– Не операционная, а стол мясника, – поморщился Югоров. – Вы сами, милейший Мирон Венедиктович, заглядывали туда когда-нибудь?..
У Брякина взлетели руки вверх, он начал призывать всех в свидетели, но Югоров продолжал:
– Что касается этого молодого человека… Всякая операция требует большого опыта, собранности, подготовки и должной организации. Что греха таить, – он улыбнулся, – вспомните, всем нам приходилось когда-то начинать…
Под его ласковым взглядом лица некоторых начали меняться. Югоров улыбнулся шире.
– Извините уж старика, но Бог нас создал людьми и наделил способностью ошибаться. Вот только ошибка ошибке рознь. Там, где неудача предопределена отсутствием опыта, но продиктована большим желанием выполнить порученное, это не большая беда. Это поправимо. Безобразно другое, не терплю подлость и лень! Это не исправить, не искупить.
Он помолчал и снова чему-то усмехнулся:
– Я вам открою маленькие тайны… наши с Мироном Венедиктовичем, – подмигнул как ни в чём не бывало он главврачу, – вы ахнете.
Брякин от этих слов испуганно покосился на профессора, но тот успокоил его, миролюбиво махнул ладошкой:
– Помнишь, Мирон Венедиктович, как мне досталось от великого Паршина, когда я во время операции чуть не оставил пинцет в теле больного?
Смешного в примере было мало, у слушателей вытянулись лица.
– Потом его нашли у меня же в кармане халата, – хмыкнул Югоров, – но сколько было переполоха.
– Больного тогда перепугали, назад прикатили! – крякнул главврач, чем вызвал общее веселье.
– Перед хирургом тело живого человека, аппаратура подключена к пациенту, казалось, тебе всё подсказывает, тем более рядом глаза коллег. И всё-таки в первый раз велика опасность ошибки! А в нашем случае?.. Мёртвый, нереагирующий предмет. Я Дынина не оправдываю, но не учитывать этого нельзя.
Когда оживление в кабинете улеглось, Югоров повернулся к патологоанатому, подошёл к нему, положил руку на плечо, отчего голова Дынина совсем опустилась к его острым коленкам.
– А насчёт самообладания, – слегка похлопал его по плечу Югоров. – Я тут случай один вспомнил. Извините, если не к месту. Был у меня студент на практике. Ничем особенным не выделялся, единственное, в анатомичке, при вскрытии всегда в первых рядах. Этакий смельчак, скажу я вам. И всё любопытствует, вопросы задаёт, внутрь норовит заглянуть. Ну и заглянул однажды, шлёпнулся в обморок. Смеялись вокруг, а мне потом, уже через несколько лет, он, став хорошим врачом, признался, что его в дрожь бросало, лишь к дверям анатомички притрагивался. Выходит, себя закалял, смельчак. Так что… родилось тут у меня к вам, уважаемые коллеги, одно предложение, – неожиданно начал заканчивать он.
Меньше всего ждал чего-то хорошего Брякин, потому что именно на него поднял свой заинтересованный взгляд начальник бюро.
– С учётом того, что исследование трупа Топоркова не завершено, заберу-ка я его в бюро. Там закончим исследования и ответим на все неразрешённые вопросы следствия.
Каримов даже дёрнулся.
– Ещё ждать? – подскочил он со стула.
– Есть основания, – остудил его пыл профессор.
– У меня сроки… Генерал приказ отдал!..
– Истина, любезный подполковник, требует того. Попробуем разобраться в ситуации.
– Одному причудилось! – закраснел лицом Каримов. – А мы здесь антимонию развели!
– Все так считают? – перевёл глаза с начальника милиции на прокурора Югоров.
– Вы что же хотите… найти проклятую пулю? – смутился Бобров.
– Кто знает… – Югоров посуровел. – Посмотрим все огнестрельные каналы, изучим направления выстрелов. Их же несколько! Понадобятся усилия биологов, химиков, физиотехников. Одним словом, работа предстоит большая и серьёзная. Баллистические исследования проведём, само собой… Любая версия имеет право жить и более того – должна быть проверена. Слышал я такие умные слова. Не так ли, товарищ прокурор? – он поклонился Боброву. – Или я покусился на ваш хлеб?
– Вы имеете в виду?.. – блеснула догадка в глазах Боброва.
– Я бы вас попросил, Маркел Тарасович, дать указания произвести дополнительный осмотр места происшествия, – подхватил Югоров. – По моей просьбе Илья Артурович водил меня туда, но не удалось попасть. Хотелось бы глазком взглянуть на обстановку, да всё опечатано.
– Я приказал, – согласился Бобров, – но мы это дело поправим. Хоть сейчас.
Он и с места вскочил.
– Нет-нет. Я заглянул в окошко, – остановил его Югоров. – Вы уж сами… Я к чему клоню… Стрельба там была значительная. И пожар этот… А ведь пожар или поджог мог кому-то понадобиться?..
В кабинете воцарилась зловещая тишина, Бобров недоумевающим взглядом обвёл присутствующих, но Каримов тут же щёлкнул карандашом по столу:
– Да что вы, право?.. Ищем волка в отаре! Уголовник свёл счёты с жизнью, натворил делов, а тут разыгрывается прямо-таки… Я бы попросил!..
– Не готовил же самоубийца ещё и собственное сожжение в том костре? – всё же вопрошал у прокурора Югоров. – Он же не фанатик?.. Или сумасшедший?..
