– А супруга? – скосил глаза Ковшов и попробовал улыбнуться брюнетке.
– Привыкла, – небрежно буркнул за неё Федонин и щёлкнул пальцами по аквариуму, висевшему на стенке за его спиной, стайка пёстрых рыбёшек мигом кинулась врассыпную от толстого стекла. – Привыкают они к нам, а потом никуда, как хвостик. Да, Нонночка?
Он подмигнул подружке, та покосилась снисходительно:
– Подурачься, подурачься. С твоим сердцем нормальные люди в Кисловодске ванны принимают да до Малого седла лёгкими шажочками. А тебя не поднять! Пропали наши путёвки.
– Вот видишь? – Федонин погладил плечико жены. – Разве они нас понимают?
Брюнетка фыркнула и отвернулась, спросила небрежно Ковшова:
– Вы женаты?
Данила улыбнулся женщине и кивнул.
– Без этого к нам следователей не берут, – поторопился за него Федонин и налил по второй. – У него знаешь какая жена!
– Дети есть? – также небрежно поинтересовалась она.
Данила отвёл глаза.
– И не заводите.
– Почему?
– С вашей работой это вредно, – она выпила рывком свою рюмку.
– Ну, поехали… – подмигнул Даниле Федонин. – У них всех одно на уме… Ты, Данила Павлович, глянь-ка на мои новые приобретения.
– Вот-вот. Вторая дурь в голове – книжки. Дома негде ставить, так он здесь все стены обложил, – поморщилась женщина и полезла в изящную сумочку за новой папироской.
– Погляди, погляди, – настаивал Федонин. – Вчера на развалах книжных бродил, ребятки мою слабость знают. Пообещали раритетом обрадовать давеча и слово своё сдержали. Такое достали! Редкость великая!
Большой во всю стену аквариум ещё раньше поразил Данилу необычной красотой. Разномастные подводные обитатели суетились в водорослях и пузырьках воздуха, поднимающихся со дна от фильтров, искусно упрятанных в огромных морских раковинах. Это было известным хобби хозяина кабинета. Вторым увлечением были книги, и они заставляли свободную от двери часть третьей стены, начинаясь почти от потолка и опускаясь вниз до предполовых тумбочек. Вот туда и указывал старший следователь – в центр своей сокровищницы. От всего этого блеска у Данилы разбежались глаза, он поднялся и наугад вытащил со стеллажа книгу в кожаном потёртом переплёте.
– Угадал! – похвалил Федонин. – Ну-ка изобрази Нонне Сергеевне, на что способен следователь прокуратуры. А то у наших врачей ущербное представление о юристах.
Федонин быстро захмелел или его распирало от своих, не ведомых никому чувств.
На потёртой обложке угадывалось название на латинском языке. Данила с недоумением обернулся на Федонина. Тот уже торжествовал с поднятыми вверх руками. Данила повертел фолиант в руках, силясь понять язык оригинала и перевести. Невольно по ученической привычке поднял глаза в потолок, потом опустил их и онемел: Нонна смотрела на него с язвительным интересом и издёвкой, откровенно стреляя дымными сердечками в лицо. «Мелко плаваешь, студент», – так и выпирало из омута её плутовских глазок.
– Брось, Нонка, не задирай парня, – отхлебнул из рюмки Федонин, от него не укрылось её высокомерие. – Наш он. Мне Денисов рассказывал, у Ивана стажировался.
Но Данила уже пришёл в себя и начал читать:
– Digesta Lustiani… – закашлялся он, поперхнувшись.
– Ты переводи сразу, чего голову морочить! – приплясывал Федонин. – Нонка в латыни ого-го!
– О составлении Дигест, – уверенно продолжил Данила, косясь на женщину. – Конституция «Deo Auctore»… Конституция «Властью бога»…
Он напрягся с переводом, но дальше пошло легче:
– Император Цезарь Флавий Юстиниан благочестивый, счастливый… славный… победитель и постоянный триумфатор Август…
– Во как они! – неистовал Федонин. – Они своих почитали! Было за что! Цезарю цезарево… Не то, что у нас. Мелочь пузатая.
– Паша, ты бы больше не пил, – вставила Нонна. – С твоим-то сердцем…
– Сердце за отпуск отдышалось, – буркнул тот. – Ты послушай, послушай.
– … Триумфатор Август приветствует своего квестора Трибониана… – продолжил Данила и уже не останавливался, спешил. – Властью Бога нашего управляя империей, которая передана нам небесным величием, мы войны удачно преодолели и мир украшаем и устои государства поддерживаем. Возлагаем чаяния наши на помощь Бога всемогущего, чтобы полагались мы не на оружие, не на наших воинов, не на военных предводителей или на наш гений, но всю надежду обращаем только к высшему, к Троице, от коей произошли сами первоосновы всего мира и установлено их распределение в земном кругу…
Данила прервался перевести дух.
