«Приди ко мне», – шептал голос, сплетаясь из шелеста листвы и неспокойных шагов, из царапанья ногтей по кирпичу и журчания воды под фундаментом.
Веретенников уже слышал этот шепот. Давно, он позабыл, где и при каких обстоятельствах. Помнил лишь, что тогда шепот требовал обратного – уйти.
Двигающийся узор на стене ДК перегруппировался и больше не напоминал тени веток. Острые линии скользили по панно.
За фонарями качались деревья. Комната стала красной, как подвал общественного туалета.
Веретенников заслонился растопыренными пальцами, цепляясь за то, что считал нормой. Он подумал о паучьих инсталляциях художницы Луизы Буржуа и о старческом слабоумии.
Тень исполинского паука легла на стену Дома культуры, а голос сказал: «Приди, иначе скоро я сама приду за тобой».
7. Кладбище
Застроенная фешенебельными коттеджами улица отпочковывалась от Свяжено с запада. Один из особняков принадлежал померкшей эстрадной звезде девяностых. В рогатке, образованной коттеджами и частным сектором, догнивал стекольный завод, а за ним утопало в зелени кладбище. Пыльные тропинки ветвились среди секторов. Кресты и плиты подходили вплотную к лесхозу. Большинство могил были неухоженными, замусоренными, в листве и хворосте. Родственники уехали, бросив своих мертвецов. Ветер трепал грязные ленты. «От скорбящей матери». «От коллег». Жук копошился на дне врытой в землю рюмки. Из просевших холмиков торчали венки.
Холмик на могиле Влады не просел: проседать некуда. По розово-белому, как мраморное мясо, надгробию сновали божьи коровки. Ее любимые насекомые. Всем девочкам нравятся божьи коровки, не так ли?
Жуки расправляли крылья и взлетали в синее небо, где, согласно стишку, их божьи телята уплетали конфеты. Лапки исследовали высеченную на плите надпись, словно недоумевали: что за дивное надгробие, без года смерти? Лишь дата рождения под именем: «1995».
– Ну, привет, малявка, – сказал Олег.
В горле запершило. Слезы выступили на глазах, он зло помассировал веки, прогоняя влажную пелену.
Ночью в спальне сестры Олег ворочался, терзал подушку. Повторял снова и снова:
«ТО 118. Тэ-О 118. ТО один один восемь. ТО…»
Тетя Люда переборщила, приготовив на завтрак столько еды, сколько не съешь за день. Словно извинялась за развод его родителей. Дура, она тут при чем?
«ТО-ТО-ТО. Что же это такое? Что, малявка?»
На кладбище Олег пришел в поисках подсказки. Будто ждал, что Влада заговорит из-под почвы, где даже гроба нет.
«Десять лет назад мне было бы легче справиться с заданием».
– Напрягись! – он помассировал виски.
Чего в поселке сто восемнадцать? Точно не домов. А улиц? Нет, меньше пятидесяти. Не то…
То, то, то…
Похоже на аббревиатуру.
Он устроил себе мозговой штурм. Зашагал лихорадочно вдоль могильной насыпи.
– Творческое объединение? Территориальный орган? Техническое обслуживание. Техническое обслуживание-118… хм…
Мрамор отразил его небритое лицо, взлохмаченную прическу. С такой жизнью недалеко уйдешь от стреляющего сотню Глеба. А то и от бедного Моти, Саньки Моторевича.
А то…
– Техническое обеспечение? Техосмотр? Тело отсчета? Чего же так сложно-то, малявка?
Несколько раз ему снилось, что он ломом разбивает надгробие Влады, превращает в мраморную крошку, топчет насыпь.
– Топографическое отделение. Транспортный отдел. «Танки Онлайн».
Влада исчезла до появления «Танков». До изобретения шлемов виртуальной реальности, умных палочек для еды и третьего айфона.
– А если имя? – предположил он вслух. – Мое? Толмачев Олег. Сто восемнадцатый, блин.
Гривастые деревья шуршали кронами. Щебетали птицы. Никого не было на сотни метров вокруг, и Олег лег на бок возле насыпи. Так в детстве он ложился возле кроватки новорожденной сестры и воображал, какой она вырастет.
– Топографическое отделение. Трансфертное окно. Нужно место, до которого могла добраться тринадцатилетняя девочка, Тамбовская область и театр оперы отпадают.
Время перевалило за полдень. Взвинченный, с обгрызенными ногтями, Олег вышел на тропинку. У лесхоза забубнил двигатель одинокого автомобиля.
– Точка отсчета, – сказал Олег, глядя под ноги. На земле валялся железный шарик размером с абрикосовую косточку. Олег пнул его кедом, но железяка будто вросла в пыль.
Автомобиль объехал березняк и приближался. Отечественный внедорожник цвета металлик.
Олег наклонился и потрогал тускло блестящий кругляш. Шарик был частью чего-то вертикально закопанного. Олег потянул. Добытый из земли предмет напоминал рукоять от скакалки, железную сигару со сцарапанной черной краской.
– Чтоб меня черти драли, – прошептал шокированный Олег. Он сжал пальцы: рукоять удобно устроилась в кулаке. Легкое движение кистью – и десятисантиметровый предмет удлинился втрое. Гибкие сегменты раскрылись, шарик задрожал на конце телескопической палки, эхом отдаваясь в мышцы.
