Макинтош жадно всматривался в ее лицо. Она выросла, но совсем не изменилась. Все та же простота, наивность во взгляде.
Надо же, шаман.
– Не стану обманывать, будто рад встрече.
– Не нужно обманов, Удо Макинтош, – поспешила успокоить его гостья.
И я не изменился, мысленно убеждал себя Макинтош, и я все тот же. Все так же хочу уничтожить ее, стереть. И за эту простоту, за наивность, за робкую улыбку ненавижу еще больше. Ее ненавижу и всех их.
Он убеждал себя, но убедить не мог. Ненавидел, да – рассудком и памятью. Но чувства не отзывались, не поднималась яростная волна, требующая действий. Макинтош был холоден и спокоен. И чем тогда, спрашивается, он лучше томми, если не способен даже на ненависть?
– Можете звать меня капитаном.
– Капитаном, – послушно кивнула она. – Я пришла сама, своим… своей персоной, чтобы избежать беду.
Для луораветлана Аявака хорошо складывала слова. Капитан непременно удивился бы этому, не разучись он удивляться двенадцать лет назад.
Аявака смотрела ему прямо в глаза – серьезно, даже мрачно.
– Похищение и тайная движение на пароход. Умышление зла.
Как будто абсурдный сон продолжался, набирал обороты, закручивался в тугую спираль с острыми краями. Реальность плыла.
Похищение? Макинтош припомнил, как, вернувшись из увольнения, юный Фарнсворт хвастался деревянной, крошечной совсем, статуэткой Кутха, которую выменял у доверчивого оленевода. Неужели дело в ней?
– Опишите украденный предмет. Мы сделаем все, чтобы вернуть его владельцу.
– Умкэнэ, именем Мити, – сказала Аявака и для убедительности провела рукой по воздуху, как бы отмечая рост невидимого ребенка.
Надежды на спокойный рейс окончательно растворились в холодном эфире.
Может быть, это действительно сон, с надеждой подумал Макинтош, – один из тех, что снились ему двенадцать лет едва ли не каждую ночь. Сам себе ответил: нет, не сон.
Умкэнэ – луораветланский ребенок – на борту корабля с сотней пассажиров. Невозможно поверить. Но и не верить никак нельзя. Луораветланы не умеют лгать.
Не понимая пока толком, как решать внезапную проблему, доверяясь инстинкту, Макинтош снял трубку телектрофона, который висел на стене у люка и предназначен был для прямой связи с ходовой. Катастрофы не произошло. Пока. До погружения два часа, пассажиры спят. Можно поднять команду, спокойно обыскать пароход, убедиться, что…
В динамике телектрофона щелкнуло.
– Капитан у аппарата! Дайте мне Кошки!
Щелкнуло снова, зашептало, затрещало.
Через мгновение треск сменился глухой тишиной. Капитан повесил трубку и снял снова. Ничего.
В этот самый момент послышалось шипение пара, затем – ритмичный скрежет. Макинтошу не нужно было оборачиваться, он знал этот звук: по всему пароходу заработали автоматические механизмы затворных люков, медленно отрезая отсеки друг от друга. Схлопнулся трап, со щелчком заблокировался шлюз.
Палуба под ногами вздрогнула, мир пошатнулся. Капитан зачарованно наблюдал, как одна за другой тускнеют лампы в коридоре и приближается тьма. Где-то внизу взвыли котлы, нагнетая флогистон в цистерны главного балласта. Пароход начал погружение.
Удивительные новости с Севера (Журнал Королевского географического общества, июнь 1892 года)
Напрасно кричат скептики, что в мире не осталось более сюрпризов, а удел будущих поколений – пожинать плоды исследований наших отцов.
На Крайнем Севере Млечного Пути, на живописной снежной Земле Науканской обнаружена неизвестная доселе цивилизация, представляющая несомненный интерес для ученых всех мастей.
Луораветланы живут в суровом краю, но это мирное племя, добровольно пожелавшее сделаться колонией Британской империи.
Для торговых сношений с новой колонией учреждена Норд-Науканская компания, которая уже к концу следующего года обещает наладить регулярные подэфирные рейсы в Наукан.
4. Умкэнэ наедине с Маленькой Тьмой
– Я знаю, что ты не спишь, – шепчет Маленькая Тьма.
Британец с мертвой душой привел томми в свой гыроелгын[19] и ушел, оставив Мити, запертую в тесном чреве механического носильщика. Мити долго не решалась двинуться, а только прислушивалась к затихающему пароходу.
Цвето-запахи почти исчезли, но Мити не рада этому. Дело не в том, что пароход вдруг опустел и очистился. Это снотворное наступает, по кусочку подчиняя себе сознание Мити. Мир уменьшился до размеров темницы.
Маленькая Тьма, уже совсем не таясь, тянется к ней из головы томми. Мити слышит, как Тьма плавится, превращаясь в вязкую жидкость, ползет вдоль металлического позвоночника томми вниз, ближе, ближе.
Мити не боится Маленькой Тьмы. Почти. Та слаба и беспомощна, силы ее тают, и она сама тает, делаясь все меньше. Нужно только подождать, и она умрет. Очень скоро.
