– Мы кое-что нашли, – помощник посмотрел на Дмитрия, – и это «что-то» я трогать руками не стал и ей не дал. Давай хоть одно изъятие проведём по правилам.
– Ещё один прицел, – шутливость исчезла из голоса Демона в одно мгновение.
– Точно, – Гош пристегнулся, – в ящике стола. Неизвестно, сколько он там пролежал, там такой барда… – парень встретился глазами с Алленарией и тут же исправился, – столько всего лежит. Я соседке наказал никого не впускать и никуда не уходить.
– Едем, – махнул рукой Дмитрий. – Надеюсь, что это последний. Тело у нас, но неизвестно, сколько до этого этих тряпок успели настричь.
Фары осветили темноту улиц, и машина покинула дворик.
Дверь открыла Варисса. Бабка оглядела поздних посетителей, почему-то при этом крепко сжимая в руках швабру.
– Ты чего ей наговорил? – спросил Демон, когда пожилая женщина подцепила этой самой шваброй ручку двери Лениной комнаты, Гош развёл руками.
– Можете убедиться, – бабка сощурилась и посмотрела на мужчин. – Всё в полном порядке, ни клочка бумажки не пропало. А если этот, – она чуть не ткнула в лицо Гошу деревяшкой, – снова угрожать начнёт, уж я на него управу найду, будьте спокойны. А не найду, так снова по голове шваркну.
– Стоп, – Станин выдернул у Вариссы оружие. – Он вам благодарность вынесет. От лица службы контроля.
– Хм, – бабка задумалась. – Спасибо, но не надо нам благодарностей. Жили без них и дальше проживём.
Специалист зашёл в комнату и, впустив Гоша и Лену, прикрыл дверь, оставив возмущённую старуху по ту сторону. На первый взгляд, ничего не изменилось, несобранная дорожная сумка так же стояла на краю дивана. Один из боковых ящиков стола был выдвинут.
Гош правильно говорил – настоящий бардак. Бумажки, талончики, давно не пишущие ручки, сломанные карандаши, какие-то резинки, скрепки, упаковка от шоколадки, носовой платок, заколка и небольшой, сантиметра три длиной и полтора шириной, серый прямоугольник, словно вырезанный из старого тряпья.
– Давно это здесь? – спросил он, убирая лоскуток в полиэтиленовый пакетик.
– Мы не знаем, – ответил Гош.
– Поправка, мы действительно не знаем, а она должна, – Станин посмотрел на Алленарию.
– Я… я, – было видно, как девушка пытается что-то вспомнить.
– Лена, – он прервал бормотание, – вспомни, когда ты в последний раз видела свою блуждающую?
После этих слов замерли все в комнате. Он ещё в прошлый раз отметил, что здесь что-то изменилось, но не понял что. Как только сюда перенесли часть чужого захоронения, призрак девочки отступил, теперь это была не его территория.
– Всё равно не помню. Столько всего случилось, – она закусила губу.
– Чего тут думать, – раздалось из-за двери, – в середине осени эта приблудная являлась, Семафор ещё бутылку тогда разбил. А больше ни-ни, я бы помнила.
Демон распахнул дверь. Бабка Варя тут же заглянула в комнату.
– Уверены? – спросил он.
– На память не жалуюсь, – Варисса кивнула.
– Я вам не только благодарность выпишу, я разрешаю этого обормота, – разворот головы в сторону помощника, – ещё раз по голове чем-нибудь шваркнуть, может, хоть тогда мозги заработают.
– Эилоза приходила в тот день, – тут же вспомнила Алленария, – но не сюда. Не в эту квартиру. Здесь был кто-то другой.
Она замолчала, и все понимали, кем был этот другой, какой призрак мог прийти сюда незадолго до атаки.
– У нас есть свидетель, – резюмировал Станин, выходя на улицу.
– Мёртвый свидетель, – добавил Гош, – в суд не вызовешь и показания не снимешь.
– Согласен, – Демон поднял воротник куртки. – И, насколько я помню, этот хвост регистрировала только Лена. Теперь либо ждать, пока призрак вернётся, либо искать.
– Даже если блуждающий что-то знает, поговорить ты с ним не сможешь, – парень смахнул рукавом снег с бокового зеркала.
– Я смогу, – сказала девушка. – Если Эилоза что-то видела, то мне она скажет.
– Хм, – Дмитрий переглянулся с Гошем, взял телефон и набрал номер. – Илья, посмотри в деле, мне нужен адрес родителей вернувшейся Эилозы.
– Хвост Алленарии? – откликнулся столичный специалист.
– Да.
– Малая Слободская, дом три, квартира двадцать один.
– Спасибо.
– Да ради императора, раз уж вы меня сегодня здесь за секретаршу оставили, обращайтесь, – и, не скрывая недовольства, Лисивин прервал связь.
– Найдите её, – скомандовал Демон, – и заставьте говорить.
– А ты? – Лена подняла на него глаза.
Он видел в них тоску. Как же хотелось послать всё к чёртовой бабушке, схватить её и увезти туда, где они будут только вдвоём.
– Я тоже буду искать, – он не удержался и провёл пальцем по скуле девушки, – увидимся вечером.
– У Сименовых? – спросила она убитым голосом.
– Да, – сказал он и улыбнулся.
Он тоже хотел её, хотел повторить всё, что случилось в Заславле, и даже больше. Но пока нельзя. Ещё одного его перехода на ту сторону она может не пережить.
