Джейн сидела в центре круга в надетом неаккуратно, наспех платье, ее поза подчеркивала выпирающий живот. Мел дрожал в пальцах, и линия получилась местами неровной, однако энергия и защита появились сразу — круг ожил. Прочитав заклинания, она разбила яйцо. Надежда не покинула ее, вопреки всему. Желток целый, однородного цвета. Оставалось лишь гадать, в том ли причина, что это второй утренний ритуал за день, или в том, что Джейн нарушила правило воздержания от плотских утех, к тому же заснула. Впрочем, так ли это важно? Вместо этого Джейн задумалась о том, как возводила круг в кабинете и почему Августин легко пересек черту, а Оррен даже не попытался. Августин тогда даже не дрогнул, не растворился в воздухе. Более того, прикосновения подсказывали, что он такой же живой человек, как она.
Но и Рентон считал, что существует. Как и Абигейл. Джейн ждала, что будет с первым, кто попытается войти в круг. Ей, несомненно, помогла Элоди, и Оррен отступил, значит, она победила.
Но Августин пересек черту, несмотря на замурованный подвал. Простейшая логическая цепочка: дух смог войти в круг; она ошиблась; Августин умер; она проиграла.
И что же теперь?
Покинуть Линдридж-холл? Идти в магистрат и признаться? Но в подвал никак не проникнуть, тело невозможно обнаружить. Она никогда не умела лгать, ей не сыграть роль скорбящей вдовы. У боли в груди появились клыки и когти, она разрывала изнутри ее сердце и легкие. Можно поехать в Камхерст к чете Каннингемов, они помогут найти способ зарабатывать на жизнь. Начать сначала, вести жизнь маленького человека, как до знакомства с Августином.
Но Джейн не хотела уезжать.
Не желала начинать сначала. Еда заканчивалась, оставшегося не хватит на семь дней, как и дров для обогрева помещений, водопровод сломан, нет воды и множества других необходимых для жизни вещей, но она не могла выйти из дома за покупками. Чувствовала ли она себя обязанной мужу, считала ли своим долгом спасти его? Или эгоистично желала триумфа, хотела достичь понимания необъяснимого, утопая при этом в ошибках, досаде и стыде?
Да, ошибка. Где-то в процессе она допустила ошибку. Есть ли способ вернуться в тот момент и все исправить, найти переменную и вместо нее вставить новую величину? Вдруг ее подвело не самомнение, а слабость? Желание прикоснуться к Августину как раз и помогло ему добраться до нее. Его следовало остерегаться, не доверять ему, в глубине души знать, что он явился причинить ей боль, но вместо этого… она сделала все, чтобы не увидеть очевидное. Закрыть глаза на боль.
Джейн оглядела неаккуратную линию вокруг себя, неравномерно насыпанную соль — где-то кучками, где-то с пропусками. В этом дело. Вот отправная точка всех ее проблем. Она вытянула руки, чтобы ощутить кончиками пальцев вихрь, и он скользнул по выстроенной стене. Она принялась возводить ее выше, добавляя камень за камнем.
Сила ее росла, от осознания этого стало немного легче. Она не выдержала, не закончила ритуал, возможно потеряла Августина навсегда, но у нее осталась магия. Стена становилась все выше и прочнее, действительность стала отдаляться и блекнуть. Комната наполнилась утренним светом, но уже не таким ярким. Очертания мебели утратили четкость, стены и потолок отдалились — настолько, что с трудом удавалось разглядеть линии, со стороны похожие на карандашный набросок. Созерцание умиротворяло и успокаивало. Внезапно щеки обожгли слезы. Мир исчезал, и она вместе с ним. Существовали ли всегда в этом пространстве ласковое утешение и сладостная пустота? Легкие привычно расширялись и опадали, она знала, что получит нужную порцию воздуха, но и это, казалось, происходило не в ней. Нематериальное тело пребывало во власти экстаза, испытывало высшее наслаждение, идеальное по звучанию, затмевающее все остальные чувства.
Впрочем, нет, не все. Джейн ощущала движение внутри — так матери описывали толчки младенца в утробе. Стараясь отвлечься от болезненных ощущений, она вернулась к стенам, стремясь сделать их еще выше, получить больше наслаждения, стать ближе к источнику благодати. Вместо этого она ощутила мучительную боль. Масса внутри пульсировала, боль такой силы ей никогда не доводилось ощущать прежде. Она закручивалась и пронзала насквозь. Схватившись за живот, она упустила вихрь, и стена стала ниже на несколько футов. Следом утихла боль. Неизвестная масса внутри нее волшебная. Когда все вокруг меркло, клубок внутри оживал, двигался, издавал звуки вместе с ней. Интересно, почему боль нарастала по мере того, как становилась выше стена, а мир отдалялся? Еще одна подсказка? Или новая переменная величина?
Громкий хлопок напугал ее, неторопливые шаги в холле и голоса заставили насторожиться. А потом в дверном проеме возникли миссис Лутбрайт и миссис Перл. Образы выглядели расплывчатыми, будто нарисованными наспех, без внимания к деталям. Она лучше чувствовала женщин, нежели видела. Миссис Перл отшатнулась в ужасе, увидев Джейн, и прошептала что-то для нее неразборчивое, миссис Лутбрайт же, напротив, решительно бросилась вперед со словами:
— Я не позволю этому продолжаться, миссис Лоуренс!
