепот над ухом, чувство покоя, казавшееся странным, в моменты, когда вокруг рушился мир. Происходящее по силе боли напоминало время войны; ужасной боли, такая бывает от старых ран, которые никогда не заживают. Ей хорошо знакома форма каждой, те ощущения, которые она вызывает. Так знают старого друга, с которым комфортно, несмотря на проблемы.
Джейн желала именно этого — успокоения и внутреннего комфорта. Вспомнив вновь о маме, она неожиданно порадовалась, что та умерла. Ведь в таком случае она может явиться в Линдридж-холл. Если прищуриться, то сумка на одной из полок похожа на противогаз мамы. Если представить, что ее ботинки стоят у дверного проема, они непременно там появятся; она до сих пор помнит, как от них пахло серой, помнит местами разъеденную зажигательной смесью кожу и то, как мама набивала в мысы мужской и не по размеру обуви тряпки. Воспоминание о каждой новой детали заставляло мир сужаться, биение сердца замедлялось. Можно призвать дух мамы, для этого лишь необходимо вновь начать винить во всем себя. Страданий и слез в душе достаточно, чтобы утопить целую армию.
Выполнить это просто; она считала себя повинной в гибели мамы много лет, с того дня, как пришла повестка. Она сожалела о своей уступчивости и послушании, о том, что не возражала маме, когда та отправляла маленькую Джейн в безопасное место. Если бы она кричала, плакала, капризничала, настойчиво сопротивлялась, тогда мама повезла бы ее в Ларрентон и осталась с ней.
Дыхание выровнялось, появилось некое подобие ритма. Пожалуй, она смогла бы содрать корку с затянувшихся ран, если бы это помогло встретиться с мамой. Вполне рабочий вариант, можно проверить, способна ли она желанием влиять на реальность.
Ведь она жива. Возможно, ей не хватает самообладания, но не жизненной силы. Пока она способна мыслить и понимать, будет идти вперед снова и снова. Она готова отказаться от идеи встретиться с матерью; она виновата в том, что Августин в заточении, и, если не получится спасти его, она вызовет его дух. Результат будет стоить всех страданий, она увидит его, поговорит, сможет обменяться мнениями, хотя бы в каком-то смысле он будет с ней. Мысль ранила, но с болью пришла уверенность. Все логично. И вот уже уменьшилось давление в груди, голова стала не такой тяжелой.
Джейн когда-то сказала Августину, что смерть всегда побеждает, однако теперь не столь уверена в этом; теперь она знает, что хотя бы в потустороннем мире все невозможное возможно. Смерть нельзя победить, но последствия можно подкорректировать, исправить. Впереди еще пять ночей. Августин не явился к ней, значит, он жив.
Джейн заставила себя сесть и расправила плечи.
У нее достаточно доказательств того, что магия работает, осталось лишь выполнить задуманное.
Глава тридцать шестая
Джейн начнет с места, на котором остановилась прошлой ночью. Элементы ритуала, математические подсчеты, круги — все необходимое в неизменном порядке. Ночью может появиться Рентон. Или Элоди с очередной подсказкой. Даже противостояние и конфликты с ними могут принести пользу, позволить узнать новое.
Нужно лишь выполнять все в срок и не спать. Устроившись в библиотеке, Джейн прислонилась спиной к стеклянной стене в надежде, что холод взбодрит, и открыла трактат. Возможно, она найдет для себя что-то важное, учитывая перемены в жизни. Она читала философские рассуждения, поэтические зарисовки, раздражавшие всего неделю назад, что-то пролистывала; если не улавливала смысл доказательства, возвращалась и погружалась в детальное изучение. Прочитанные ранее эзотерические тексты обретали новый смысл, каждое утверждение имело свою вибрацию, отчетливо ощущавшуюся при внимательном взгляде на страницу. Автор соединил ноль с пустотой, которая не имела ни начала ни конца и длилась вечность. Бесконечность и ноль — одно и то же. Разница лишь в том, что бесконечность — величайшая вещь в мире, а ноль — самая ничтожная. Две противоположности одного.
