– И здесь тебе повезло, – попробовал поддержать Аркадий пошатнувшийся оптимизм приятеля.
– Всё к одному… – махнул тот рукой. – Теперь хоть кое-что проясняется.
– Это чего же?
– А вот!
К Даниле, вбегающему в квартиру на запах кофе, от соседской двери протянулась подрагивающая рука.
– С приездом вас! – следом появилась и голова уже знакомого мужика. – Трофим Селёдкин! Ваш сосед.
– Ванькин папаня, – подоспел и Аркадий. – Это что же с утра-то?
– Ни в одном глазу, – заспешил тот, но для верности прижался к стенке, чтобы не слишком мотало. – Мы как раз на службу.
– Это и видно, – сурово уставился на него Аркадий и уже начал подбирать подходящие в таких случаях выражения, но в дверях появилась Очаровашка.
– Мальчики! – скомандовала она из глубины комнаты. – Поторопитесь к завтраку. И у меня к вам безотлагательная просьба. В доме очень холодно, предстоит наладить печку.
Вот здесь Селёдкин и проявил неожиданную сноровку. Услышав дивный голосок, он уловил главное.
– Хочу вас предупредить, уважаемая соседка, – Селёдкин изобразил поклон. – Печка эта завсегда у Надюхи не фурычила. Загублена с прошлой зимы.
– Да что вы! – совсем расстроилась Очаровашка. – А как же?..
– Имеем диплом! – воздел вверх лапу «знаток». – Виной всему тяга.
– И что же?..
– К вашим, как говорится, услугам, если соблаговолите…
Он не успел договорить затянувшейся фразы, как добрый ангел слетал в квартиру и вылетел с бокалом красного вина.
– Благодарствую, – не ожидая такой милости, сразу просветлев, Селёдкин принял бокал двумя перстами и тут же галантно опорожнил. – Начнём прямо с утра, если у вас не будет других распоряжений.
III
Что может быть неприятнее занятия, если заранее известен итог? Что более претит, когда в бесполезности уверен загодя? Искать чёрного кота в чёрной комнате, согласитесь, не доставляет удовольствия никому.
Данила заметил: радость имеет особенность исчезать мгновенно, неприятностям – нет конца. В безнадёжной тягомотине в избе Топорковых, в бесполезном ползании и никчёмном исследовании пропахшего неприятными запахами горелого пола, казалось, он уже находился целую вечность, однако прервал мучения своих помощников повелительным возгласом только к обеду.
– Закурим? – подсел к нему Квашнин.
– С понятыми как будем? – вместо ответа спросил Данила.
– А чего? – беспечно махнул рукой тот. – Их на улице пруд пруди. Всё равно ничего не обнаружили. Откуда какой-то гильзе здесь быть.
– Тогда организуй, – сунул ему протокол Ковшов. – А если бы что нашли?
– На такие чудеса умельцев не сыскать.
– Уверен?
– Не та фирма.
– Тогда как же с пожаром?
– А что с пожаром?
– Тут без Платона, вашего пожарного инспектора, очевиден поджог, а он в гнилой электропроводке полчаса копался? Кому-то понадобилось короткое замыкание изобразить?
– Я человек подчинённый, – Квашнин пожал плечами. – У меня приказ Каримова. Я исполняю. А вы чем недовольны, товарищ следователь? Следствие – это процесс глубокий. Требуется исследовать все версии. Или я не прав?
– Нашёл что-нибудь в проводке? – вместо ответа буркнул Данила.
– Никак нет.
– Отрази, – ткнул в протокол Ковшов.
– А мы это ещё с Маркелом Тарасовичем в первом протоколе отразили.
– Ничего. Будь последователен, – наградил Ковшов капитана хмурым взглядом. – Протокол должен отражать все действия, что проводились при осмотре места преступления.
– Происшествия, – попробовал уточнить капитан. – Формализмом попахивает.
– Объективностью, товарищ заместитель начальника райотдела, – отчеканил Ковшов.
– А я против?
– Вот и исполняйте.
– Один тяжёлый человек в районе был, а теперь, слава богу, возрадуемся, удвоилось их число, – поджал губы Квашнин. – Весело заживём.
– Это кто же?
– Вчера вы с ним имели счастье познакомиться.
– Не Усыкин ли?
– Он! Человек в футляре.
– Из-за пальто?
– Если бы!
– И всё же?
– Пальто он по болезни не снимает, – хмыкнул Квашнин. – Любой простуды боится. Лёгкие у него ни к чёрту. Поговаривают, чуть ли не туберкулёз. Но если бы дело только в этом было.
– Тогда в чём же? Вчера он Боброву про попытку поджога рассказывал.
– Та же мания! Достал всех подозрениями. Сам не спит и другим не даёт. Загрузил моих ребят поручениями. Расшибись, а сыщи ему пьяницу, который удрал от сторожа.
– Тяжело тут вам.
– Как в том кино.
– Что?
– Как в том кино, говорю. Тяжело без нагана.
– Кстати, насчёт нагана. Не мелькала такая игрушка среди ваших уголовничков?
– Да что вы, Данила Павлович? – Квашнин даже опешил. – Всерьёз увлеклись этой темой с Дыниным? Ладно, он по глупости, а вы-то!
– Ну хорошо, хорошо, – отвернулся Ковшов. – Отпускай орлов. Пойдём Боброву докладывать.
– Я бы доложил, да нечего, – съехидничал Квашнин. – Вы уж сами.