Она не видела защитную стену, потому прошла сквозь нее, и та не удержала женщину, не выгнулась, как околоплодный пузырь. Словно кухарка переступила просто через линию из мела и соли. Мир вновь нахлынул волной и увлек в себя Джейн.
В следующую секунду ее стошнило.
Миссис Лутбрайт обошла лужицу, взяла ее за руку и потянула вверх.
— Пойдемте, мы привезли карету, — сказала она и довольно грубо потащила Джейн в коридор. Миссис Перл шла рядом, вытянув руки, будто готовясь поддержать, но все же стараясь не прикасаться.
— Женевьева! — рявкнула кухарка.
— Может безумие быть заразным? — послышался со стороны голос горничной.
Джейн пошатнулась, сил с трудом хватало в том числе на поддержание нити разговора. Слишком остро ощущались шум испытываемых эмоций и боль. Она завыла, сгорбилась и попыталась вырваться, но миссис Лутбрайт даже не ослабила хватку. Она слаба, слишком слаба для сопротивления. Только сейчас она поняла, что мышцы будто свело судорогой, они отказывались работать в согласии, как прежде. С мольбой в глазах она посмотрела на миссис Перл:
— Прошу, отпустите меня! Я стараюсь вернуть его. У меня получится, я знаю, получится. Я должна его вызволить, должна…
Миссис Перл сделала несколько неуверенных шагов к ней. Надежда мелькнула, но сразу потухла, когда горничная сжала другую ее руку. Женщины поволокли ее к входной двери.
— Он в доме! — из последних сил выкрикнула Джейн.
Они остановились.
— Милосердный Создатель, — прошептала миссис Перл, переводя взгляд с Джейн на кухарку и обратно. — Надо сообщить в магистрат. Он умер в доме?
— Вы должны помочь. Он в западне. Вы видели, что дверь в подвал исчезла, ее нет? Дом его не отпускает!
— Вам нужны отдых, еда и покой. — Миссис Перл бросила беспокойный взгляд на миссис Лутбрайт. — Вам мерещится несуществующее, мадам.
— Нет же! — взвизгнула Джейн и рванула изо всех сил. Ей удалось освободиться, но, не удержавшись, она упала на пол и стала отползать. — Я понимаю, что вижу! В этом доме полно призраков, однажды Августин солгал мне, но больше я не позволю. Этот дом проклят. Они забрали его к себе, убили, и только я могу освободить… его освободить. — На кончиках пальцев за несколько дней ритуала сохранились крупицы мела и соли, потому она быстро очертила в воздухе полукруг. — Я не позволю! Вы меня не тронете!
— Миссис Лоуренс… — произнесла миссис Перл и в следующую секунду пропала.
Холл мгновенно уменьшился, дверь исчезла.
Джейн осталась одна.
Глава тридцать восьмая
Посреди холла от пола до сводчатого потолка возвышалась стена из уже знакомого необработанного камня, белого и прохладного. Ее, сама того не желая, каким-то колдовским способом создала Джейн. Не думала и не пыталась, как с книгой или кругами, однако сделала, хватило одного желания остаться в одиночестве. Все случилось в одно мгновение и потрясло Джейн.
Она долго сидела, глядя на камень и прислушиваясь к голосам по ту сторону, однако если миссис Перл и миссис Лутбрайт не ушли, то молчали. Скорее всего, их все же там нет, но они живы, она не навредила им совсем не благими мыслями.
Что же произошло с миром за пределами Линдридж-холла? Что она увидит, посмотрев в окно? Мягкие волны холмов по-прежнему существуют? А фермы на близлежащих землях, засыхающее дерево перед домом? Ларрентон, Камхерст и города за ними, которые она не только не видела, но и не слышала о них, — они существуют?
Страх мешал выглянуть в окно.
Он был иной природы. Джейн неотрывно смотрела на стену, ощущая, как страх растекается по конечностям, утяжеляя их. Он способен задушить ее. Стена напоминала ту, что замуровала вход в крипту, и пугала. Вывод возник сам собой — это сделала сама Джейн. Испугавшись, она оградила себя от Августина. Она не стояла в круге, — возможно, аура магии, накопившаяся в доме за десятилетия, помогла Джейн запечатать подвал.
Появление слуг вызвало панику, они тащили, желали помочь, она же мечтала остаться в одиночестве и в безопасности. И появилась стена.
Августин умер, и это случилось из-за нее.
Появился соблазн во всем обвинить Августина. Он напугал ее безумным блеском в глазах и речами, отказом признать колдовское влияние духов. Они подпитывали самоуверенность опытного врача, оглушили его своими чарами. Но Джейн успела полюбить мужа, он изменил ее нежностью и трогательной заботой. Вина его и в том, что он ответил на ее чувства и, как всякий влюбленный, стал слабым и уязвимым, особенно когда пытался ее спасти.
И все же Августин не заслужил смерти. Она совсем не хотела его убивать.
Если страх пробуждал в ней силу, способную возвести стену, почему же теперь, справившись с ним, она не может ее убрать? Почему пришлось отказаться ото сна, чтобы узнать то, что, по сути, не нужно?
В голове сами собой всплывали тысячи ответов: потому что она не чувствовала себя уверенно, когда пыталась вернуть дверь, совсем не так, как когда воздвигала стену в холле; потому что остаться в одиночестве желала во сто крат сильнее, чем спасти Августина; стремление увидеть несоизмеримо слабее собственной вины, подталкивающей к действиям. Джейн вспомнила чувство счастья в объятиях духа Августина и возненавидела себя.