– Что ты темная лошадка и очень опасный человек, который идет по головам к своей цели, – пристально глядя мне в глаза, хрипловатым приятным голосом, произносит Эмилия. У нее красивые губы. И дело не в помаде. Мне нравится форма. Словно лук Купидона. Немного капризные губы, и, без всякого сомнения, сладострастные и умелые.
– А еще говорят, что ты причастен к убийству Лайтвуда, который был твоим любовником.
– Он никогда не был моим любовником, – пожимаю плечами. Эми откидывает за спину светлую копну волос, одаривая меня скептическим взглядом.
– Ты же не будешь отрицать?
– Я бы назвал наши отношения иначе. И не скорблю о его гибели.
– Не сомневаюсь. Он был тем еще ублюдком.
– Ты его знала? – удивленно спрашиваю я. Этого в досье не было.
– Довелось, – по лицу женщины пробежала тень. – Каждый имеет право на свои секреты. Не так ли, Дино?
– Как твой муж относится к тому, что мы сейчас здесь… – многозначительно обвожу взглядом роскошный номер. – В приватной обстановке, пьем вино и выпытываем секреты друг друга? Это похоже на заговор.
– Я не заплачу, если ты убьешь Антонио. Мне порядком надоел этот старый извращенец, – улыбнулась Эмилия, сохраняя нейтральное выражение лица. Словно речь шла о погоде, а не о человеческой жизни.
– Это предложение? – изогнув бровь, интересуюсь я.
– Нет, так, мечты… – выдохнула женщина, снова поправляя волосы. Зеленые глаза окинули меня изучающим взглядом, не упустив ни одной детали. – Чем тебя держал за яйца Лайтвуд?
– Ты думаешь, я скажу тебе?
– Попытаться стоило. Ты мне нравишься, Орсини.
– Это мой бич, Эмилия. Я нравлюсь всем, – произношу я, с иронией.
– Только не говори, что не извлекаешь из этого выгоду, – Эми подносит бокал к губам, делая маленький глоток. – Наверное, ты был очень красивым ребенком, которого очень любили родители.
Я застываю, мгновенно напрягаясь всем телом. Сканирую взглядом безмятежные черты лица, пытаясь понять зачем она произнесла последнюю фразу. Запретная территория. Я не говорю о своих родителях, о своей семье и детстве. Я был слишком красивым мальчиком, и, может быть, поэтому не погиб вместе с ними. Только черта с два я благодарен за шанс на такую жизнь.
– У тебя есть дети? – спрашиваю я. Приходит ее очередь испытывающе и настороженно смотреть мне в глаза. Отводит взгляд, качая головой. – Ривьера не вечен, ты еще молода.
– Мне сорок три, Дино. Я старше тебя на… не буду даже считать насколько, чтобы не расстраиваться.
– Современная медицина способна творить чудеса.
– Но не всесильна, – горько усмехнулась она уголками губ. – И я не буду жить вечно.
– Тогда давай наслаждаться настоящим моментом, – улыбнулся я, наклоняясь, чтобы забрать у нее бокал. – Итак, чтобы вам хотелось, миссис Ривьера?
Ее длинные пальцы дотрагиваются до моего лица, скользят по моим скулам, очерчивая их, касаются губ.
– Я бы хотела сказать, что хочу, чтобы ты вызвал мне такси… – проговорила она, нажимая подушечкой большого пальца на мою нижнюю губу.
– Но не скажешь, – уверенно заявляю я, обхватывая ее запястье и убирая от своего лица. – Вопрос тот же, Эмилия. Чего бы тебе хотелось?
– Заученная фраза, Дино? – спрашивает она. Грациозно встает и, цокая каблучками, огибает стол и приближается ко мне. – У меня много желаний, – произносит Эмилия приглушенным шепотом, кладя ладони мне на плечи. – Вопрос в том, что ты мне можешь предложить…
Она снимает платье, глядя мне в глаза. Эмилия уверена в себе, и знает себе цену, осознает свою женскую привлекательность и понимает, что хочет и как. Может быть, в этом кроется причина моего влечения к ней с первого взгляда. Женщины, осознающие свои желания, не стесняющиеся их, и умеющие воплощать фантазии в реальность, удивительно хороши в постели. Жаль, что это приходит к ним с возрастом. Я всегда выбирал взрослых любовниц, за исключением Сары. Только так вышло, что чаще выбирали меня. Даже сейчас… Эмилия Ривьера меня выбрала.
Что я могу ей предложить?
Все, что угодно и в неограниченном количестве. Любая фантазия и потаенное желание, даже если кому-то покажется она грязной и пошлой. Я видел хуже и грязнее. Меня не стоит смущаться, и она знает об этом. Я могу показать ей самое дно бесстыдства и похоти. Я пробовал то, что вызвало бы отвращение у большинства из моралистов и праведников. И ей нравится. Мы похожи, идеально совместимы. «Мы могли бы быть отличной командой» – мелькает в подсознании. Не только в сексе.
Но я не верю ей. Я никому не верю, и было бы глупо жить по другим принципам, при моем-то опыте.
Она позволяет мне делать все, что я хочу, и не забывает говорить о своих пожеланиях. Эмилия совершенна. И я не лукавлю, когда говорю ей об этом.