– Отсутствие результата – тоже результат, – поддел его, в свою очередь, Ковшов. – А насчёт того пьянчужки ждите отдельное поручение о розыске. Пометьте там у себя на стеночке, дело в моём производстве.
Так и расстались они в тот, первый день своего знакомства вряд ли довольные друг другом, попыхивая гневом вечного противостояния прокурорского духа и духа милицейского, но каждый с полной уверенностью точно исполненного долга.
IV
Бобров мучил телефон.
– Часа полтора названиваю, – зло подскочил он в кресле, когда Данила застыл на пороге: входить не входить? Но начальник, ткнув пальцем рядом с собой, велел ждать. Ковшов просидел с полчаса, сосчитал всех мух на потолке и стенах, потом принялся за живность покрупней: прокурор позволял домашнему коту нежиться в его кабинете, когда посетителей не наблюдалось, но кот шуток не признавал, царапнув Данилу лапой, лениво перебрался подальше.
– Аркадий укатил? – не выпуская трубки, поинтересовался Бобров.
– Сегодня собирался.
– Попроси, чтобы задержался.
– У него отгулы заканчиваются.
– А он что же, работает где?
Данила кивнул.
– К себе его приглашал шофёром. В машинах разбирается, видать невооружённым взглядом.
– Не пошёл?
Бобров горестно покачал головой:
– Механиком небось в автобазе вкалывает. Он тут, пока ты в больнице валялся, «победу» мне собрал в один день.
– Он горазд.
– Хорош. Ты бы уговорил его.
– Бесполезно.
– Платят много?
– Его деньги не интересуют.
– Это как так? – Бобров даже аппарат бросил мучить. – Что за Рокфеллер в нашем социалистическом обществе?
– У него идеалы.
– Это плохо.
– Да чего уж хорошего? Он в цирке нашем с номером выступал. Ковёрный гимнаст. И гирями жонглирует.
– Ну, это и я бы мог. Это не профессия.
– У него и жена оттуда.
– Вот те раз!
– А до этого в церкви пел.
– Ты наговоришь! Неужели правда?
– У него голос. Вы же слыхали сами.
– Про тараканов-то?
– Он партию Каварадосси в театре исполнял.
– И что же? Бросил?
– С режиссёром повздорил.
– Из-за певички какой-нибудь?
– Почему же сразу из-за певички?
– Гренадёр! Его за версту видать. Бабы враз кидаются, я заметил. Варвара и та все уши мне вчера прожужжала: кто таков? Женат?
– Однолюб.
– Неужели из-за этого дела? – щёлкнул себе по горлу Бобров и хитро подмигнул.
– Не… Он не увлекается.
– Ну тогда я не знаю… – заскучал прокурор, – по партийной линии… но не похоже, если в церкви пел.
– Не ломайте голову, Маркел Тарасович, – успокоил его Ковшов. – Ему зачем задерживаться-то надо?
– В город тебя приглашают, – оставил в покое аппарат Бобров и отвернулся в окошко. – Я в райисполком бегал, а помощнице позвонили из приёмной Игорушкина. Приказано завтра с утра заявиться на доклад.
– Так нечего ж докладывать, – пожал плечами Данила. – Осмотр сегодняшний ничего нового не дал.
– Понятно, – махнул ладошкой прокурор. – Вызывают не для этого. Стружку снимать! За выходку самовольную. Я предупреждал. Выздоровления ждали. Может, повременить? Я дербанил проклятущий телефон-то зачем? Хотел отсрочку тебе выпросить. Болеешь, мол, ещё, то да сё… А время пройдёт, страсти улягутся, забудется. Как?
– Вы же не дозвонились.
– Да вот! – Бобров хлопнул телефон так, что тот испуганно звякнул. – Заработал, гляди-ка!
Он схватил трубку как руку неведомой спасительницы, а другой замахал Ковшову.
– Беги, перекуси пока, наверное, и не обедал. А я тебя потом сыщу. Поговорим.
И Данила, озабоченный и загрустивший, отправился домой.
– К печке-то не прикасайся, – уже в спину крикнул ему Бобров. – И соседа своего не вздумай подпускать. Вечером сам мастеров приведу.
Насчёт печки он опоздал. В квартире Данилу ждали ужас и полный разор, но со всем этим он столкнулся потом, а вначале его встретил Аркадий, который, подперев голову обеими руками, с убитым видом сидел на крыльце.
– Да что тут, в самом деле? – открыл с опаской дверь Данила.
Очаровашка, как обычно, не встретила, не бросилась ему на шею. Её вообще не было видно, зато в комнате с тряпкой и ведром суетилась незнакомая женщина, прозрачная от худобы. Опешив, она всплеснула руками, окатив Данилу брызгами, и молча ткнула тряпкой в сторону кухни, где что-то происходило за высокой занавеской. В предчувствии самого страшного Данила бросился туда и откинул ткань. Лучше бы этого никогда не видать!
Вся кухня была черна от сажи. Печка отсутствовала, на её месте высилась груда кирпичей, над которой торчала взлохмаченная голова Селёдкина, а вместо потолка в огромной дыре зияло пасмурное холодное небо.
– Что случилось? – мог бы и не спрашивать Данила, но у него вырвалось само собой.
– Не боись, хозяин, – икнув, выговорила бледная голова. – Без неотложки обошлось. А я жив… значит, к вечеру будет полный ажур!
– Что это? – гаркнул Данила. – Может мне кто-нибудь объяснить?