Найда, оставшись между тем глаз на глаз с чертом, долго не могла опомниться: мнимый Явтух сидел перед нею за столом и пристально глядел на нее. Наконец, он шевельнулся, поправил ус, кашлянул и протянул к ней руки…
— Краля ты моя, Найда, садись возле меня. Да обними, да поцелуй.
Найда вскочила.
— Сгинь ты, окаянный, нечистый! — крикнула она и бросилась в другой угол хаты.
Бес засмеялся и кинулся вслед за нею. Найда, несмотря на то, что приходилось возиться с чертом, ловко увертывалась и отбивалась от него. Уж одна из лап нечистого ухватила ее за рукав рубашки, а другая порвала нитку красных гранатов, и те со звоном посыпались на стол и по лавкам; уж она почувствовала на своих щеках дыхание черта.
— Явтух, Явтух! — закричала она в отчаянии и, одним взмахом руки отбившись от объятий беса, кинулась в темный чулан, заперла за собою дверь и наложила на нее крестное знамение. Черт грянулся в двери и остановился. Найда в страхе смотрела в замочную скважину и увидела странные вещи…
Бес, принявший образ парня, сел за стол, придвинул к себе миску оставленных вареников, достал с полки здоровенную флягу водки и с голоду принялся закусывать. Все было тут же вскоре очищено. Тогда черт принялся выглядывать, как бы удобнее лечь спать. Мостился он долго и безуспешно. Лег на лавку — узко; лег на пол — холодно; лег на печку — жарко… Охмелевший бес подошел к столу, на котором месили тесто, и лег прямо в муку. Только и тут еще провозился немалое время: то ляжет так, что голова свесится, то ляжет так, что свесятся ноги. Наконец, он лег поперек стола, то есть в таком положении, что с одной стороны свесились ноги, а с другой голова, и заснул.
Найда подождала еще несколько времени, усмехнулась, отыскала впотьмах свою шубку, постлала ее на сундуке, начала молиться долго и не спеша, перекрестила все углы, окна и двери, легла тоже, свернулась клубочком и заснула, еще не оправясь от тревоги и волнения той ночи. И долго во сне ей мерещилось все, что она испытала, и пьяный сатана на столе, который храпел не хуже хмельного отца Найды, каким тот возвращался иной раз с ярмарки.
Ни жив ни мертв сидел Явтух на тополе, держась за ствол, и смотрел на непонятные вещи, происходившие вокруг него. Женщины, скинув покрывала, вошли в ограду пруда и стали скидать с себя серьги, золотые шапочки, пестрые туфли, наконец, стали расплетать длинные косы. Надобно сказать, что Явтух был вообще храбр и смел только со своим братом; женская же красота совершенно отнимала у него всякую прыть… «Боже мой, Боже! Что ж это будет?» — думал он, глядя из-за ветвей тополя на толпу раздевавшихся красавиц.
С криками и хохотом кинулись незнакомки к воде. Араб, зевая во весь рот, ушел в терем.
Красавицы между тем уселись на ступеньках ограды и, скидая с ножек башмаки, нехотя и шаловливо опускали ноги в холодные струи. Вот они расстегивают шелковые пояса, готовятся сходить в воду.
«Господи, Боже мой! Что ж это я делаю! зачем я смотрю на этих женщин? Ведь они совсем и не знают, что я тут…»
Недолго думая, спустился он с дерева на землю, поднял одно из покинутых покрывал и, закутавшись в него, сел на берегу пруда. Купальщицы его приметили.
— Это кто? — закричали они.
Явтух закутался с головой.
— Это ты, Ханым?
— Это ты, Шерфе? — заговорили купальщицы и стали плескаться, прыгать и возиться, как маленькие рыбки.
«Ну, — думал Явтух, жмуря глаза, — что-то будет дальше?»
— Да что ж ты молчишь? Выходи, раздевайся и полезай в воду, купаться с нами.
— Ай, усы!!! — закричали вдруг некоторые, и все пугливо бросились в воду.
— Что вы испугались, добрые пани? — проговорил Явтух. — Я — мещанин из Изюма.
— Э! Да это и вправду казак! — сказала одна из красавиц по-русски.
— Ну да, казак! — прибавил Явтух. — Лукавый бес занес меня и опустил вон на ту башню.
Возгласы изумления раздались из воды.
— А скажите, пани, где это мы теперь… то есть какой это город?
— Бахчисарай.
— А далеко это будет от Изюма?
— Считай сам; это — столица Крымского царства…
— Крымского царства! — вскрикнул Явтух, всплеснув руками. — Ведь это еще дальше Мелитополя будет!
— Тс! что ты! не говори так громко, а то как раз разбудишь всех во дворце, — сказала незнакомка. — Ложись лучше в этот ящик, мы оденемся и тебя потихоньку пронесем в наши комнаты.
— Да кто вы такие? — спросил Явтух, занося ногу в ящик.
— Мы — жены крымского хана! Лежи смирно.
И красавицы бережно понесли его в терем.
Когда Явтух почувствовал, что ящик снова опустили, он приподнял крышку и встал на ноги. Стены гарема, где он очутился, были обтянуты красным сукном. По полу валялись подушки. Зеркало над камином было обито фольгою. Дрожащий свет лампады, из разноцветных стекол, лился с потолка, и легкий дым курильницы, стоявшей у завешанной двери в другую комнату, стлался по полу. Явтух не мог надивиться на все это и, подняв голову, оглядывался по комнате.
