– Это бесполезно. У тебя… – бесстрастно произношу я, и смотрю на часы Лайтвуда на своем запястье. – Девять минут до полной остановки сердца. Скажи ему все, что не успела, пока он был жив.
– Нет. Нет. Ты не можешь этого сделать, – она бросается на меня, впиваясь когтями в мою шею, целясь в глаза. Эта небольшая потасовка длится несколько минут.
– Я уже это сделал, Саш. Семь минут. Не теряй время, – я стискиваю ее руки за спиной, глядя в такие же, как у Андреа, глаза, полные ужаса и невыносимой боли. Я наклоняюсь к ее лицу, совсем близко, почти касаясь губами розовой мочки уха. Я шепчу ей всего два слова. Это не утешение и не оправдание совершенного убийства. Я даю ей шанс, еще один шанс начать все сначала. А потом ухожу, предварительно забрав телефон, который все это время снимал происходящее на видео. Ухожу прочь, оставляя после себя звенящую тишину.
Глава 13
"…Будут отбирать оружие. Имейте два ружья. Скажите отбирающим, что у вас одно. Его отдайте, а другое сохраните. Одно ружье спасет сотню жизней".
Косма Опистолос
Дино
Звонок с еще одного закрытого номера поступил через двадцать минут после того, как я покинул отель, в котором выполнил условие некой Лоиз Крейг. Я не знаю зачем ей понадобилось убирать Джейсона Доминика моими руками. Кто она такая, и каким образом смогла так близко подобраться ко мне. Мне неизвестны ее мотивы, и у меня есть только одна возможность выяснить все наверняка. Она сказала, что мы встретимся. Я свое условие выполнил. Как только Андреа будет в безопасности, я переверну, если нужно будет, весь мир, я спущусь в ад, но найду эту суку, если она не явится сама и сделаю то, чего никогда не делал. Я буду убивать ее медленно, получая несказанное удовольствие от процесса.
Я никогда не причислял себя к категории серийных маньяков, но, видимо, пришло время признать то, кем являюсь на самом деле. И даже могу с уверенностью назвать категорию, к которой могу причислить себя. Организованный несоциальный тип серийного убийцы. Человек, который носит маску нормальности, адекватный, адаптированный, не являющийся психически больным, часто умный, высокоинтеллектуальный и обаятельный, следующий своей цели, со временем совершенствующий способы и сценарии убийства, и уверенный в том, что делает благое дело.
После совершения своего первого акта ликвидации первого номера из списка Штефана или Элоиз (это еще предстоит выяснить) я много читал о людях, совершающих убийства на почве мести или какой-то идеи, и испытывал резкое неприятие, отрицание. Мне казалось, что я больше, чем какой-то тип, разобранный по пунктам. Но это тоже косвенный признак того, что я тот, кто я есть. Только осознание истины ничего не меняет, я не чувствую вины или сожаления. Каждая смерть для меня – особенный ритуал, который несет свою определенную цель, и я должен довести дело до конца. Если смогу, если успею…
Я отправляю видео неизвестному абоненту, который еще не в курсе, что я выяснил, кто она. Осталось только узнать, где она.
«Ты придешь один. Без оружия», – почти сразу приходит мне ответное сообщение.
«С нетерпением буду ждать встречи», – дублирую я ее слова.
«Мы поладим», – возвращается мне мгновенно.
«Я убью тебя даже голыми руками», – добавляю я мысленно. Мне не нужна толпа наемников, чтобы разобраться с бабой. Мрачная ухмылка кривит губы. Я даже испытываю некоторое предвкушение. Не так часто я сталкиваюсь с достойным соперником. То, что она женщина, только усиливает выброс адреналина в кровь. Она шла за мной по пятам, училась у меня, а значит, я смогу с ней сыграть на своих условиях.
Элоиз Крейг умрет сегодня.
Или я.
Всего два варианта. И, в любом случае, это будет достойная смерть.
Я не испытываю страха, приближаясь с каждой милей к бункеру, в котором лишил жизни двенадцать человек. Это даже не половина. Если я выживу сегодня, то приду за каждым, чье имя внесено в список покойного Зальцбурга.
Кровожадные мысли оставляют меня, когда я думаю о той, кто оказалась сейчас в руках моей одержимой последовательницы. У многих, известных на весь мир, серийных маньяков есть последователи. Я становлюсь легендой. Неуместный юмор, но иначе я не умею. В моей жизни, начиная с пятнадцати лет, было слишком мало смеха, а поводов для шуток еще меньше. Мне нужно сохранять рассудок чистым и свободным. Черный юмор как раз то, что доктор прописал.
Я почти на месте, когда мне поступает звонок от Варго.
– Ты спятил, Орсини. Почему ты распустил охрану?
– Они мне не нужны, Ник. Я справлюсь.
– Ты сумасшедший! Что с Доминником?
– Я выполнил то, о чем меня просили.
– Черт… – Ник замолкает на долю секунды. – А что с Марком?
– Пусть катится ко всем чертям. Он мне больше не нужен.
Варго пытается сказать что-то еще, но я вырубаю мобильный, бросая на соседнее сиденье. Глянцево-черный Ламборджини летит вдоль набережной Гудзона, в опущенные окна рвется ветер, оставляя на губах морскую соль и раздувая мои волосы. Я включаю стереосистему на полную громкость и салон заполняют ритмичные басы группы Linkin Park. Я стучу ладонями по рулю в такт музыке, в тонированные стекла бьют настойчивые лучи солнца, заставляя меня надеть темные очки.
