После того происшествия слава Мугэн-канэ вышла далеко за пределы деревни, и многие следовали примеру Умэгаэ, уповая на ту же удачу. Попытал однажды счастья и некий беспутный крестьянин, живший в окрестностях Мугэн-ниямы на берегу Оигавы. Добро свое он давно пустил по ветру и вот нашел легкий способ обогатиться: слепил у себя в саду из грязи колокольчик, мысленно нарек его Мугэн-канэ и расколотил палкой, во всю глотку оповещая мир о своем желании завладеть несметными сокровищами.
Вдруг прямо перед ним как из-под земли выросла женщина в белых одеждах и с длинными развевающимися волосами. В руках она держала горшок с крышкой. «Я пришла ответить на твои молитвы надлежащим образом. Возьми этот горшок». С такими словами женщина вручила горшок просителю и растворилась в воздухе.
Счастливый крестьянин бросился в дом, сообщил жене радостную весть и водрузил перед ней закрытый горшок, который, надо заметить, был тяжелый. Они вместе сняли крышку, и оказалось, что сей волшебный сосуд до самых краев наполнен…
Нет уж, увольте, ни за что не скажу, чем он был наполнен.
Дзикининки
Однажды монах по имени Мусо Кокуси, приверженец учения дзен, заблудился среди гор и холмов, странствуя по провинции Мино, и некому было указать ему дорогу. Долго он бродил, так никого и не встретив, и уже отчаялся отыскать ночлег, как вдруг на вершине пригорка, освещенной последними лучами закатного солнца, приметил хижину-андзицу – из тех, что строят для себя буддисты-отшельники. Хижина была совсем обветшалая, тем не менее Мусо устремился к ней со всей поспешностью и, обнаружив на пороге старого монаха, попросил у него прибежища на ночь. Старец решительно отказался приютить путника, однако объяснил ему, как добраться до крошечной деревушки в ближней долине, – там его, дескать, непременно накормят и уложат спать.
Мусо без труда нашел деревушку, в которой насчитывался всего-то десяток домов, и его любезно приняли в жилище старосты. В большой гостиной, как он успел заметить, собралось человек сорок – пятьдесят, но странника хозяева сразу проводили в небольшую комнату, обеспечив едой и постельными принадлежностями.
Уставший монах быстро заснул, хотя час еще был довольно ранний. Около полуночи его разбудили приглушенные рыдания, доносившиеся из-за перегородки. Открыв глаза, Мусо обнаружил, что раздвижные двери его комнатушки открыты и на пороге стоит молодой человек с зажженным фонарем в руке. Войдя в спальню, он почтительно поклонился и заговорил:
– Уважаемый господин, мой скорбный долг сообщить вам, что отныне я являюсь главой этого осиротевшего дома, хотя утром был всего лишь старшим сыном. Когда вы пришли к нам, утомленный долгой дорогой, мы, дабы избавить вас от чувства неловкости, не стали сообщать печальную весть о том, что мой отец умер несколько часов назад. Люди, которых вы видели в гостиной, – жители нашей деревни. Все они пришли сюда воздать последние почести усопшему. А теперь им надлежит отправиться в соседнее поселение и оставаться там до рассвета, ибо древний обычай запрещает нам проводить здесь ночь после смерти кого бы то ни было из жителей деревни. Мы совершаем поминальный обряд, делаем подношения богам и читаем сутры, а затем оставляем усопшего одного до утра. В доме, где лежит покойник, ночью творятся странные дела, а потому вам лучше тоже уйти с нами. Мы найдем вам уютное местечко для ночлега в другой деревне. Однако, может статься, вы, будучи монахом, не боитесь злокозненных призраков? Тогда, ежели вам не страшно будет провести ночь рядом с усопшим, мой дом в вашем распоряжении. Я все же должен предупредить вас, что никто, кроме честного священнослужителя, не осмелился бы сегодня здесь остаться.
– Премного благодарен вам за гостеприимство и доброе отношение, – сказал Мусо. – Но почему же вы не сообщили мне, что ваш батюшка умер, когда я только пришел? Дорога меня, конечно, утомила, но не настолько, чтобы я не смог выполнить свой священный долг. Предупреди вы меня сразу, я отслужил бы заупокойную службу немедленно. Что ж, теперь я буду читать над ним сутры после вашего ухода и останусь возле тела до утра. Не знаю, о каких опасностях вы мне толковали, однако в любом случае я не боюсь ни призраков, ни голодных духов, так что не извольте обо мне беспокоиться.
Молодой человек явно обрадовался такому повороту событий и надлежащим образом выразил благодарность. Затем он известил о любезном обещании монаха других членов семьи и собравшихся в гостиной односельчан, после чего те гурьбой тоже бросились благодарить Мусо.
– А теперь, достопочтенный господин, – сказал хозяин дома, – при всем нашем нежелании бросить вас здесь одного, мы все же вынуждены попрощаться. По местному обычаю, никому из нас не дозволяется оставаться в деревне после полуночи. Просим вас, добрый господин, позаботиться об усопшем и простить нас за то, что мы не сможем присутствовать на заупокойной службе. А если за время нашего отсутствия в доме будет происходить что-то странное и необъяснимое, непременно расскажите нам об этом утром, когда мы вернемся.
