Сквозь марево я увидел, как что-то шевелится у самых корней. Там, на затылке Юки, пульсировал давний шрам с неровными гребешками плоти. Края его медленно открывались, сползали с влажных десен. С мелких острых зубов. Крошечный язычок облизал резцы. Рот на затылке сладострастно чавкнул, и волосы потянули меня к нему.
Я завопил. Вырвался из цепких шелковистых пут. Рухнул на пол, захлебываясь.
Юки повернулась ко мне вполоборота. Пряди сновали по циновке, второй рот похотливо причмокивал.
Меня стошнило кровью и обезьяньей шерстью.
– Ты знаешь, кто изображен на той фотографии? – спросила Юки.
– Да, – сказал я хрипло.
Над трассой пикировали летучие мыши. Профессор ждал ответа.
– Мой прапрадед, – проговорил я, – был архитектором и, как и я, увлекался Востоком. До революции, до нашей революции, он посещал Японию и прожил здесь год, изучая архитектуру синтоистских храмов. Каждый мужчина в моем роду бредил идеей повторить его маршрут, и у меня это получилось.
– Ты очень на него похож, – проговорила Юки с тоской. – Догадался, что за девушка рядом с ним на снимке?
– Ты. Ты – та девушка, которую он покинул. Которая утонула и прокляла его.
– И весь его род, – кивнула она без злобы.
Тени плясали на бумажной стене, стремительно трансформируясь. Мое левое веко дергалось, кожа зудела. Меня снова стошнило, кровавый мех прилип к подбородку и сросся с ним.
– Виктор, твой прапрадед, успел уплыть. Проклятие не действовало вне островов. Но ты возвратился.
Левый глаз выпал мне на ладонь. Из пустой глазницы полезла мокрая шерсть. Кости хрустели, вытягиваясь. Хвост стучал по полу.
– Иди сюда, – позвала она. Я повиновался. Устроился клубочком между ее ног. Она слизала с меня послед и укутала в кокон волос.
Единственным глазом циклопа я смотрел на нее.
Как же она красива.
– Ты мой, – сказала она обоими ртами.
И я подумал, что это не так и плохо – стать частью сумерек над пагодами и рисовыми полями и стоять в могилах, обратив друг к другу наши странные лица. Совсем не плохо.
Багровая луна
От воинской части до жилой зоны, где квартировали служащие и их семьи, было четверть часа ходьбы. Но капитану Луневу понадобилось двадцать пять минут, в течение которых он боролся с ветром. Метель отвешивала пощечины, танцевала, как пьяная невеста, и снежная фата застилала пейзаж. Напряженный взор капитана утопал в белом шуме, в непрерывном движении ледяной крупы, и ему мерещилось, что дальше вытянутой руки ничего нет.
Судьба настроилась испытать Лунева. Второй инцидент за тридцать дней, и в обоих случаях он оказывается старшим по званию. Но в ноябре погода благоволила поискам, а сегодня Бог вздумал ужесточить условия.
Лунев помянул незлым тихим словом своего командира, лечащего спину в городе, греющегося в теплой ванне. Из ревущей пелены выплыли черные силуэты домов, точно фигуры мамонтов, застигнутых ледяным апокалипсисом.
Капитан свернул на пешеходную дорожку и почти вслепую добрел до мини-маркета. Магазин примыкал к хлебопекарне и назойливо жужжащей котельной. Впрочем, сейчас ее шум был подавлен беснующейся метелью.
На ступеньках курили двое солдат. При появлении офицера они выпрямились по стойке «смирно», спрятали сигареты в рукавицы. Замерзший Лунев отмахнулся – мол, расслабьтесь, не до формальностей.
– Ну что, пока безрезультатно?
Он намеревался спросить, насколько тщательно ведутся поиски, но передумал. Конечно, тщательно. Во-первых, дети поселка были словно родные для каждого срочника, а во-вторых, что тут искать? Военный городок состоял из шести многоквартирных зданий. Чтобы прочесать прилежащую территорию, даже в такую метель, достаточно часа. А он отправил целый взвод. Но что если…
– Лейтенант приказал нам дежурить здесь, – объяснил солдат и посмотрел мимо офицера, на темнеющую стену леса.
Всю дорогу от КПП Лунев подсознательно избегал мыслей о тайге, надеялся, что бедняжка отыщется раньше. И теперь мысли пришли, тревожные, дурные, заставили немолодого капитана склонить голову и отвести взгляд.
Лес окольцовывал гарнизон, превращая его в неприступный люнет. От горжи шла магистраль, связующая с областным центром, но в этот вечер ею воспользовался бы лишь безумец. Дорога – сущий каток. Они отрезаны от цивилизации, и решение должен принимать Лунев.
Капитан вообразил продирающихся сквозь бурелом солдат. Бесцельное блуждание во мраке и холоде.
«Рано», – подумал он и сказал патрульным:
– Выполняйте приказ лейтенанта.
Он с трудом отворил дверь, вошел в магазин. После вьюжного воя тишина забила уши ватой. Щеки горели, будто изжаленные пчелами.
– Даша!
Навстречу из подсобного помещения выбежала женщина в униформе продавца. Бросилась к нему на шею.
– Нашли?
– Еще нет.
– Это же Ирочка? Дочь врача…
Слухи разносились со скоростью ветра.
