Вольфганг наплавался, и они отправились в рощицу. Пес лизал грязную землю и копался в прошлогодней листве. Почва, поросшая губчатым мохом, под ногами слегка проседала и сочилась влагой. На поверхности появлялась темная, как кровь, торфяная вода. Поднявшись, она окружала ярко-зеленые мшаные островки. Здесь всегда обнаруживалось что-нибудь необычное. Вольфганг как-то раз откопал розовую туфлю с высоким каблуком. А сама миссис Сагден чуть не наступила на огромные темно-синие с белым кантом трусы, набухшие от сырости и лишь слегка погруженные в воду. На вид — почти новые. Она обошла их стороной. Ее как будто током дернуло — даже не током, а резко так перехватило дыхание, на долю секунды замерли легкие, и в голове без кислорода похолодело.
Она могла себе представить — вот от внезапности испуга ты цепенеешь и ничего не можешь сделать. Предчувствовала: спазматическая судорога, потом несколько диких ударов сердца и тут же — безвольный покой. Когда думаешь, как это будет, легче преодолеть страх. Она воображала кого-то с пятидневной щетиной, неприятно пахнущего. Как он чуть-чуть сторонится, когда подбегает Вольфганг, скалясь от любопытства. Представляла себе кого-то молодого и мускулистого, не робкого десятка. Вот он убирает нож от ее горла, чтобы с ухмылкой отбиться от Вольфганга. Да и прыгнет он или нет, тоже еще не известно, честно говоря. Это был сварливый пес, кусался просто так, для забавы, не защищая. Когда был маленький, часто кусал других собак. Лез всегда к вялым и медлительным псинам покрупнее, которые не убегут и самого не тяпнут. Приходилось оттаскивать. Его глаза наливались кровью, белки становились алыми, как цветущий мак. Такой цвет миссис Сагден видела по телевизору на прошлой неделе — был репортаж из больницы, и показывали одну пенсионерку с отекшими веками, жертву уличного ограбления. Запомнилась каждая черточка, подробность: все морщинки землисто-лилового лица, жидкие седые с желтизной волосы, темные неснятые швы поперек брови и щеки, бледно-голубая шаль, но особенно — эти ярко-красные белки глаз.
За рощицей пролегала прямая дорожка. Часть ее была покрыта где битумом, где асфальтом, а дальше ровное покрытие заканчивалось и от него оставались лишь проступавшие из песка островки. По краю асфальта неторопливо бежала, можно даже сказать — гарцевала, кремового цвета лабрадорша. Это была собака-поводырь. Вольфганг ее знал и часто к ней лез. О чем миссис Сагден, конечно, помнила. Собака-поводырь сейчас наслаждалась недолгой пробежкой без поводка. Ее высокая хозяйка и одновременно подопечная, одетая в аккуратную твидовую двойку, шла прямо и уверенно по той же дорожке. Она не поворачивала головы ни налево, ни направо, ее глаза смотрели только вперед. Над воротником светился безупречный узел седых волос с металлическим отливом. В одной руке она несла поводок-шлейку, в другой сумочку. Двигалась вперед ровными, не слишком быстрыми шагами. На ногах у нее были практичные туфельки на шнурках. Миссис Сагден разговаривала с этой женщиной только однажды, когда за ними увязался Вольфганг, лез к лабрадорше и мешал хозяйке надеть на поводыря шлейку. Миссис Сагден тогда извинялась, а слепая сказала, что Элси полезно общаться с другими собаками и что все в порядке. По ее голосу и этим кратким репликам миссис Сагден поняла, что перед ней человек культурный. Женщина хотела погладить Вольфганга, но миссис Сагден отсоветовала: характер у собаки неровный. Новой знакомой стало интересно, как он выглядит. Миссис Сагден стала с удовольствием рассказывать про его белый с черными пятнами окрас, озорные глазки, здоровый блеск шерсти. Добавила, что Элси, наверно, очень умная и хорошо дрессирована. Хозяйка ответила, что Элси слишком уж серьезная, все время настороже, никогда не заставишь ее побегать и поиграть. Повторила, что поэтому и хорошо, что встречаются другие собаки. Увы, она не могла видеть роскошный воротник Вольфганга и его улыбку, когда у него с одной стороны морды приподнималась щека и щеголевато показывались зубки.
Миссис Сагден решила не идти на эту дорожку и осталась в тени деревьев, чтобы Вольфганг не досаждал ни поводырю, ни хозяйке. Лучше так, чем потом опять извиняться. Они с Вольфгангом пошли рядом, но на расстоянии и чуть позади. Наблюдали, размышляли.