— Какой хорошенький! — сказала одна из красавиц по-своему.
— Какой страшный, да усатый! — прибавила говорившая по-русски.
— Давайте, сестрицы, свяжем ему руки да оденем его в наши наряды! Ведь одели же его где-то казачки в юбку.
— Ах, да какой он смешной! — закричали остальные, хлопая в ладоши и еще теснее окружая гостя.
Явтух вежливо и молча стоял перед ними.
Одна из жен обратилась к нему с просьбой:
— Повесели нас твоими рассказами; какою силой занесло тебя сюда?
Просьбу эту ему перевели. Явтух почесал за ухом.
— Да что же такое я вам, пани-матки, расскажу? Я, право, и не знаю; язык как-то… того… не ворочается!
— А вот мы его подмажем! — сказали более догадливые.
И с этими словами его усадили на мягкие подушки, поставили перед ним низенький столик, а на столик большое блюдо с яблоками, персиками, виноградом и татарскими пряниками, и принесли ему ханский кальян.
— Начать с того… — заговорил Явтух.
И всю ночь рассказывал он красавицам свои похождения, которые тут же переводились. Когда на подносе не осталось уже ничего, Явтух встал и, покачиваясь, сказал:
— Теперь уж все! Теперь уж я пойду отсюда…
— Как пойдешь? — спросили с удивлением красавицы.
— Да, мне пора уж домой.
В комнату проникал бледный рассвет зари.
— Ах, какой ты чудной! Ведь сам же говоришь, что от твоей родины до нас чуть не тысяча верст.
— И то правда! — вздохнул Явтух, почесывая за ухом. — А впрочем, нет, уж лучше я пойду!
— Да ведь вокруг дворца течет речка, и часовые стоят у поднятых мостов! Если тебя увидят да поймают, то приведут поутру к хану, на дворцовом мосту отсекут тебе голову, положат тебя в мешок да так, без головы, и бросят в воду.
— Э, нет, я уж лучше пойду! — твердил Явтух, пробираясь сквозь толпу красавиц к двери.
— Так хоть, по крайней мере, погоди ты, бешеная голова! Мы тебя вынесем опять в ящике в сад, и ты опять влезешь на крышу, оттуда спустишься на улицу; авось найдешь в городе какого-нибудь жида: он тебя и вывезет в таратайке, под мешками.
И, уложив его снова в ящик с нарядами, красавицы вынесли его в сад, Явтух толкнул крышку и оглянулся вокруг себя.
Месяц опустился за гору, и румяная полоса на другом конце города выказывалась из-за плоских крыш. В воздухе свежело. Роса сверкала на листьях цветов. Отблеск зари прокрадывался по островерхим минаретам, плоским крышам саклей и по трубам позолоченных кровель ханских дворцов.
Явтух протер глаза: что это такое? Перед самым его носом торчит опять вчерашняя рыжая старушонка.
— Не унывай, казаче! — говорит она. — Прости меня и забудь прошлое; дай только мне найти да порядком проучить того косолапого, что тебя вчера обидел, так и мигом тебя донесу домой.
— Кого найти, какого косолапого? — спросил с изумлением Явтух.
— Черта! — ответила ведьма. — Моего губителя, изверга! Он теперь заперся на мельнице с твоею невестою и сидит там всю ночь, окаянный.
— С моею Найдою? — закричал во все горло Явтух и так ухватился за тоненькую лапу ведьмы, что та невзвидела света. — Неси меня, распропащая твоя душа! Неси, а не то, вот клянусь тебе, измелю тебя в табак!
И, вскочив на спину ведьмы, Явтух стиснул ее коленями, засучил рукава и поднял здоровенные кулаки. Ведьма сперва пошатнулась, заскреблась лапками, как мышь; но потом понемногу выпрямилась, подпрыгнула и стала подниматься с парнем на воздух. Она полетела сперва к крыше терема, потом через двор к мечети, а наконец, стала косвенно подниматься кверху. Ханская стража заметила их. Во дворе, в саду и на улице поднялся сильный переполох. Махали саблями, раздавались крики, даже послышался ружейный выстрел. Но трудно было догнать улетевших, поминай как звали…
Сидя на плечах ведьмы, Явтух недоумевал, как это она, не двигая ни руками, ни ногами, летит быстрее облака, гонимого ветром. В это время он поднялся так высоко, что кое-где на земле еще были сумерки, а он уже увидел вдалеке красный шар солнца, которое будто купалось в волнах большого озера, готовясь выкатиться в ясное небо.
— А какое это озеро, тетка? — спросил Явтух у ведьмы.
— Это — Черное море! Там много хорошей тарани, да и всякой другой рыбы.
— Э! — подумал Явтух и отшатнулся.
Прямо в глаза ему налетела легкая прозрачная тучка, и он исчез в ней, точно в волнах серебристой кисеи. Когда он вылетел снова на свет, в его волосах и на рубашке блестели капли росы, а тучка далеко-далеко внизу виднелась лиловою точкою.
В иных местах, когда уж несколько рассвело, он увидел в воздухе ранних жаворонков, у которых глаза еще спали, а они уже поднялись в небо и славили своими песнями восходящее солнце.
Из трубы какого-то села вылетел, в серебряной одежде, светлый дух, держа на руках что-то.
— Это что такое? — спросил Явтух.
— Это ангел Божий уносит в небо только что умершую девушку!
«Уж не моя ли Найда?» — вздохнул Явтух.
В другом месте он совершенно наткнулся на распластанно