Последующие четыре дня Джейн по большей части находилась без сознания. Изредка приходя в себя, видела лежащего рядом мужа. Обломки Линдридж-холла повредили ему ногу, но это не мешало устроиться рядом и не выпускать ее из объятий. Нога с наложенной шиной прижималась к ее бедру, и вскоре Джейн обнаружила, что дыхание и тепло Августина дарили не меньшее облегчение, чем опиум от болей в животе.
С визитом приходили из магистрата, слуги и даже Абигейл Ю, желавшая увидеть выхаживавшую ее женщину. Джейн пряталась ото всех в спальне, не готовая управлять чувствами и эмоциями, а также предстать перед людьми во всей силе. Встреча с мистером Лоуэллом, однако, стала неизбежным исключением, ведь, несмотря на благополучный исход, он ей не доверял. Она часто слышала, как он бродит по коридору, недоумевая и задаваясь все новыми и новыми вопросами. Он приносил еду, но ни разу не произнес ни слова. Августин предложил заменить его кем-то, кто будет относиться не столь предвзято, но Джейн отказалась. Она заслужила его сомнения и осуждение.
Августин проводил все ночи в клинике, но чувствовал себя хорошо. Джейн радовалась этому больше, чем он сам; казалось, он забыл недавнее прошлое, хотя с удовольствием вспоминал учебу в университете. О клубе магов, Хант и друзьях упомянул вскользь, но подробно рассказал об Элоди, родителях, радостях и потерях юности, жизни до того, как все в ней рухнуло.
Поначалу Джейн воспринимала лишь половину им сказанного, но с каждым днем все больше крепла. Инфекции удалось избежать, швы не гноились и зажили быстрее, чем можно было надеяться, хотя на коже, конечно, останутся шрамы.
Через неделю после смерти Джейн уже сидела в постели и читала справочник фармацевтических препаратов с указанием состава. Внизу Августин принимал пациентов. За окном солнце опускалось к горизонту, хотя до наступления темноты оставалось не меньше часа. С каждым новым закатом и рассветом ощущение скребущих по горлу когтей становилось не таким явным. С дороги послышался стук колес о каменную мостовую, показавшийся неожиданно близким и громким.
Джейн напряглась, предчувствуя катастрофу, но сдержала возглас, когда входная дверь открылась.
В дверях появилась Авдотья Семеновна Низамиева. Она почти не отличалась от той, какой Джейн ее запомнила: стройная, темноволосая, с резкими чертами лица. И она не сводила глаз с Джейн. Не дожидаясь приглашения, сразу прошла к постели.
— Где мой муж? — спросила Джейн. Не готовая к встрече, она растерялась.
— Внизу с пациентом.
Доктор Низамиева опустилась в кресло, которое принес сюда Августин.
— Он послал за вами?
— Нет. Ваша экономка написала мне после того, как вы ее выгнали из Линдридж-холла. Сказала, что обнаружила вас голой, перепачканной грязью, и за это вы ее уволили. Она пришла отвезти вас к врачу, а вы кричали, что убили мужа.
Джейн вздрогнула, смущенно отвернулась и посмотрела на дверь, ожидая увидеть санитаров клиники, но доктор Низамиева, похоже, явилась одна.
— Все было не совсем так, но мне понятны причины ее огорчения. Мы прошли тяжелые испытания.
Джейн надеялась на понимание Низамиевой, полагала, что доктор напомнит о ритуале, описание которого сама же прислала, осведомится, как он прошел.
Вместо этого женщина достала небольшой блокнот.
— И почему же так случилось? — Спокойный тон заботливого, внимательного врача, пытающегося составить список симптомов для постановки диагноза.
— Я была в отчаянии, — смущенно признала Джейн. — Нездорова. Доктор Лоуренс объяснил, что новообразования, такие как у меня, вызывают перегрузку всех систем организма.
Вместе с недостатком сна, скудным питанием, постоянным напряжением, которое требовалось для дела. Доктор Низамиева не могла этого не понимать.
— Горе, безусловно, тревожит разум. — Доктор нацарапала несколько строк. Джейн за это время пришла к выводу, что манера разговора ее значительно отличалась от прежней. В последнюю их встречу, несмотря на резкость, назидательность тона, проглядывала очевидная заинтересованность, которую сейчас сменила отстраненность. Низамиева не упомянула о своей роли, об «Учении Семи», как и о своих предупреждениях и наставлениях.
— Тем вечером в Линдридж-холле, — осторожно начала Джейн, — вы просили меня считать верным все, что скажете. Я повторила это мужу, и он внезапно вспомнил, что верит в существование магии. Слова что-то изменили в его сознании.
«Все предрешено», — зазвучал в голове голос Рентона.
Доктор Низамиева растерянно огляделась.
— Я просила?
Сердце екнуло. Джейн отчетливо помнила этот их разговор — лучше, чем все прочие. Пожалуй, стоит внимательнее подбирать слова, не делать резких движений, когда реальность напоминает зыбкий песок. Но Низамиева точно знает, что случилось.
— Вы ведь не только врач, правильно? — прошептала Джейн.
— Я занимаюсь разными вещами, помимо профессии. Выражайтесь конкретнее, миссис Лоуренс.
— Вы не признавали себя ведуньей, говорили, что не занимаетесь магией.
— И это правда.
В горле пересохло. Живот схватило от испуга и досады.