Глава 26Невидимые друзья и видимые враги
У матери Эилозы было усталое, с выступающими скулами лицо. Халат в цветочек болтался на худом теле, глубоко запавшие, чёрные, как у дочери, глаза перебегали с моего лица на лицо Гоша. Руками она поправляла выбившиеся из причёски пряди, едва ли осознавая, что делает.
– Здравствуйте, – я растянула губы в улыбке.
– Здрав… – в глубине квартиры что-то с грохотом упало.
– Татька! – раздался мужской бас, женщина вздрогнула и испуганно сжалась.
– Если вам что-то подписать, давайте, я подпишу, – торопливо зашептала она, прозрачный, словно стекло, кад-арт качнулся вперёд.
– Нет, мы по поводу Эилозы, – сказал Гош.
– Татька! – заорали снова.
Женщина побледнела и прижала руку к горлу.
– Эилоза умерла. Уходите.
– Знаю. Она пришла ко мне после, – женщина дёрнулась, словно я её ударила. – Понимаете, она исчезла, – торопливо заговорила я. – Никто, кроме меня, её не регистрировал, но должен же быть ещё кто-то.
– Эилоза умерла! – она повысила голос и отшатнулась. – Она умерла и похоронена. Слышите?
– Да, – ответила я, пытаясь представить, каково мне будет, если однажды на пороге будет стоять человек и спрашивать о маме или отце, я так и не набралась смелости узнать у псионников, вернулся ли хоть кто-то. – Пожалуйста, скажите, к кому она могла пойти? Придирчивой учительнице? Одноклассникам? Заклятой подруге?
– Татька, – взревело ближе, – курва!
– Нам нужно имя. И мы уйдём.
– Лёшка Веснявин, она с ним в одном классе училась, – женщина ухватилась за ручку. – Уходите.
Дверь захлопнулась, и в неё с той стороны ударилось что-то тяжёлое. Торопливый женский голос, захлёбываясь, объяснял, мужской ревел, последовал ещё удар.
– Пошли, – скомандовал Гош. – Если бы ей нужна была помощь, она бы попросила.
– Уверен?
– Нет, – звуки стали стихать, – всем не поможешь. Сейчас она не примет помощи ни от кого.
«Всем не поможешь», – какая мерзкая фраза. Уходя, я оглянулась на дверь раза два.
Три минуты потребовалось специалисту, чтобы выяснить адрес Веснявина, и десять, чтобы добраться до частного сектора, вплотную лепившегося к высотным многоэтажкам. Коробки из бетона и стали сменились приземистыми деревянными постройками, асфальт дорог – бугристым замерзшим песком, городской гул – хрустом лопающегося под колёсами льда.
Дверь открыли сразу, словно ждали. Парень, виденный мной один раз в жизни, за прошедшие два года вырос. Разница между четырнадцатью и шестнадцатью была очевидна. Он по-прежнему остался прыщавым подростком, но теперь я бы его так просто из автобуса не выкинула. Худой и сутулый пацан был выше меня на голову.
– Чего надо? – спросил он ломким голосом.
– Того, – Гош пнул дверь и бесцеремонно ввалился в прихожую, – родители дома?
– Нет, а чё?
– Ничё, советую позвонить, – Гош достал корочки. – Корпус правопорядка.
– Да ладно, – Лёшка близоруко сощурился, – я ничего не делал.
– Что у тебя с Эилозой Тавриной произошло?
– Ничего, – парень оглянулся куда-то вглубь квартиры. – Она давно умерла.
– Два года и три месяца, – вставила я.
– Мне вызвать службу контроля? – уточнил Гош.
– Нет, – парень снова оглянулся. – Послушайте, чего вам от меня надо? – вопрос прозвучал беспомощно.
– Гош, выйди, – попросила я.
– Зачем?
– Она здесь, – я повернулась к пацану, – где твой кад-арт?
Веснявин машинально поднял руку к груди и провёл пальцами по футболке. Камня разума не было. Именно так любит общаться Эилоза.
– Буду за дверью, – кивнул псионник и, пристально посмотрев на парня, вышел на крыльцо.
– Она этого не забудет, – сглотнул пацан и повёл меня по полутёмному коридору.
Я разглядела очертания плиты и мойки – справа располагалась кухня. Слева – пара закрытых дверей, стена с растительным узором обоев, под ногами линолеум. Обычный дом обычной семьи.
– Она в меня влюбилась, – выпалил Лёшка, прежде чем взяться за ручку очередной двери. – Ну, может, и не влюбилась, так, запала, а я парням рассказал. Они ржать начали. Элька ревела и со мной не разговаривала до самого… того.
Я вытолкнула её из автобуса и получила хвост, а этот оплевал чувства и удостоился лишь редких нерегистрируемых посещений. А ещё говорят, высшая справедливость существует.
Веснявин открыл дверь. Эилоза стояла посреди комнаты, невысокая, хрупкая, почти красивая, вечно обречённая общаться с теми, кого ненавидит. Увидев меня, она не удивилась, не задала ни одного вопроса. Мёртвые лишены любопытства и эмоций, за исключением ярости.
– Поговорим?
Она молчала.
– Знаю, почему ты не приходишь. Знаю, что подсунули мне в дом, – я остановилась напротив. – Ты сказала: «Много чего» случилось, может, теперь расскажешь?
– Нет, – она смотрела только на парня.
– Нет? Тогда ты не вернёшься. У тебя останется только он.
Я врала, лоскуток уже изъяли, и ничто не мешало ей прийти в гости. Люди, в отличие от блуждающих, умеют врать весьма неплохо.