Складная дубинка не была эксклюзивной вещью, но Олег не сомневался, что держит именно то оружие, которым весной две тысячи восьмого покалечил насильника в заброшенном туалете. Он безошибочно узнал царапины и потертости на рукояти. «Король дилдо», хулиганская игрушка, средство самообороны. Его экспроприировали приехавшие к туалету менты. Участковый потом вернул дубинку владельцу, но она куда-то запропастилась. На десять лет. И нашлась – вот так совпадение! – в дюжине шагов от фальшивой могилы Влады. Воткнутая в землю.
«Что же ты хочешь мне сказать, малявка?»
Стискивая палку, Олег вновь убедился: его сестра не была обычной девочкой.
Машина тарахтела по кочкам сзади, сбавляя скорость.
Олег отточенным жестом вернул сегменты в рукоять и спрятал дубинку. Сердце гулко стучало под ребрами. И было что-то еще. Ощущение могучих крыльев, расправляющихся за спиной.
Автомобиль – ульяновский Hunter – поравнялся с пешеходом и затормозил. На крыше была оборудована полицейская мигалка, за рулем сидел парень в темно-синей рубашке. Молодой, с приветливым лицом и буграми мышц под летней формой, он бы запросто прошел кастинг на роль в российском боевике.
– День добрый.
– Здравствуйте, – Олег уже где-то встречал водителя, но в Свяжено все и всех где-то уже встречали.
– Не узнаете?
– Простите, нет.
– А я вас сразу узнал, – парень улыбнулся и отворил пассажирскую дверцу. – Садитесь, подвезу.
Олег пожал плечами и сел рядом с водителем.
– Сестру навещали?
– Могилу, – уклончиво ответил Олег и перевел тему:
– Так мы учились вместе?
– Я младше на два года. Вы у Беликовой в классе были, а я – у Веретенникова.
«Ох, черт». – Память заработала, как разогретый мотор. Олег уставился на полицейского.
– Костя, да?
– Кирилл, – парень хлопнул себя по нашивке, – сержант Кирилл Самсонов.
Свяжено продолжало удивлять.
Летом четвертого года Олегу стукнуло шестнадцать. Родители гостили у друзей, а он развлекал сестру. Он не жаловался, если мама сплавляла ему Владу. С малявкой, даже девятилетней, было интересно.
Мартовка начиналась на юге, протекала под шоссе вялым ручейком и расширялась, огибая поселок. В девяностые по ней курсировал единственный паром, который собственноручно смастерил отец Глеба. Напившись, паромщик нечаянно поджег судно и сгорел в нем, как мертвый викинг посреди реки.
Берег со стороны парка был высоким и крутым, испещренным ласточкиными гнездами. Противоположный – пологий, песчаный – облюбовали купальщики. Олег предпочитал Монастырский плес, где в холодную пору зимовали рыбы, а весной лед красиво обрушивался с перекатов. Русло здесь изгибалось, и глинистый берег взмывал утесом. На утесе когда-то стоял монастырь, подаривший название плесу. Сегодня от него сохранился только скучный укутанный лишайником фундамент.
Олег редко взбирался к руинам, но любил позагорать с другой стороны плеса. Влада просила историй, и он рассказывал, щекоча ее пятку травинкой. Свяжено преобразовывалось. Флибустьеры бороздили бездонную Мартовку. На утесе поднимался феодальный замок. Дикие звери населяли лесхоз.
– А там что? – Влада показывала пальчиком на водопропускную трубу под трассой.
– Пещера тролля! – нахохливался Олег.
– А что такое – тролль?
– Чудище такое. Зеленое, и башки у него три!
– Наверное, умное, если три башки, – рассуждала Влада.
– Какой там! Глу-у-упое! Раньше у него зубы были, и он прохожих ловил и ел! А как зубы от старости выпали, он голодный сидит. Но только сунься в пещеру, он тебя поймает и обсосет от пяток до макушки, выйдешь вся в троллиной слюне.
– Фу! – Влада молчала минуту, чтобы позже предложить: – Давай троллю детское питание купим, тонну, у деток ведь тоже зубов нет.
Солнце спустилось за сосновые пики. Олег сказал, что пора домой, и послушная малявка безропотно засобиралась. Но внезапно, на подходе к трассе, ее словно подменили. Вырвалась, отбежала, забила ножками по песку.
– Пошли туда! – она смотрела большими глазами на утес.
– Поздно, родители вот-вот приедут. Идем.
– Нет! – Влада увильнула от его рук. – Нет! Туда!
В голосе звенели несвойственные покладистому ребенку капризные нотки. Туфли взбивали песок. Щеки дрожали.
– Туда! Туда! Туда!
Влада почти визжала. Резкая перемена настроения огорошила брата.
– Эй, все хорошо?
– Туда! – Влада запрыгала по камням, огибая речную излучину.
– Эй, не убегай! Упадешь! Да чтоб тебя!
Мама сказала потом, что Влада услышала крики о помощи, но грохот перекатов заглушил бы пушечный выстрел. Да мальчик и не кричал. Он дергался, как уж, ногами лежа на земле, выше пояса – в реке. Голова погружена под воду, он захлебнулся за минуту. На узкой полосе между склоном утеса и руслом, мальчик искал ящериц. У него случился эпилептический припадок, он упал в Мартовку. Ребра скал надежно скрыли агонизирующее тело от чужих глаз.
Но была Влада. И было первое чудо. Пусть тогда Олег ничего не ведал про чудеса.