За слепой женщиной кое-кто шел. Причем не впервые — даже миссис Сагден уже видела этого человека минимум дважды, и тогда он шел за ней же. Во внешности и поведении этого человека даже в те разы проглядывало что-то слегка и неуловимо неправильное. Он шел как-то слишком осторожно, совершал подчеркнуто крадущиеся движения, так что можно подумать, будто хозяйка Элси на ходу играет с ним в игру «море волнуется раз» и сейчас водит. Это был очень высокий, худой и довольно нескладный юноша или молодой мужчина. Длинноволосый кудрявый блондин. Одет в ярко-голубой спортивный костюм с белым кантом, на ногах — довольно дурацкого вида кроссовки с девчачьими розовыми шнурками и пастельными радужными полосками. Все его движения и жесты были какие-то карикатурные: он не просто вслушивался в крик сойки, он прикладывал ладонь к уху, а то вдруг останавливался у какой-нибудь маленькой ивы, складывал руки на груди, расставлял ноги шире плеч и делал вид, что разглядывает деревце. Миссис Сагден еще и раньше замечала, что он никогда не обгоняет слепую, но следует строго за ней, то почти крадучись, то трусцой. Сегодня, однако, он вел себя иначе. Он напоминал мальчика-марионетку Энди-Пэнди из детской передачи на Би-би-си и явно был настроен покривляться. Как чокнутый лепрекон, он бегом описывал огромные круги вокруг женщины с лабрадором и при этом очень высоко поднимал колени и оттягивал носки к земле. То безвольно наклонялся, точно лишаясь сил, то распрямлялся, как пружина. Ох уж эти кривлянья и ломанья, подумала миссис Сагден. Она почти не видела его лица, но все же он, казалось, улыбался. Еще этот человек экзальтированно жестикулировал: раскидывал руки, словно готовился обнять кого-то, или перебирал ими, взбираясь по невидимому канату. Слепая наверняка слышала его шаги, но никак не реагировала. Она продолжала идти вперед — упорно и равномерно, как метроном. Собака шла рядом, обозначая край ровного асфальта. Миссис Сагден и дальше бы спокойно наблюдала, продолжая идти за высокой травой и вересковыми кустами, но вдруг заметила, что долговязый незнакомец сужает круги. И когда выбегает на солнце, видно, что в кисти марионеточной руки будто бы сжато нечто блестящее.
Ее мысли сейчас напоминали то суеверное самовнушение, когда она обещала себе письмо от Джеймса или шоколадный эклер. Она подумала, что вместе — безопаснее. Если сейчас не подойти, то и меня никто не выручит, когда надо будет. Сама — неуклюжая старушенция, но все-таки с собакой. И свисток есть. Удивительно, сколько мыслей. Было слышно, как бьется сердце, но его глухой стук раздавался ровно и деловито, без спотыканий. Она скомандовала Вольфгангу: «Гулять!» — и тот молнией припустил к Элси. В эту минуту юноша-дергунчик шел уже почти рядом со слепой женщиной, заглядывая ей в лицо.
Миссис Сагден поздоровалась с хозяйкой Элси:
— Мы здесь однажды встречались; может быть, вы и не помните, я вам про мою собаку рассказывала. Про черно-белого бордер-колли. Кажется, ему нравится играть с вашей собакой.
— Да-да, помню, — ответил прохладный голос как бы издалека и из темноты, — ваш колли здесь?
Острый нос Вольфганга уже глубоко погрузился под хвост Элси.
— Здесь, вон, нюхаются.
— Она кобелей стесняется немного. Когда Элси на работе, ей с ними общаться не положено.
— Можно мне пройтись вместе с вами? Нам вроде бы по пути.
А он сейчас двигался в прогулочном темпе позади них, на некотором расстоянии. Женщины шли плечом к плечу, он не отставал. Собаки совершенно увлеклись взаимным обнюхиванием.
— Я пойду до конца дорожки. Пожалуйста, скажите мне, когда она закончится. Дальше я не хожу.
— Хорошо.
И они продолжили прогулку вместе. Темп задавала слепая, и шли весьма ходко. Миссис Сагден начала разговор и сперва рассказала о себе:
— Меня зовут Марджери Сагден. Я сейчас на пенсии, раньше была учительницей в школе.
— А я Элеонора Тиллотсон. Тоже на пенсии, а работала в социальном обеспечении.
Незваный спутник все не исчезал. Интересно, мисс или миссис Тиллотсон вообще знает, что он там? Причем даже не первый раз, да и ведет себя весьма странно. Миссис Сагден продолжала рассказывать. Собаки. Вот они так мило бегут вместе по этой дорожке. У лабрадора очень приятный цвет.
— Как пенка на капучино, — отозвалась мисс Тиллотсон.
— Оттенок все-таки более кремовый, — резонно заметила миссис Сагден, — погуще, ближе к сливочному маслу.
Если уж описывать для миссис Тиллотсон то, что видишь, то как можно точнее.
— Вот, до конца дорожки уже недалеко. Я пройдусь с вами обратно?
— Что вы, я и сама дойду.
— Но все-таки не возражаете? Я рада, что встретила вас.
— Совсем не возражаю, пройдемся. На пенсии каждый день такой длинный… Иногда с утра до вечера ни с кем, кроме Элси, и словом не обмолвишься. Когда я работала, все, конечно, было по-другому. Я много ездила, много общалась с людьми, бывала в разных домах, что-то у них спрашивала, узнавала. Люблю, когда много дел.
— Вот и у меня так же. Время сейчас летит так быстро, только летит в никуда, оно ничем не наполнено и ни к чему не устремлено.
— Вы хоть о здоровье заботитесь. И о Вольфганге. Это заметно.
Словно край волнореза в морской бухте, вдали внезапно показался конец асфальтовой дорожки. Миссис Сагден думала о слепой женщине и поражалась ее бесстрашию. Та уверенно шла вперед твердой походкой, словно прокладывая безопасный путь между водоворотами и незримыми пропастями жути куда более безразмерной, чем мелкие боязни миссис Сагден. Возможно, он продолжит их преследовать, когда они вместе пойдут обратно. Возможно. Если не продолжит, то все понятно. Но он вдруг заговорил: