Правильная жестокость
Круел Райт вел людей на штурм опиумного притона.
Почтальон не прятался от своей памяти, но пытался замолить долги, которых у него скопилось столько, что душа трескалась от груза обещаний.
В толпе, сердцем которой он горел, мелькали топоры и вилы. Круел настрого запретил брать с собой ружья. Это не восстание. Это погром.
Вышли около шести вечера. На площади сбились в кучу, бесстрашные и горластые.
Пока поднимались в гору, растеряли задор и болтливость. Небо сулило грозовые кары. Вечер над Кривым Носом наливался траурной синью.
– Кого-то нынче не дождутся дома, – проквохтал старый Фицрой, траченная молью курица.
«Не каркай!» – скривился Райт. Чутье сжимало его душонку холодной пятерней. Не стоило, нет, черт возьми, не сегодня, не надо, зря!
Под холмом – на фоне черного экрана неба заносчиво белел Кривой Нос – их встретил Гордон Бёрн.
«Мерзкий выскочка, южанин!» – Круел поежился от дикого желания развернуться, распихать толпу, сбежать домой и, не раздеваясь, рухнуть на постель.
– Твердо решил? – Бёрн, казалось, интересовался перстнем на левой руке.
– С дороги, ублюдок! – выплюнул почтальон, чувствуя, как в лопатки ему дышат три десятка пустышек, ладных только, чтобы рвать и метать.
– Это ведь и твоих рук дело, – покосился на Райта охотник. – Напомнить?
– Он все, все нам рассказал! – завопил кто-то из толпы, и масса, человеческий бульон разразился слитным, безудержным ревом.
– Тогда не смею вас задерживать, – шутовски поклонился Гордон, махнул цилиндром в пол и отошел в сторону.
– Ты меня… не проведешь… – силился перекричать бесноватое стадо Круел. Люди обтекали его, они видели дом, им больше не нужен был вожак. Пока. Лава стремилась вверх – назад, к жерлу вулкана. Еще немного и Райт остался бы на дороге один. Лицом к лицу с Бёрном. Поэтому почтальон припустил за остальными.
Гордон поморщился и зашагал следом.
Дом приготовился к осаде. Ставни закрыты, в щелях мелькали любопытные огоньки свечей. На пороге, прислонясь к запертой двери, стояла хозяйка с ружьем. Из-за забора торчала здоровенная башка ее немого братца. Тот еще подарок!
– Сколько гостей, – холодно приветствовала толпу леди. Ее лицо скрывала зеленая вуаль, а голос звенел, как удары церковного набата. Кто-то раздал факелы, но они не успели их поджечь и теперь чувствовали себя глупо с неряшливыми, вонючими палками в руках. – Мне открыть второй зал или будете угощаться на улице?
– Мы пришли не за тобой, – эта фифа ничуть не пугала Райта. Он гордился, что ни разу не поднял руки на женщину, но сейчас ни перед чем не отступит. – Брось свое дрянное ремесло и вали из города.
– А кормить меня, сестру и брата станешь ты, почтарь?!
– В дурном случае подставишь дырку, – Круел обернулся к подельникам, ища в их лицах поддержку. – Тебе небось не впервой?!
Выстрел вогнал ночи огненное перо в бок.
Погромщики завизжали от неожиданности, кто-то рухнул на колени, кто-то побежал вниз, споткнулся, полетел кубарем. Основное ядро устояло, но Райт сам перетрусил не на шутку.
– Еще один грязный намек, – руки леди были тверды, и взгляд дула полз по толпе, как будто выискивал в сумраке именно его, зачинщика и раздувалу. – И я вспорю тебе брюхо и заставлю этот сброд лакомиться твоими потрохами. Если вы пришли за тем, кто живет в подвале, Бог с вами, не буду мешать. Заткнись, Кифер! – отвлеклась она на брата. – Пусть беру…
Булыжник, брошенный из толпы, угодил ей прямо в бровь. Леди швырнуло на стену, голова встретила камень громким костяным стуком. Женщина медленно сползла на крыльцо. Ее юбки бесстыдно задрались.
Круел не сразу понял, что за ужасный, выворачивающий нутро звук несется от дома. Кифер клекотал. Он бросился к несчастной, подхватил ее на руки. Дверь мгновенно отворилась, точно за ней все время кто-то подслушивал. Верзила передал сестру, в каждом его движении читалась бесконечная нежность и забота. Дверь захлопнулась. Кифер обернулся. И толпа прочла на его лице свой приговор.
Великан не задержался ни на миг. Походя, он наклонился за чем-то, и когда выпрямился, самые сообразительные смазали пятки жиром. Одной рукой Кифер сжимал тесак для рубки мяса, в другой нес колун.
Круел Райт лепетал что-то, цеплялся за рукава, тряс, кричал, но чувствовал, как ноги сами собой нащупывают дорогу вниз с холма. Удобный пологий путь. Тропа отступления. Бегства!
Кифер неожиданно оказался совсем близко и с жутким бульканьем – почтальон увидел его глаза, черные, затопившие берега глазниц кипящей смолой, и уже не сомневался – бежать-бежать-бежать! – врубился колуном в спину погромщика. Тесак немедленно нырнул ниже, и еще один горожанин полетел с холма, воя от расставания с ногой.
