Как же меня тошнит от них. Особенно сейчас, когда я смотрю в глаза Андреа и вижу в них безмятежную морскую гладь. Она подарила мне покой. Нежность, страсть, любовь. Она подарила мне улыбку, которую не хочется скрывать и не нужно притворяться, чтобы ей угодить. Я улыбаюсь ей искренне, как давно этого не делал.
Четыре дня. Для меня – почти вечность, учитывая то, как мало в моей жизни было по-настоящему спокойных дней.
– Ты опять где-то не здесь… – Дреа проводит ладонью по моей груди, наклоняясь и почти касаясь губами моих губ. Дразнилка маленькая. – Придумываешь план по захвату мира?
– Почти, – говорю тихо, быстро целуя в губы. Иногда она невероятно проницательна, и сама не подозревает, как недалеко ушла от истины.
– Я тебе надоела? – нахмурившись и капризно надувая губки, спрашивает Андреа, вызывая у меня недоуменный смешок. Я охватываю ее за талию, разворачивая к себе лицом. Ее ноги обвивают мои бедра, и я знаю, что под тонким сарафаном у нее ничего нет.
Мы сняли уединенную виллу на самом побережье у подножия гор с собственным выходом на пляж, где можно было не бояться быть застигнутыми врасплох другими отдыхающими. Мы не достопримечательностями сюда приехали любоваться, и даже не в морском лечебном воздухе дело, и не в самом море, хотя, как оказалось, Андреа та еще любительница дальних заплывов. Я просто хочу ее круглосуточно, и это единственное место, где мы можем делать это без остановки. А еще Болгария является одной из стран, куда врачи советуют поехать людям с болезнями бронхов. Я знаю об этом давно. У моей дочери тоже серьезная форма астмы. И, может быть, мне не стоило везти Андреа сюда, где каждый год несколько раз проходит санаторное лечение моя малышка. Я не могу позволить себе встречи с дочерью, но даже возможность дышать тем же воздухом и смотреть на тот же горизонт словно приближает меня к ней.
Мы не имеем права подвергать опасности своих детей. Поэтому я сказал Джейсону, чтобы он не спешил совершать опрометчивый шаг. Да, дети наполняют нас счастьем в момент своего появления. Я помню, что чувствовал, когда впервые взял на руки Оливию. Крошечную и невесомую. Я понял, что тетерь не один, и что теперь есть хотя бы один человек, ради которого стоит жить. Но когда ее мать убили на моих глазах, я осознал еще одну простую истину. Оливия никогда не будет в безопасности, пока я рядом. Ни одна секретная служба мира никогда не найдет мою дочь. Я все для этого сделал. Нет ничего мучительнее, чем необходимость держаться вдали от собственного ребенка. Она – единственная близкая мне душа в этом гребаном мире, и я не имею права подвести ее.
– Ты молчишь? Значит, надоела, – губы Дреа начинают подрагивать, пока я смотрю в ее глаза, погруженный в невеселые мысли.
– Ты разве не чувствуешь, насколько ты мне не надоела? – спрашиваю я, забираясь под сарафан и обхватывая голые ягодицы Андреа прижимаю их к своей эрекции.
– Это просто член, – произносит она, с убийственной невозмутимостью. Ее указательный палец дотрагивается до моего лба. – А я хочу знать, что здесь!
– Только ты, Дреа, – отвечаю я, целуя ее в губы. Она тает, тянется ко мне всем телом. Я втягиваю ее язык, посасывая и выталкиваю обратно, заполняя ее рот своим, двигаясь в том ритме, который она предпочитает больше всего, но с участием других частей тела. Спускаю с плеч тонкие бретельки, лаская упругую красивую грудь с твердыми маленькими сосками. Она такая совершенная. Такая невероятная. У меня крышу от нее сносит, даже если Дреа просто лежит и позволяет мне ласкать ее с головы до ног. Ей, вообще, можно ничего не делать. Достаточно того, что я вижу в ее распахнутых глазах отражение моего лица и такую же одержимую потребность в близости, которую испытываю сам.
Но Дреа не из робкого десятка и она любит пошалить. Маленькая плутовка. Просовывает руку между нашими телами, и сжимает мой член через шорты. Не могу поверить, что она это сказала. Это просто член! Уму непостижимо. Невольно улыбаюсь сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как ее ловкие пальчики доводят меня до точки кипения.
– Что смешного? Опять надо мной? – обиделась мнительная дурочка. Я затыкаю ее рот губами, приподнимая свои бедра и стаскивая шорты. Она стонет мне в рот, когда вхожу в нее во всю длину. Она такая влажная, черт возьми, такая всегда готовая для меня. Черт знает сколько раз мы трахались за эти четыре дня. Мне кажется, мы вообще не спали. Как она выдерживает?
– О Боже! Боже, – выдыхает Дреа, каждый раз, когда я насаживаю ее на себя. Ее пальцы впиваются в мои плечи голова откинута назад, а грудь в полном распоряжении у моих губ. Это охренительное зрелище. Я даже представить не мог ничего подобного. Каждый раз погружаясь в ее тело, я чувствую себя чуть ли не тем, кого она постоянного упоминает, находясь в нескольких мгновениях от оргазма. И когда она достаточно близко, то начинает двигаться сама, приближая себя к финишной черте.
