Дмитрий читал электронные письма и хмурился.
– Знаешь, – я потянулась, – так нечестно. Ты всё ещё на больничном, ты должен лежать в постели, а я, надев фартук, варить куриный бульон.
– Считай, что уже выписался, – буркнул он, и что-то в его голосе заставило меня приподняться в тревожном ожидании. – Варанова подала на меня жалобу в корпус внутренних расследований.
– Почему? За что? – я села, коснувшись голыми ногами холодного пола – ковров у Станина дома не было.
– За неоказание помощи, – он обернулся. – Её муж умер от атаки блуждающего в присутствии псионника.
– А то, что он пытался тебя убить, не в счёт?
Я встала, его глаза пробежались от кончиков пальцев ног до груди, где и задержались. Очень хотелось завернуться в одеяло, но я сдержалась, главным образом видя его неприкрытое восхищение.
– Совершенно. Мы призваны защищать таких, как он, убийц, и личность жертвы значения не имеет. Предварительное слушание сегодня, через два часа. Наше отсутствие не препятствует рассмотрению дела. Предлагаю сходить, – губы изогнулись в улыбке, – но если ты хочешь надеть фартук… – он поманил меня пальцем.
И я пошла. Снова раздался сигнал входящего сообщения, но Демон не повернул головы к монитору. Мы извлекли урок из случившегося, отпущенное время в любой момент может закончиться, и тратить его попусту преступно.
Перед третьим конференц-залом было многолюдно, в коридоре толпились псионники, свидетели, пострадавшие: мрачная Авдотьевна и Ната с Бориславой. Взгляды, которыми меня одарили женщины, были далеки от дружелюбных. Первым вызвали Станина, оставив меня томиться в ожидании.
Подошедший Гош коснулся руки и сочувственно спросил:
– Ты как?
– Нормально, – я пожала плечами. – А ты? Эми? – на последнем имени голос дрогнул.
– Тоже в норме. Эми молчит, но и того, что наговорила Палия, хватит за глаза.
– Порфийя на самом деле преступница?
Имя, которое носила монашка в миру, упорно не желало ассоциироваться с тем, кого я знала в обители.
– И да, и нет, – парень отвёл меня в сторону. – Тридцать лет назад двое влюблённых студентов развлекались в душе. Парень поскользнулся и неудачно ударился виском. Девушка пропала. Её искали, но так и не нашли. Знаешь, что самое смешное?
– А в этом есть что-то смешное?
– Ну, – Гош смутился, – Ивантор Троев, так звали любовника, так и не вернулся. Иначе бы её и толстые стены не спасли.
– Что теперь с ними будет?
– Палия потребовала суда мёртвых, – он выдохнул. – Сколько ни уверяли её, что это бесполезно, ни в какую. Очень трудно смириться с тем, что потеряла тридцать лет жизни. А с Эми, – голос стал жёстким, – ничего не будет. Максимум – сошлют в Инатарские горы бункер охранять, будет в одной тюрьме с блуждающими сидеть. Псионниками, даже такими, не разбрасываются.
– Ты её больше не увидишь, – подошедший Илья приподнял меня и крепко обнял, совсем как в детстве.
Руки были перебинтованы от кончиков пальцев до локтей. Ими он растаскивал горящие доски, чтобы вытащить нас со Станиным. Повезло, что большей частью дом рухнул в противоположную сторону, а нас всего лишь накрыло обломками дощатой кухни-террасы, пристроенной позднее. Из-под брёвен сруба было бы некого вытаскивать, только трупы.
Из зала, где проходило слушание, вышел Дмитрий, на нем тут же скрестились взгляды всех ожидающих, любопытные, жадные, иногда злорадные.
– Сименов Гош, – вызвал следующего пристав.
Парень кивнул шефу и скрылся за двойными дверьми.
– Как там наши? – столичный специалист осторожно пожал протянутую руку и кивнул на зал. – Не зверствуют?
– Не больше, чем обычно, – ответил псионник.
– Какие люди! – раздалось из противоположного конца коридора.
К нам быстрым шагом приближался седой мужчина в очках, в широкой улыбке которого недоставало половины зубов. За ним шёл Адаис Петрович, в руках у него была раздутая от бумаг папка.
– Ну, и кто оказался прав? – спросил незнакомец почему-то у Лисивина. – Мой проект поддержали на самом высоком уровне.
Илья не ответил.
– То, что ты просил узнать, – бывший шеф протянул Станину папку.
И когда успел, задалась я вопросом, на больничной-то койке?
– Познакомьтесь, – вставил Дмитрий, углубляясь в чтение, – Алленария Артахова, основной фигурант дела. А это Борис Михайлович, профессор кафедры пси-моделирования, помогал нам с теорией.
Подошедший схватил мою руку и энергично встряхнул.
– Да уж, помог, – буркнул Лисивин.
– Разрешите обратиться, – привлёк внимание Станина молодой псионник в форме. – Дмитрий Борисович, там двое свидетелей пришли, по вашему распоряжению я отвёл их в пятый учебный класс, – и, словно извиняясь, добавил: – Заславские все допросные заняли, решили нас по полной проверить, – недовольный взгляд скользнул по закрытым дверям.
– Всё нормально, Антон, – кивнул глава службы контроля, – можешь идти.
– Свидетелей? – спросил Лисивин.
– Свидетелей, – подтвердил Станин.
– Алленария Артахова, – громко вызвал пристав.