Игорь Виельгорский, начальник ветеринарной службы, вернулся со смены и не обнаружил дочь. Он посчитал, что девочка ночевала у подруг, но через пару часов забил тревогу. К сумеркам подключились военные и добровольцы. Меньше суток – городская милиция не приняла бы заявление о пропаже, другое дело – поселок в тайге.
Лунев вспомнил бледное исцарапанное лицо сына, как он вытаскивал его из снега, как прижимал к себе, вытирал кровь. Тридцать дней минуло – и это опять случилось. Прорезающие тьму фонари, соседи, объединившиеся в едином порыве…
Несчастный Игорь! Весной похоронить жену, а теперь искать дочь…
Лунев слишком хорошо понимал, каково приходится родителю.
– Девочка найдется? – Даша сжала руку мужа. Ей было тридцать девять. Ему – почти шестьдесят. Давным-давно, забирая ее в скитания по гарнизонам России, он поклялся никогда не врать. И он честно промолчал.
– Полагаешь, она пошла в лес?
Омерзительное чувство дежавю скребнуло по сердцу.
– Зачем ей туда идти?
– Костик ведь пошел. И ты его отыскал.
– Но девочке пятнадцать лет, а Костик…
Он запнулся. Даша глядела на него с упреком.
– Слабоумный? Ты это имел в виду?
Даша отказывалась думать о сыне как о слабоумном, и Лунев поддерживал ее, но иногда…
«Иногда надо признавать факты», – вздохнул он про себя.
– Ты сообщил Требейчику?
Он скривил раздраженную гримасу. Чертов командир части проводил выходные у родителей. И был привычно далек от проблем гарнизона.
– Полковник Требейчик не оторвал бы задницу от стула, даже если бы находился здесь.
Согревая одним своим звуком, засвистел чайник.
– Садись, я принесу чай.
– Только быстро. Кошмар ждет распоряжений, – он опустился на место кассира. – Косте звонила?
– Да, смотрит мультфильмы. Те, про мамонтов.
– Ну, естественно, – улыбнулся Лунев.
Распахнулась, впуская рев ненастья, дверь. В проходе появился получеловек, полуснеговик. Лейтенант Кошман, по прозвищу Кошмар. Старый приятель Лунева.
– Арсений, мы нашли девочку, она… – Кошман покосился на Дашу и договорил: – Вам лучше пойти со мной.
Шесть девятиэтажных зданий выстроились на отвоеванном у тайги квадрате, являя собой символ очередной победы человека над дикой природой. Они стояли, обращенные фасадами к градообразующему гарнизону, торцами к лесу – полдюжины одинаковых коробок, облицованных кремовой плиткой. По вечерам, возвращаясь домой из части, Лунев думал, что горящие окна – это глаза городка, и смотрят они с вызовом и храбростью. Но сегодня в электрических глазах он прочитал мольбу и страх.
В последнем здании располагалось общежитие для несемейных служащих, а за ним – детский садик.
Ирочка Виельгорская сидела, прислонившись спиной к забору садика. Она была полуголой, кожа, там, где кожа сохранилась, посинела. Обе ее руки были оторваны и висели на лоскутьях и сухожилиях. Джинсы пропитались кровью, как и некогда белый бюстгальтер. Живот представлял собой сплошную рану, внутренности вывалились и лежали между раздвинутых ног девушки бурыми гроздьями. Черты лица, до боли знакомые каждому, исказила предсмертная жуть. На подбородке замерзала розовая слюна.
Лунев приблизился к трупу, расталкивая зевак. Соседи жались друг к другу, кто-то крестился, кого-то рвало. Тихонько завывала старушка. Солдаты умывались снегом и пытались унять дрожь. Из окон общежития высовывались служащие.
Самый страшный кошмар сбылся. Образ искалеченного тела, образ, который он гнал прочь, прочесывая лес в поисках Костика, воплотился в реальность месяц спустя. Ему почудилось, что именно Костик сидит у забора, вскрытый, мертвый…
– Уведите людей, – сдавленно сказал Лунев.
Его не услышали. Он повысил голос:
– Лейтенант! Уведите людей!
Кошман встрепенулся, приказал солдатам оттеснить соседей.
«Как же так? – спросил себя капитан. – Не в тайге, а рядом, под носом…»
Он склонился над трупом. Горе стиснуло грудь ледяными клешнями. Ира, милая девчушка, гулявшая с Костиком, научившая его прыгать через резинку, отличница, умница. Мерзлое раздетое вспоротое тело… Разве это один и тот же человек?
«Помогите мне, дядя Арсений», – попросили укутанные в иней глаза.
– Я не могу, – прошептал он.
Подошел кусающий губы лейтенант.
– Ты что-то говорил?
– Я спросил, почему ее не нашли сразу?
– Потому что ее здесь не было.
– Уверен?
– Абсолютно. Я сам обходил садик в семнадцать тридцать, внутри и снаружи.
– Хочешь сказать, зверь принес ее сюда?
– Зверь? – вскинул брови Кошман.
– Ну а кто? Кто как не зверь?
Он сел на корточки и кивком предложил лейтенанту следовать примеру. Кошман нехотя подчинился. У общежития, вторя вьюге, плакали женщины. Капитан указал на оторванные руки жертвы.
– Их жевали. А нога…
– О господи! – Кошман закашлял в кулак. Часть бедра Иры была выгрызена, снежинки падали в рану нежно-перламутрового цвета, похожую на морскую раковину. Капитан снял перчатки и провел пальцами по голому плечу девочки. На ощупь она не отличалась от манекена, зачем-то помещенного в морозильник.