Она просит много. Все, что я могу ей дать. Мне нравится не играть в романтичного героя, потому что были те, кто хотел меня им видеть и видели. Я готов сыграть любую роль, если это принесет мне выгоду или удовольствие. А совесть, стыд, моральные устои – кому они нужны? Мне нравится ходить по краю, играть в самые непристойные игры, и удивить или шокировать меня сложно. Я слишком много видел за свою недолгую жизнь. И научился включать только те эмоции и чувства, которые необходимы в данный момент. Нужно только нащупать почву. Как далеко она готова пойти, или есть ли грань для ее сексуальных фантазий.
Эмилия Ривьера – твердая «девятка» из моей десятибальной шкалы. Девяток в моей жизни было мало, и я помню лица каждой, но не имена, к сожалению. Я не ставлю «десять», потому как мне кажется, предела не существует. Или каждый раз я ищу чего-то особенного, пытаюсь допрыгнуть до планки, которую сам и поставил. Я не знаю, кто из нас кого трахнул, но мы использовали большую часть арсенала приемов, которые были у меня на особом счету, а потом она познакомила меня со своими… Я знал из короткого досье на Эми, что Антонио любит наблюдать за женой, старый извращенец-вуайерист. Но оказалось, что ей самой нравится, когда на нее смотрят, когда любовник не один. Любительница публичного группового секса. Нимфоманка с немного мазохистскими наклонностями, которая предпочитала жестко, много и без прелюдий. И не ограничивала ни себя, ни меня в способах и вариантах. Камасутра нервно курила в сторонке, пока мы пытались не свалиться с кровати, используя позу, которой в перечне не было.
Но, надо признать, свой бал до десятки Эмилия не добрала, потому что выдохлась первой. Наверное, еще один участник заскучал бы, в отличии от наблюдателя.
Мы договорились встретиться снова.
Андреа
Я открыла для себя новый закон, хотя для многих он покажется старым и сто раз проверенным, но я, в свои восемнадцать, столкнулась с ним впервые.
Если вы живете с мыслью, что жизнь – дерьмо, и хуже уже не будет – никогда, никогда даже мысленно не говорите этого, потому что жизнь докажет, что «хуже» – понятие безграничное. Вы знаете, что оптимизм наказуем? Вера в светлое будущее, в то, что завтра будет лучше, чем вчера? Я теперь знаю.
Моя черная полоса с гибели Марии началась больше года назад, и перед каждым новым оттенком черного, в который окрашивался еще один день, я думала, что достигла предела, что вот он – конец, разделительная полоса. Дальше свет. Но ни единого проблеска на пути, я словно иду на ощупь вглубь ада, заблудившись в черных лабиринтах. И, может быть, ищу вовсе не свет.
Ту ночь, после дня на кладбище с родителями, я провела у Дино. Я уснула, так его и не дождавшись. Утром домработница сказала, что он не возвращался. Мне передали, что он снова уехал из страны на неопределенный срок. Я даже обрадовалась, устав от собственных противоречий.
И, наверное, в тот момент я допустила ошибку, подумав, что пора жить дальше, оставив позади все, что мешает мне сделать следующий шаг вперед. Я целых полчаса верила, что смогу перевернуть страницу и начать с нового листа. Я собиралась бросить Джека Райза, подтянуть средний бал и снова начать бороться за маму. Мне вдруг открылось так ясно и четко, как неправильно и эгоистично я веду себя: пренебрегаю родным домом, ищу убежище в других местах, предавая родного человека.
В квартире было тихо, когда я вошла. Очень тихо. Ничего особенного, вроде. Раннее утро, и мама, обычно, в это время спит. Но внутри зародилась неясная тревога, предчувствие, которое сжало все внутренности в кулак. Так случается, и не знаешь причины, откуда приходит знание того, что скоро ты в очередной раз схлопочешь пинка от судьбы за то, что позволила себе поверить в лучшее.
Я громко позвала Лауру, но она не откликнулась. Положив в коридоре сумку, сняла обувь и прошла в гостиную. Чисто. Все так, как и было, когда я уходила. Ни пустых стаканов и бутылок. Никаких окурков в пепельнице. В последнее время, она начала курить.
И когда я не нашла ее в спальне, и на кухне, меня сковал ужас…
Дверь в нашу с Марией комнату была открыта.
Мама лежала на кровати, на которой когда-то спала сестра. Спиной ко мне, прижимая колени к груди. Она выглядела спящей, расслабленной и хрупкой, а на столике стояли пустые пузырьки из-под лекарств, которые когда-то Джейн Кларк назначала Марии от бессонницы. В комнате было так тихо, что свист собственного дыхания, срывающегося с пересохших губ, казался оглушительным.
Уже гораздо позже, бродя в полувменяемом состоянии по больничным коридорам и замирая перед дверями реанимации, я осознала, что, если мама умрет, я никогда себе этого не прощу.
Я должна была быть с ней в этот день, но, как и в случае с Марией, я сбежала в погоне за Дино Орсини, который был не более, чем вымышленным героем не моего романа. Призраком, который появлялся каждый раз, когда я кого-то теряла.
Темный вестник или тот, кто был ответственен за все, что происходило в моей жизни? Так легко перебросить вину на кого-то еще, найти виновных, снять с себя груз ответственности.
Я застыла, когда двери реанимации открылись и появился доктор. Мое сердце остановилось, и за пару секунд я успела дать себе миллион обещаний, что стану лучше, что больше никогда не буду оставлять свою мать одну, что мы непременно справимся вместе с любой проблемой.