Определенно, в этом есть глубинный смысл. Кривые уравнений приближались к нулю, а составные части устремлялись к бесконечности. Другая кривая, сложноколеблющаяся, казалось, сходила с ума и, приближаясь к нулю, включала в себя все значения. Джейн пыталась уловить мысль автора, начертившего треугольники на всем пространстве страницы так, что не оставалось и дюйма свободного места. Причина, как выяснилось далее, заключалась в том, что для достижения нуля требовалось бесконечное число треугольников, даже если пространство для их размещения ограниченно.
Это невозможно. Невозможно.
И тем не менее так было. Никакого изъяна, все логично.
Очень скоро Джейн ощутила, что острота восприятия, дарованная кокаином, исчезает. Переждав немного, вновь чертила на бумаге, пытаясь подтвердить идеи и, возможно, генерировать новые, но фигуры перед глазами расплывались. Голову удавалось удержать с трудом. Перо то и дело падало на пол.
Вторая инъекция далась легче первой — в другое место; прикосновение к точке первого укола причиняло боль. Закончив, Джейн написала чернилами на руке рядом с уколом имя Августин, чтобы не забывать о цели. Сейчас это особенно важно, ведь думать приходилось о многом, а исследования масштабны и глубоки. Бессонница лишь усугубляла ситуацию.
В библиотеку Джейн вернулась полная сил. В голове роились несоответствия в математических расчетах. Она взяла перо и вернулась к прерванному делу. Вскоре на полу не осталось свободного места, и она перешла в коридор, принялась рисовать круг на стене, прорывая обои, когда заканчивались чернила. Отступив, спиной она уперлась в оштукатуренную поверхность и представила круг, вырастающий из нее, как труба, тянущаяся к противоположной стене. Она зависла в пространстве и в разрезе ничем не отличалась от остальных нарисованных кругов.
Джейн тщательно все измерила три раза. Раскинула руки, расставила ноги и проверила, чтобы кончики пальцев касались линии изнутри. Затем сжалась, подобрав под себя руки и ноги, и еще раз убедилась, что диаметр круга превышает ее рост в три раза.
Она меняла способы визуализации стены, копала рвы, оборачивала себя листами металла. Прошла по внутреннему периметру и встала, замерев, в центре. Зажгла свечи и травы, с громким криком отшвырнула тетрадь, которая поскользила по полу коридора. Ничего из сделанного не привело к переменам ни внутри ни снаружи. И все же надежда жила. Круги… они статичны. Но в круге крипты под Линдридж-холлом были и другие фигуры. И что это меняет?
Медленно опустилась ночь. Джейн нарисовала три концентрических круга, стала возводить стены, и они образовались почти мгновенно, отчего даже закружилась голова. Что-то новое, необычное! Если бы не усталость, она бы плясала от радости. Остатки мха и земли Джейн теперь экономила, опасаясь снижения потенциала, но внутри ощущалась энергия мощнее прежнего.
Очевидный прогресс. Она добилась успеха.
Джейн сделала перерыв лишь на ритуальную еду, предварительно достав из ледника водоросли. Пальцы путались в них, проглотить удавалось с трудом, преодолевая боль в горле. «Учение Семи» дало ей лишь общие представления о структуре магических операций, но сомневаться в их действенности не приходилось. Тому доказательство — изменения, которые Джейн увидела в яйце на рассвете. Пережевывая пищу, она размышляла, верно ли описание ритуала. Идеи из книг Августина представлялись полотном, сотканным из разрозненных нитей. Впрочем, возможно, правила остаются таковыми, их не изменят обстоятельства. Ритуал лишь направляет энергию мага, в нем могут быть допустимые отклонения.
Некоторые возможности Джейн уже видела и воспользовалась ими, — например, порции болотного мха и могильной земли выбирала произвольно, день ото дня они становились меньше. Кроме того, придумала процедуру, замещающую нечто ей непонятное. Может, ей удастся ускорить процесс? Изменить ход времени, чтобы Августин скорее выбрался из западни, где страдает от жажды, голода и холода?
К полуночи Джейн спустилась в кухню пересчитать оставшиеся яйца — для предстоящих утренних ритуалов достаточно, значит, можно позволить себе эксперимент.
Цель и знания — это главное. Следовательно, надо быть очень внимательной, совершать действия осмысленно и не упускать детальное описание того, что должно произойти в конце. Джейн всегда держала перед глазами образ Августина (здорового и невредимого, желавшего поцеловать ее и обнять так же уверенно, как и спасти своих пациентов), особенно в моменты, когда готовилась к очередному этапу.