– Я знаю, кто и как убил Нирру Артахову.
Время остановилось. Я просто встала посреди коридора не в силах сделать дальше ни шага.
– Алленария Артахова, – повторили ещё требовательнее.
Дмитрий закрыл папку и, не обращая внимания на толпящихся в коридоре людей, на недовольного пристава, растерянного профессора, мнущую в руках платок Нату, притянул меня к себе и поцеловал. На глазах у всей службы контроля. Это был не привычный поцелуй, не требовательный, не жадный. Невыносимо мягкое касание губами, нежное и совершенное. Если б я до этого не потеряла голову от этого мужчины, то сделала бы это сейчас.
– Иди, – сказал он, – Нирра долго ждала, может подождать ещё.
Я кивнула, но, заходя в зал с высоким потолком, оглянулась. Псионники стояли там же, их взгляды заставляли столичного профессора растерянно переминаться с ноги на ногу.
Допрос комиссии внутренних расследований запомнился кучей равнодушных лиц и голосов. Вопросы и не очень чёткие ответы. Рассказать я могла немного. О предмете разбирательства – Владе, его жизни и смерти не спросили ни разу. А вот кость умершей монашки вызвала на суровых лицах заседающей шестёрки живейший интерес. Пришлось три раза подряд рассказывать одно и то же: как мы её нашли, зачем достали, куда принесли… Три раза, прежде чем сонное выражение привычной маской вернулось на их лица.
В коридоре никого не было. Вернее, народ всё так же толпился, но мужчины ушли, даже Гош, которого отпустили чуть ранее.
– Что, шалава, довольна? – подступила ко мне Борислава. – Детей сиротами оставила. По ночам как спишь?
– Мама, – простонала Ната, – не надо.
– Надо!
Я продолжала оглядывать коридор, не уделяя должного внимания её словам. Женщина уязвленно ткнула меня в плечо толстыми пальцами.
– Зятёк не навещает по старой памяти?
– Он убил моих родителей, – чётко проговорила я. – У вашей дочери есть мать, а у меня нет. Хотите об этом поговорить?
Она побледнела и позволила подскочившей Нате увести себя. С ними будет не просто договориться. Долю в нашем совместном с Владом предприятии наследуют сыновья и жена. Варианта два: либо выкупать, либо заново учиться общаться.
Как всегда, от воспоминаний о воспитанниках меня начало грызть чувство вины. Занятий нет уже неделю, пока родители держат паузу, но скоро их терпению придёт конец.
Я заметила в толпе знакомое лицо, подбежала к офицеру и скороговоркой выпалила:
– Где пятый учебный класс? – мужчина нахмурился, и я добавила: – Демон велел мне прийти.
Лицо псионника разгладилось, романтическую сценку Станина видели все.
– Второй этаж, крыло прямо напротив лестницы, учебные комнаты с правой…
Не дослушав, я бросилась к лестнице и стала подниматься, перепрыгивая через две ступеньки.
Я знаю, кто и как убил Нирру Артахову.
Я знаю, кто и как убил Нирру Артахову.
Фраза раз за разом прокручивалась в голове, минуту за минутой, не оставляя места ни для чего другого.
Он сказал «кто» и «как». А чего не сказал? Он не сказал «почему». Не сказал «за что». Не потому, что не знал, а потому, что отвечать на этот вопрос будет не он, а убийца. И я хотела слышать этот ответ.
Дверь классной комнаты с цифрой пять ничем не выделялась в ряду таких же: коричневая краска, металлическая скоба ручки. Я почти её открыла, почти вошла и вдруг отступила на шаг. Ну же, подтолкнула себя мысленно, там Дмитрий, Гош, Илья. Чего бояться? Того, что наши понятия о том, что я должна видеть и слышать, не совпадут, что мне вежливо с поцелуем укажут на дверь?
Пальцы разжались. Станин так и остался загадкой, которую не надоест разгадывать никогда.
Коридор оставался пустым, сегодня занятий не проводили. Двери шли попарно через равные промежутки: две рядышком, затем метров пять-шесть монотонной гладкости стены, и снова две двери.
Каждый житель империи проходил обучение в службе контроля. Людям рассказывают, как правильно вести себя с призраками, не паниковать, не убегать, не снимать кристалл. Втолковывают прописные истины. Первое занятие проводят со школьниками и повторяют каждые три года. Пси-наука не стоит на месте, к примеру, кад-арты раньше защищали разум, теперь же ещё несут информацию. Нововведение пришлось по вкусу не всем, особенно возмущались любители полежать в ванне. Хотя производители уже подсуетились, сейчас выпускают непромокаемые чехлы.
Я снова взялась за ручку и снова отпустила. Мне приходилось бывать здесь. Основное обучение прошло в Палисаде, но Эилоза нашла меня в Вороховке. Номер комнаты не вспомню, но здесь мне прочитали персональную лекцию о первом хвосте. Говорили, успокаивали, показали фильм, утешали. Получалось не очень.
Я повернулась к соседней двери. Фильмы! Класс рассчитан человек на сорок, изображение проектируется на спускающийся с потолка экран. Второй вход ведёт в киноаппаратную.
Быстро, боясь передумать, я потянула на себя соседнюю дверь, успев представить тщетность усилий, если та окажется заперта. По всем правилам, она должна быть заперта. Но дверь без единого звука открылась, и меня встретила темнота каморки.