Все, кроме монаха, покинули жилище, а он отправился в комнату, где лежало тело старосты. Подле усопшего находились погребальные дары и горела маленькая буддийская лампадка-томё. Прочитав сутры и исполнив погребальный обряд, монах сел и погрузился в медитацию. Так провел он несколько часов в полной тишине – ни в доме, ни в опустевшей деревне не раздалось ни звука. А когда ночное безмолвие сгустилось до звона в ушах, перед ним вдруг возник призрак – огромная, размытая в воздухе тень, – и в тот же миг Мусо почувствовал, что не может ни пошевелиться, ни заговорить. Призрак между тем поднял труп, словно у этого призрака были руки, и принялся пожирать его быстро и бесшумно, как кошка мышь. Начав с головы, он заглотил труп целиком – не осталось ни волос, ни костей, ни даже савана. А расправившись с усопшим, страшная тень накинулась на погребальные дары и смела все подчистую. Затем она исчезла так же внезапно и таинственно, как и появилась.
Когда утром деревенские вернулись, Мусо поджидал их у дверей дома старосты. Все по очереди поприветствовали его, а войдя в дом, оглядевшись и не обнаружив там ни покойника, ни погребальных подношений, даже не подумали удивиться.
– Достопочтенный господин, – сказал молодой хозяин, – должно быть, вы пережили неприятную ночь. Мы все о вас тревожились и потому счастливы найти вас в добром здравии. Знайте: каждый из нас непременно остался бы с вами, будь у него такая возможность. Однако же закон нашей деревни, как я уже говорил вам, требует от жителей покинуть на ночь свои дома, если кого-то здесь постигнет смерть. Всякий раз, когда закон этот нарушался, на деревню обрушивались беды и несчастья. Если же он соблюдался в точности, местные жители, вернувшись наутро, обнаруживали, что тело и погребальные дары загадочным образом исчезли за время их отсутствия. Возможно, вы видели, как это произошло?
Тогда Мусо поведал людям о жутком призраке, который откуда ни возьмись появился в комнате и сожрал усопшего вместе с ритуальными подношениями.
Рассказ, похоже, никому из деревенских не показался странным.
– То, о чем вы нам толкуете, достопочтенный господин, всецело соответствует легенде, передающейся из уст в уста в здешних краях с давних времен.
– Неужто монах-отшельник, живущий неподалеку, ни разу не проводил в вашей деревне заупокойные службы? – спросил Мусо.
– Какой монах? – не понял молодой хозяин.
– Тот самый монах, что указал мне вчера дорогу к вам. Я попросился на ночлег в его андзицу на вершине пригорка. Он меня не впустил, но объяснил, как добраться сюда.
Слушатели начали переглядываться в изумлении, а хозяин дома, помолчав, сказал:
– Достопочтенный господин, в нашей округе нет никаких отшельников, и ни одной андзицу на пригорке. Более того, сменилось уже немало поколений, с тех пор как в здешних местах селились монахи.
Мусо предпочел не развивать эту тему, поскольку деревенские явно решили, что ему заморочил голову какой-нибудь зловредный дух. Однако, расспросив добрых людей о дороге и попрощавшись с ними, он вознамерился еще раз взглянуть на тот пригорок и убедиться, что ему не заморочили голову на самом деле.
Андзицу отыскалась без труда, а старый отшельник на сей раз пригласил его войти.
Когда Мусо переступил порог, старец распростерся перед ним в поклоне, восклицая:
– О, как стыдно! Как же мне стыдно! Ни за что себя не прощу!
– Вам нечего стыдиться из-за того, что не приютили меня на ночь, – улыбнулся Мусо. – Вы ведь показали мне дорогу в ближайшую деревню, и там меня очень хорошо приняли, спасибо вам за это.
– Я никого не могу приютить, – вздохнул отшельник. – И стыдно мне не от этого, а от того, что вы видели меня в моем истинном обличье. Ибо не кто иной, как я, нынче ночью сожрал у вас на глазах тело усопшего и погребальные дары. Знайте же, достопочтенный господин, что я – дзикининки[16], и пища моя – человеческая плоть. Сжальтесь надо мной, примите мою исповедь в недостойном поведении, кое стало причиной моего нынешнего существования.
Давным-давно я был буддийским священником в здешних малолюдных краях. В горах, простирающихся вокруг на многие ри[17], не сыскать было ни одного моего собрата, так что в те времена всех своих покойников местные жители приносили ко мне, порой преодолевая огромные расстояния, чтобы я справил заупокойную службу. А для меня чтение сутр и совершение обрядов было всего лишь заработком, я думал только о пропитании и одежде, коими мог меня обеспечить священный сан. Из-за своей жадности и низменных желаний сразу после смерти я превратился в дзикининки и с тех пор вынужден питаться трупами людей, умерших в этой местности. Каждого покойника я пожираю от макушки до пят, в точности как вы видели нынешней ночью… Теперь же, почтенный господин, я умоляю вас справить по мне службу