Черт, я просто собирался выпить кофе и просмотреть новости. А все снова закончилось сексом. Поднимаюсь вместе с ней, раскладывая Андреа на столе. Она тяжело дышит, глядя на меня поплывшим от желания взглядом. Поднимаю ее ноги, сгибая в коленях.
– О, нет, – шепчет она, закрывая ладошками лицо, когда я прижимаю колени к ее груди, предоставляя себе максимальный доступ ко всему, что мне сейчас необходимо.
– Ты извращенец, Орсини. Я уверена. О, Господи… – всхлипывает она, когда я проделываю свою излюбленный прием, заполняя ее полностью. Она вряд ли уже понимает, где находится член, а где пальцы. Ее тело изгибает в предоргазменной судороге. Я удерживаю одной рукой ее лицо, чтобы видеть, как она кончает, как ее лицо озаряется счастливой блуждающей улыбкой.
– Ты меня убьешь когда-нибудь , – шепчет она чуть позже, когда я поправляю ее платье и ставлю на ноги. Андреа держится за меня и выглядит чертовски сексуально, но она по-другому и не умеет.
– Может быть, ты и права, – улыбаюсь я, целуя ее распухшие от активных ласк губы.
Андреа
Мне иногда кажется, что я нахожусь в каком-то вымышленном мире, нереальном, размытом, словно сны, которые мы не можем вспомнить, а только чувствуем, что они были прекрасны. Если это действительно так, то я не хочу никогда просыпаться. Я плыву по течению, хотя зарекалась больше этого не делать. Нельзя расслабляться и позволять другому человеку руководить твоей жизнью. Нельзя растворятся в ком-то настолько, насколько делаю это я.
Дино Орсини — не просто мужчина, которого я люблю, он бездна, океан, омут, в который я прыгнула, закрыв глаза, позволив поглотить себя целиком и полностью.
С ним я забываю, что где-то там есть другая реальность, в которой я окажусь, когда он от меня устанет. Мы не говорим о будущем, и он ничего мне не обещает, просто позволяет гореть… рядом с собой. Дотла, до основания, не оставляя ничего от меня прежней, забирая все сомнения, тревоги, боль и грусть, которая наполняла меня, когда мы летели из Нью-Йорка в Болгарию. И, когда-нибудь, Дино вернет мне их в троекратном объеме. Я не шутила, когда сказала, что однажды он убьет меня. Так и будет.
И я буду наказана за свою глупость. Наивность. За то, что не научилась извлекать уроки из ударов судьбы.
Мне хочется быть маленькой девочкой, которая засыпает на его коленях, уставшая от нашей страсти и бесконечных ласк. Что он сделал со мной? Когда успел?
И почему именно Дино Орсини и никто другой?
С первого взгляда, брошенного на него, я поняла, что он особенный, не похожий на других. Не потому, что Дино невероятно красив, и даже не его ненасытный темперамент и сумасшедший магнетизм, под который попадают все, кто его видят, тому виной. Когда я смотрю в его темные глаза, за которыми он скрывает все свои помыслы и истинные желания, я вижу нечто, отчего все мое тело покрывается мурашками. Я боюсь того, что прячут его выразительные почти черные глаза с длинными ресницами, но не могу отказаться. Я не удивлюсь, если узнаю, что Орсини языческое божество поедающие на завтрак человеческие жертвоприношения, или безумец, который время от времени душит женщин красным платком. Мои теории фантастические, но именно так я чувствую, находясь рядом. Каким бы нежным и ласковым любовником он ни был, Дино обладает мощной темной аурой, окружающей его, словно черные крылья падшего ангела. В нем есть тот стержень и сила, которая заставляет людей отводить глаза, когда он на них смотрит. И я тоже. Постоянно. На подсознательном уровне, я ощущаю исходящую от него опасность, и это еще больше будоражит мою кровь. Я хочу получить как можно больше, прежде, чем он оставит меня умирать.
Я смотрю со своего шезлонга, как Орсини неспешно бредет вдоль линии прибоя, разговаривая по телефону и пиная мелкую гальку. Его взлохмаченные волосы, загорелый торс и темно-синие шорты производят обманчивое впечатления. Издалека он кажется просто еще одним красивым высоким стройным парнем, каких тысячи и миллионы, но стоит заглянуть глубже, как приходит осознание. Дино Орсини такой один.
Я почти не дышу, наблюдая за ним, жадно ловлю каждое движение. Разве не то же самое произошло когда-то с Мари? С моей сестрой? Обладаем ли мы генетической склонностью к выбору мужчин, способных уничтожить нас? Или мы изначально слабые, подавляемые жертвы, которых сразу видят такие, как Джейсон Доминник и Дино Орсини. У меня есть живой пример трагичной одержимой любви. Мари и Джейсон, которых убила их больная любовь. Моя мать не пережила развода с отцом, сломалась и покончила с собой. Конечно, дело было не только в папе, и гибель дочери повлияла на нее, лишив почвы под ногами. Мы все пострадали, так или иначе, и неизвестно по чьей вине или прихоти. Но именно развод стал точкой отсчета для мамы.
Может быть, мы слишком сильно любим?
Но разве можно любить слабее? Не всем сердцем. Не отдавая душу? Мой разум постоянно кричит, что я должна бежать, уносить ноги от Орсини, но как это сделать? Я сама отдала ему ключи от своей души и сердца. Только он может вернуть их мне.