Дорога была совсем недалеко, когда сверху принялись палить. Райт пыхтел бок о бок с зеленщиком, и кровь из его простреленной черепушки залепила почтальону липкую оплеуху. Круел тут уж рухнул и пополз. Безумный мясник лютовал намного выше. Ночь забавлялась криками и стонами, перебрасывая их с ладони на ладонь. Уши Райта горели от стыда. Он полз, как ящерица, смешно растопырив локти, пытаясь стать плоским, совершенно незаметным, пока не уткнулся в ботинки.
– Ложись, придурок! – зашипел неудачник, дергая за штанину. – Подстрелят!
– Вот уж вряд ли, – Гордон Бёрн присел рядом и придержал дернувшегося Райта.
– Дождался, – к горлу подкатила тошнота.
– Никуда не спеши – первое правило охоты.
– Эта тварь всех погубит.
– Знаю, – Бёрн достал нож и начал рассматривать его курносое лезвие.
– Мы должны…
– Она собиралась уехать. На следующей неделе. Я был в курсе.
– Почему?..
– Не уведомил Ваше Величество?! Ах ты, расфуфыренный петух! Надо было оторвать тебе башку еще тогда, после разговора со святошей.
– Давай! – завизжал Круел. – Оправдывай суку и ее дерьмового братца! Мы хотели сжечь тварь и этот проклятый дом. Мы не тронули бы никого! Я… я… понятия не имею, кто бросил этот чертов камень!
– Я.
– Ты… – захлебнулся Райт. – Ты.
– И ты, – Бёрн воровато оглянулся и несколько раз быстро ужалил ножом. Вскочил и замахал руками:
– Сюда! Он тут! Быстрее!!!
Кровь восстала пузырями на груди. Райт чувствовал воздух, холодными пальцами забравшийся под ребра сквозь новые рты. Небо безобразно раздулось и посветлело, как пузырь от ожога. На его фоне не менее ужасными казались силуэты, обступившие его голову. Один из них склонился над Круелом и чихнул на умирающего густым опиумным духом:
– Тот самый.
Кто-то схватил его за ноги и грубо поволок вверх по холму.
Назад.
Домой.
Круел слышал, как за ним захлопнулись двери.
Тьма открыла глаза и захихикала.
К досаде Гордона Бёрна почтальон выжил.
Эффект Доплера
Сэм и Лайт грели руки о чашки с кофе в ночной забегаловке. Барбара забралась с ногами на скамейку и дремала, разметав волосы по подоконнику. По ее лицу барабанили неоновые вспышки вывески секс-шопа напротив. Луна танцевала в лужах.
Никто не обращал на них внимания. В кафе было пусто. Сонная официантка принесла заказ, постояла, пока они не рассыпались мелочью, и ушла за кассу. За соседним столиком лежали смятая пачка сигарет и кольцо.
– Думаешь, обручальное? – кивнул Доплер.
– Не разбираюсь, – отхлебнул Лайт, не поднимая глаз.
– Он говорил, она курила, – прищурился Доплер. – Кольцо мужское, судя по размеру. Бросил ее?
– О, как глубокомысленно, мистер Холмс, – фыркнул Лайт. – Не думаете, что кто-то просто снял кольцо, чтобы вымыть руки, и забыл надеть?
– Тогда оно лежало бы на умывальнике.
Помолчали.
Лайт качал ногой. Доплер тёр виски. Чужие темы исчерпались. Кофе настраивал на откровенность.
– Сам не понимаю, что на меня нашло, – слова жгли Лайту рот. Он считал себя патентованным мастером притворства, но сейчас был сама искренность. Соседство с копом размягчило пластилин его души, сделало готовым для лепки.
– Отвлекись, – сопел Доплер и косился на Барби. Та улыбалась во сне. Невинный мотылек. – Моя мама терпеть не могла фильмов ужасов. Я жутко их боялся. Прибегал к ней на кухню, утыкался в подол и хрипел. Не мог дышать. Она подхватывала меня на руки, сажала на колени, наколдовывала откуда-то здоровенную фарфоровую кружку с теплым какао и повторяла: «Отвлекись… Забудь… Это всего лишь кино!» Я дрожал. Мне становилось тепло, чертовски приятно, мама, эта особая кружка, какао! Страх отступал, уползал в темные норы под ванну или в стенной шкаф. Какао было жутко вкусным. Я клялся, что никогда больше, ни глазком! Ну их, эти ужасы! Но каждую пятницу крался в гостиную, щелкал дрожащими руками кругом переключения передач – помнишь, такие на черно-белых телевизорах? – дожидался момента, когда заиграет страшная музыка, обмирал, мучился, когда же покажется тварь? – и бежал к маме. Даже когда уже не боялся, понял, что все это глупости и обман, все равно делал то же самое…
– Очень трогательно. Можно я поаплодирую в другой раз?
– Сарказм, – хмыкнул Доплер. – Больно ты мне нужен, копаться в твоих завихрениях. Я себя успокаиваю, вот и все.
– Только психи разговаривают сами с собой.
– Кто мне это говорит? Человек, воюющий отверткой с гипсовым черепом?
Лайт расхохотался. Шутка показалась ему настолько уместной, что он хлопнул несколько раз по столу рукой. Барбара зевнула и посмотрела на агента сквозь водопад волос. Доплер успокаивающе погладил ее по руке. Женщина потянулась и сползла головой на колени мужу.
– Как думаешь, те двое делали это друг с другом? – Лайт беззвучно загоготал, показывая руками поспешные фрикции.