Другое дело – Большая Тьма. Теперь она рядом, совсем близко, запертая, но не лишенная свободы. Крепкими невидимыми нитями паутины окутала она весь пароход. Большая Тьма, пустая и голодная, пока занята другими, более важными делами. Но Мити знает: еще совсем немного, и Большая Тьма обратит внимание на нее. И тогда наступит настоящее «плохо». Нужно выбраться отсюда раньше, чем это случится.
– Я знаю, что ты не спишь, – повторяет Маленькая Тьма. Мити не отвечает. Последнее дело – отвечать Тьме.
А что, если она сильнее, чем ты думаешь? Что, если ты не сможешь сбежать? Что, если ты уснешь?
Мити решительно гонит глупые мысли. Маленькой Тьме осталось всего ничего, и она об этом знает. Вибрирует. Больше всего это похоже на дрожь. Тьма словно ждет чего-то и всерьез опасается, что не дождется. Она ждет изнанку, известное дело. Изнанка вернет ей силу.
Мити тоже ждет. Ничем – ни мыслью, ни движением эйгир – не выдает она свою крошечную тайну: о легком каяке, который несется вслед за медленным неповоротливым «Бриареем». На каяке, Мити знает это точно, спешит на помощь Аявака. Мити больше не видит каяк, не чувствует Аяваку, но знает: она близко.
Мити мотает головой, прогоняя предательские мысли.
Нельзя думать о Тьме, иначе она сделается сильнее.
Нельзя думать об Аяваке, иначе Тьма узнает о ней.
Потому Мити думает о томми.
Своих железных слуг британцы считают предметами неодушевленными. То же они думают о камнях, деревьях и животных. Слепцы. Британцы и в Кутха-то отказываются верить.
Мити слышит, как страдает искусственная душа механического томми, раздавленная Маленькой Тьмой. Мити думает о томми – ласково, умиротворенно, уважительно. Так она думала о белом медведе, выбираясь в его владения и испрашивая разрешения на рыбную охоту. Томми не похож на медведя. Скорее – на маленького мальчика, запертого в темной комнате. Не плачь, мальчик.
Где-то далеко, в другом мире, за границей темной комнаты швартуется каяк. Тихо-тихо, осторожно крадется Мити невидимыми эйгир сквозь почти непроницаемый песок наступающего сна. Ей нужно знать, что Аявака близко и капитан идет ей навстречу. Капитан холоден как ночь. Эту мысль Мити прячет так глубоко, что даже сама ее не слышит толком.
Видишь, мальчик-томми, Аявака уже здесь. А значит, все будет хорошо.
– Все будет просто замечательно, – шипит Маленькая Тьма. Она, оказывается, совсем рядом, затаилась и пристально следит за Мити. Слушает ее.
Она знает про Аяваку, а значит, знает о ней и Большая Тьма.
Рычит, оживает, наконец разгоняется в полную силу огромное механическое сердце парохода. Еще немного – и «Бриарей» прорвет ткань реальности, нырнет в открывшуюся прореху и окажется глубоко на изнанке, где нет звезд и нет власти Кутха. Где никогда не умрет Маленькая Тьма, а будет крепко сторожить Мити для Большой Тьмы. Для Кэле.
– Кутх мертв, – шепчет Маленькая Тьма и подползает ближе. – Кутх мертв, а я нет.
Тьма совсем рядом, едва не хватает Мити за эйгир.
– Впусти меня. Вдвоем нам будет хорошо. Мы станем править этим миром. Сами. Без Кутха. Ты и я.
Маленькая лживая Тьма.
Мити чувствует дыхание изнанки. Она никогда прежде не ныряла под эфир, но от Аяваки знает, что ее ждет. Еще немного, и она проиграет эту битву.
– Ты уже проиграла, – говорит Маленькая Тьма слабеющим голосом. – Тебе не сбежать.
Маленькой Тьме остались считаные минуты. Если она умрет, у Мити появится шанс. Но и изнанка близко. Мити слышит, как трещит ткань эфира под килем парохода.
Тихонько, шепотом, едва открывая рот, Мити поет:
А-я-яли, а-я-яли, а-я-яли,
Ко-о-оняй, а-ая-яли!..
Выписки из дела № 813 об «Инциденте 10 февраля 1892 года» (12 февраля – 23 сентября 1892 года)
«…защитная реакция, вызванная первобытным ужасом луораветлан при погружении в подпространство – на так называемую изнанку. Реакция эта, по словам представителей Наукана, присуща исключительно несовершеннолетним луораветланам и связана с недостаточным еще контролем ребенка над эйгир (см. записку проф. У. Джеймса от 13 марта сего года) – шестым чувством, связанным с интенсивным восприятием эмоционального фона…»
«… любопытный феномен, однако исследование его в ближайшее время не представляется возможным. Луораветланы категорически отказываются принимать участие даже в контролируемом эксперименте, связанном с погружением в подпространство. Мы не теряем надежды, что в будущем удастся…»
5. Капитан Удо Макинтош не умеет удивляться
Шли быстро, почти бежали. Первым Цезарь, следом Макинтош, за ним Аявака. Поднимались по решетчатым лестницам, останавливались перед затворенными люками – тогда Макинтош крутил тяжелый вентиль, отпирал люк. Пропускал Аяваку и Цезаря, запирал. Снова бежали. Цезарь шумно шипел паром и царапал когтями решетчатый пол. Пожалуй, механический пес был самым эмоциональным существом из троих.