Может быть, мне повезет. И я не умру сегодня. Слишком солнечный день для смерти, слишком чистое небо. Бог бы не позволил. Я хочу умереть в дождь, хочу чувствовать холодные капли на щеках, когда мое тело бросят на каком-нибудь пустыре. И я смогу представить, что капли дождя – это слезы, которые никто никогда не прольет обо мне. Конечно, ничего подобного не случится. Я много раз заглядывал в глаза мертвецов, ища ответы, пытаясь посмотреть за грань через сузившиеся зрачки, и видел там только пустоту. Я просто стану одним из них, гниющим куском плоти на свалке жизни.
Останавливаю Ламборджини в привычном месте. Я был здесь ровно двенадцать раз. Сейчас тринадцатый. Дьявольское число. Роковое. Я никогда не был суеверным. Не верил в приметы, гадания и экстрасенсов. Но сегодня действительно предстоит проверить теорию тринадцатого числа.
Глушу двигатель и выхожу из машины, оглядываясь по сторонам острым взглядом. Вокруг ни души. Неужели одна рискнула? Что это – глупость или уверенность?
Подхожу к металлическим дверям, ощущая горячее тепло, исходящее от стены. Двадцать семь градусов снаружи. Страшно даже представить, какая температура внутри. С момента похищения Андреа, прошло пять часов. Пять гребаных бесконечных часов в подвешенном состоянии в душном бункере, раненная, напуганная… Внутри меня зарождается страх, я много раз видел, что происходило с людьми, которые пробыли там гораздо меньшее время. Обезумевшие от ужаса в ожидании своей участи, но все еще на что-то надеющиеся.
Я вытащу ее оттуда. Не знаю, что будет потом, но сейчас главное увезти Дреа прочь из этого склепа.
Тяну на себя железную ручку, со скрипом открывая. В ноздри ударяет тошнотворный смрад. Сердце замирает, я задерживаю дыхание, делая шаг внутрь воняющего раскаленного бункера. В свете ярких ламп, я сразу вижу Дреа. Маленькую, хрупкую, измученную. Ее тело безвольно болтается над полом. Запястья связаны веревкой и подвешены на металлический ржавый крюк. Андреа без сознания, и, может, это даже к лучшему. Не могу представить, что она чувствовала бы, если бы видела, где оказалась. Несколько шагов, и я обхватываю ее руками. Одежда пропитана потом, и мои ладони скользят, пока я пытаюсь развязать ее. Пара минут, а я уже насквозь мокрый из-за жары. Краем глаза замечаю смердящий труп Такаши в углу. За сутки при такой температуре он начал разлагаться, и вонь стояла просто невыносимая. Эта сука специально оставила его здесь, чтобы напугать Дреа еще сильнее, и показать мне, что она знает обо мне все.
Давай, мразь, покажись, я докажу, как ты ошибаешься, считая, что способна предугадать мои действия.
Освобождаю запястья Андреа, и она опадает мне в руки – неподвижная, бледная, с засохшими следами крови на лице. Я прислушиваюсь к ее неровному дыханию. Судя по цвету и состоянию кожи, она обезвожена. Рана на лбу не глубокая, но крови было много, судя по следам на одежде. Ей срочно нужен врач.
– Дреа, черт побери, прости меня. Я торопился, как мог, – бормочу я охрипшим голосом, прикасаясь губами к влажному ледяному лбу. Она такая холодная на фоне испепеляющей жары. Неестественно бледная кожа, глубокие тени под глазами. Я убираю с лица мокрые пряди волос, прижимая ее к себе. Все уходит на второй план, даже тошнотворная вонь разлагающейся плоти. Я качаю ее в своих объятиях, и чувствую я себя так, словно держу целый мир, который умещается в одной маленькой девушке.
– Я успел, Дреа, – шепчу, снова склоняясь к ее лицу. – Прости, – говорю тихо, прежде, чем резко содрать клейкую полоску скотча с ее губ. Она дергается всем телом от резкой боли, и открывает глаза. Невидящий, рассеянный взгляд останавливается на моем лице. Дреа пытается кричать, но из горла вырывается только хриплое рычание. Я держу ее, понимая, какую адскую боль сейчас она испытывает. Занемевшее тело конвульсивно вздрагивает, каждое мышечное сокращение в освобожденных конечностях посылает болезненный спазм по всему телу.
– Я отвезу тебя в больницу, Дреа. Врачи снимут боль. Тебе помогут. Все позади, – говорю я, пока она бьется в моих руках. Дреа находится в состоянии шока. Не уверен, что она узнает меня и понимает, что я ей говорю.
– Я бы не была так уверена, что все позади, Дино, – раздается за спиной голос, который… я узнаю. Застываю, не торопясь обернуться назад. Мне нужно несколько минут, чтобы успеть проанализировать, заполнить пробелы, сложить пазл. Сумасшедшая работа мозга на время отключает внешние рецепторы, притупляя зрение и обоняние.
Женщина вошла бесшумно или я просто был слишком занят с Андреа, чтобы услышать или почувствовать, что мы больше не одни. Я догадывался, что она появится, но не думал, что здесь и сейчас. Это было бы слишком банально, но теперь, когда я знаю, с кем имею дело, то начинаю понимать, что именно этого она и добивалась. Выбрать момент, когда я буду наиболее уязвим.