— Вопрос семантики? Я подобрала неверное определение? Вы…
Джейн замолчала и вцепилась пальцами в одеяло. Нельзя показывать тревогу и волнение. Один глубокий вздох успокоил, и она продолжала:
— Вы не участвуете в тех играх, которыми так увлечены доктор Хант и ее друзья, но не отрицаете, что магия существует.
— Если и так, это вовсе не вопрос веры, — ответила доктор Низамиева.
Пожалуй, но в каком смысле лично для нее?
— Хотите сказать, что занимаетесь магией, миссис Лоуренс?
Низамиева — человек рациональный. Джейн знала, как ответить: как здравомыслящая женщина.
— Нет. Конечно, нет. Магии не существует. — Она выдержала пристальный взгляд Низамиевой, не дрогнула, не сдалась.
Среди людей есть маги, но они обе не принадлежат к их числу. Разумеется, нет. Если Джейн в какой-то момент снова в этом уверится, непременно потеряется в глубинах мироздания. Будь она раньше уверена, что магии не существует, все давно бы закончилось. Она уже не могла возвести стены по кругу, духи не появлялись в ее жизни, а муж стал обычным человеком, как все мужчины, — отчего же ее влекло к вымышленному?
Из-за его пользы? Из-за доли содержащейся в нем правды? Но правда есть и в другом.
— А ваш муж?
— Он давно не участвует в этих играх.
— Извините, но я уточню: вашему мужу известно, что с ним произошло?
Грудь Джейн сжалась, не позволяя вздохнуть.
За долгие, слившиеся в один дни выздоровления она забыла о том, что пережила в том сумрачном, призрачном мире, граничащем со смертью.
Зияющие прорехи на теле Августина, доказывающие, что перед ней не тот человек, за которого она выходила замуж. Воспоминания, нахлынувшие, словно дурман видений. А следом картины последних дней ритуала, безумное лицо с взлохмаченными волосами, разрастающаяся инородная ткань, способная уничтожить их обоих, но давшая обоим свободу. Легче всего поверить, что она одержала победу или вовсе не пережила никаких испытаний. Ведь человека нельзя вернуть из мира мертвых, а муж здесь, рядом с ней, теплый и настоящий. Неужели все опять не такое, каким кажется?
Кое-что ее настораживало. Тень, мелькнувшая в зеркале. Провалы в памяти Августина.
Нечто, способное доказать, что перед ней не прежний Августин, а другой.
Могла ли доктор Низамиева понять это по одному беглому взгляду на него в коридоре?
— Не понимаю, о чем вы, — наконец произнесла Джейн, не справившись с дрожью в голосе.
— О его долгом отсутствии. Где он был?
Еще один наводящий вопрос, подталкивающий к краю пропасти. Джейн хотелось раскричаться, осыпать Низамиеву оскорблениями и вытолкать за дверь. Но через мгновение все прошло. Они с Августином уже продумали объяснение для всех.
— В подвале, — ответила Джейн. — Лабиринты его коварны, он заблудился и оказался в западне. Он сломал их стены, отчего рухнул весь дом. Разве вы об этом не слышали?
— Он отправился в подвал вместо клиники, где его ждали пациенты? Не понимаю… — произнесла доктор и продолжила: — Насколько мне известно, вы утверждали, что Августин покинул дом и вы тому свидетель. Но мистер Лоуэлл говорил, что люди из магистрата обыскали окрестности.
— Я ошиблась. Из-за усталости. Августин собирался уходить, но я уснула прежде. Должно быть, он спустился в подвал за книгами, которые там хранил. По медицине. Конечно, находиться там опасно, но в помещении не так сыро, как в комнатах.
Доктор Низамиева бывала в кабинете Августина. Ложь далась Джейн легко, в глазах собеседницы она не уловила и намека на сомнение. Как и доверия.
— Прошу меня простить, — продолжила Джейн, прежде чем услышала еще вопрос, — но боюсь, придется просить вас оставить меня. Вы понимаете, после операции я обессилела.
— Разумеется, — кивнула Низамиева и встала. По темной юбке пробежали волны. Блокнот она закрыла и убрала в карман. — Перенесенные вами испытания весьма серьезны, я рада, что вам удалось выбраться на другую сторону.
— Благодарю. Я тоже рада; а больше всего тому, что Августин со мной.
Доктор Низамиева кивнула в знак прощания и направилась к двери, но в шаге от нее остановилась и вновь повернулась к Джейн.
— Не старайтесь от всех отстраниться, миссис Лоуренс. Возможно, через несколько недель или месяцев вы поймете, что одна не справляетесь. Если понадобится моя помощь, не раздумывая обращайтесь.
А потом она ушла — приглушенный стук каблуков донесся с лестницы. Джейн дождалась, когда откроется и захлопнется входная дверь, и только тогда дала волю слезам.
Стало легче. Но лишь оттого, что Низамиева не задержалась в доме, чтобы поговорить с Августином. Это лишнее доказательство, что доктор приходила посмотреть на нее.
— Джейн, — донеслось от входа. Она подняла голову и увидела в дверном проеме мужа, смотрящего на нее озабоченно. — Что с тобой?
Интонации Августина мгновенно иссушили слезы. Легкий приступ паники прошел. Совсем недавно Джейн мучали кошмары, но Августин всегда был рядом, сидел у ее кровати, гладил по голове — она доверяла ему. Сейчас даже больше, чем две недели назад.