– Не исключено, – буркнул Каримов. – Зачем он из колонии сбежал?
Начальник колонии вскочил ретиво, надул щёки, сосредоточенно и уверенно выпалил:
– Это седьмой побег. Многие бегут. Но мы меры принимаем. Работы у них нет, дармоедов.
– Его седьмой? – удивился Бобров.
– Никак нет, товарищ прокурор! – смутился начальник колонии. – В целом. Если б его, сидел бы давно где-нибудь на Урале.
– И тебе бы спокойнее, – хмыкнул Каримов.
– Так точно, – согласился тот.
– И последнее… – Югоров взглянул на главврача. – У меня просьба к Мирону Венедиктовичу.
Главврач насторожился.
– Отдайте мне Илью Артуровича в бюро.
Брякин готовился ко всему, но только не к такой концовке.
– Нет! Нет! – поднял обе руки Югоров, улыбаясь. – Я считаю правильным использовать его только для завершения исследований трупа Топоркова. Оснований не доверять Дынину у меня нет. Пусть исправляет свои оплошности. К тому же ему необходима стажировка. У молодого человека есть задатки медицинского эксперта. Как вы, Илья Артурович, смотрите на моё предложение?
И Югоров, нагнувшись, протянул руку Дынину.
Дынин не знал, что сказать. При последней фразе профессора его подбросило на ноги, вихрастая голова выражала полную готовность, глаза сверкали.
– Когда ехать? – выпалил он.
II
Когда они остались одни, Бобров позвонил в районный отдел милиции и о чём-то заговорил с дежурным. Ковшов, пересев поближе к столу, терпеливо дожидался. Главное, чувствовал он, ожидает его впереди, и с тревогой всматривался в лицо прокурора, ловя обрывки фраз.
– Пригласили, говоришь, на бюро? – донёсся до него вопрос взволновавшегося вдруг прокурора. – А мне звонка не было. Так-так… Ну что же, раз начальника нет, пригласи ко мне Квашнина.
И, положив трубку, Бобров задумался, сложил руки на столе, совсем позабыв про Ковшова, не сводившего с него глаз.
– Дела… – озабоченно пробурчал он. – В райком побежал, белуга…
Неизвестно, сколько бы так он ещё переживал ситуацию, если бы Данила не отважился сам.
– Важные проблемы? – поинтересовался он.
– Проблемы? – словно пришёл в себя прокурор. – Нет. Тут, брат, дела местного значения, – он прихлопнул ладошкой по столу. – Поработаешь, поймёшь.
– Случалось. Встречался с райкомовскими, – начал было Ковшов. – Однажды…
– Знаком, значит, – Бобров прервал следователя. – Это хорошо. Вот и у нас… только со своими особенностями. Здесь не город. Все и всё как на ладони. Слово утром обронишь, к вечеру во всех углах его переиначивают. И тонкости свои. Ты в городе убийствами занимался, изнасилованиями, да малолетками, а здесь другое. Там молоко председатель колхоза недопоставил, или падёж скота начался, а то с сенокосом запаздывают…
– И что? – усмехнулся Ковшов. – Прокуратура-то при чём?
– А при том! – покраснел от гнева прокурор. – Падёж скота – ищи халатность зоотехника, волкобой – сторож или чабан запьянствовали, а то смотри и повыше. Деревенские идиллии забудь, тут, брат, такие трагедии, почище Уильяма Шекспира!
– Скажете, Маркел Тарасович…
– И скажу! – не разделив его весёлости, прокурор нахмурился. – Ты мне ответь, почему за твои фокусы я выговор схлопотал от прокурора области?.. Ты как это в избе Топорковых оказался? Кто тебя туда сподобил? Я же вам с Аркадием приказал у машины оставаться?
Вопросов было много. Лицо прокурора запылало.
«Вот оно! – мелькнуло в сознании Данилы. – Началось то, что так долго ждал. А сообразить, как и что отвечать, так и не придумал. Как с тайной Топоркова поступить? Тот перед смертью просил открыть её лишь прокурору области… Не доверял никому из местных. С другой стороны, всё утрачено. Ни бумажки у него той, что Топорков ему оставил, ни зажигалки… Пропали, словно и не было… Кто ему теперь поверит?..»
Спас внезапный стук в дверь. Вошли сразу трое: полноватая пигалица с лицом деревенской учительницы в прокурорском кителе с тремя маленькими звёздочками в петлицах, сияющий гладкой лысиной капитан, мнущий милицейскую фуражку в руках, и уже знакомый начальник колонии с морщинистым настырным лбом.
– Пётр Иванович, – сам выбрал из этой троицы капитана милиции прокурор. – Завтра с утречка, пока народ сладко спит, под твою ответственность обшарь ту проклятую избу.
– Топорковых?
– Её.
– Вторично?
– Надо будет, и троично полезем! – взвился прокурор.
– Будет сделано, – без энтузиазма опустил голову капитан, умерил пыл и зыркнул глазами на Ковшова.
– Людей много не бери. Нечего зазря народ булгачить.
– Понял.
– И чтоб каждый камушек просеять, в каждый уголок заглянуть. Не как в прошлый раз.
– Это что же за потеха? – вырвалось у капитана. – Давеча вроде вместе с вами шукали. Никак профессор того?..
– Чего того? Профессор не при чём.
– Кого же искать?
– Не кого, а что. Гильзы все соберёшь. И чтоб до единой!