– Откуда это, Павлуш? – изумилась Нонна.
– Я, конечно, латинский давно забыл, да и не силён был особо, – подёргал ухо Федонин. – Но он правильно всё читает. Это конституция римского императора Юстиниана, принятая в 530 году. Чуешь, девочка моя, какая это древность? Я по сравнению с этой книгой – мышь. Отпечатана она в России задолго до революции. У какого-то деда ребятки мне раскопали. Похоронили его давно, а библиотека осталась за ненадобностью, управдом чуть в макулатуру не сдал… А ты здорово сечёшь, – подмигнул он Ковшову, – ну-ка, найди ей что-нибудь знакомое, чтоб совсем в нашем брате не сомневалась.
Из Данилы латинист был никакой, кое-что осталось с института, увлекался по молодости, в кружок даже ходил, вот это и спасло. Лихорадочно пробежав глазами пожелтевшие страницы, он на своё спасение наткнулся на более-менее знакомое. Степенно пригладив старинную бумагу и одарив Нонну снисходительным взглядом, возгласил:
– Cum itagu nihil tam studiosum in omnibus rebus invenitur guam legum auctoritas…
– Постой, постой! – опять замахал руками Федонин. – Ты давай, если можешь, это?.. Кумекай мне на русском.
– Охотно, – не смутился Данила, он уже удобно устроился за столом на подставленный Федониным стул и читал сидя, вальяжно развалившись, коньяк благостно сказался на его голодном организме. – «Среди всех дел нельзя найти ничего столь важного, как власть законов, которая должным образом приводит в порядок божественные и человеческие дела и изгоняет всяческую несправедливость…»
– Ну вот, ясно тебе, Нонна Сергеевна, кто правит нами? Закон! – Федонин даже воздел перст в потолок. – Правда, в те времена, конечно, всё выглядело отчётливее и…
– Вот именно! – перебила его женщина. – Как читать-то собираешься? Студента с собой таскать будешь? Данила Павлович-то укатит в свою деревню… – она уколола Ковшова неласковым прищуром пронзительных глаз.
– Тебя попрошу, – хитро хмыкнул Федонин, принял от Ковшова книгу, полистал страницы. – Великая вещь! Редкий фолиант. Тебе, Нонна Сергеевна, не понять.
– Да уж!..
– Глупые вы, женщины. Души мужика вам не разгадать, зря стараетесь.
Она не обиделась, чувствовалось, мир и понимание между ними установились давно и прочно.
– Вы, бабы, всё думаете, что нам, мужикам, только водку пить, морды друг другу бить, да вас, плутовок, за задницы щупать.
– Ну, понёс! – фыркнула она. – Постеснялся бы юнца.
Федонин поднял рюмку:
– Мы, мужики, хоть нам и за сотню перевалит, коль на ногах стоим, о вечном душу будем рвать. Вот за эти, вечные истины в жизни, давайте и выпьем!
– А много их осталось-то? – она отвернулась и не притронулась к рюмке.
– На наш век хватит…
Федонин подошёл к окну. Данила отчётливо отметил, что тот косолапит, даже хромает на одну ногу. Вспомнил – в войну что-то случилось, Федонин и воевал-то несколько месяцев, ранило чуть ли ни в первом бою, поэтому орденов, как у других аппаратчиков, у него не было, и медаль участника он пристёгивал лишь на праздничные военные даты.
– Разливай чай-то, – от окна кивнул ему Федонин. – Закипел уж. И печенье бери. С утра не ел ничего?
– Кормили, – набросился на печенье Данила, – назиданиями.
– У нас так.
– Нормально…
– Давай о деле поговорим. Только не торопись. Тут, брат, каждая ниточка, каждый следок. Да что я тебе…
– Ну, я, наверное, пойду, – поднялась к двери женщина. – У вас свои секреты, мне не до них.
– Иди-иди, – кивнул Федонин, – я задержусь, пожалуй.
Данила начал рассказывать. Федонин, слушавший его молча, вдруг перебил:
– Из-за чего же он на побег решился? Тут что-то не сходится. Побег – шаг исключительный. Отец его, говоришь, пропал?
– До сих пор нет сведений.
– И смерть нелепая?..
– Нет пока заключения экспертизы… Дынин твердит своё…
– С другой стороны… – перебил Федонин, покачав головой, – больно уж всё странно выглядит… Тебя кто-то шарахнул… С кем спутали? Спасать Топоркова лезли его дружки?
– Не спасал его никто.
– Тебе откуда знать?
– Там милиции полно было.
– Тот, кто тебя ударил, сумел же удрать?
– Бобров поделился соображениями, – конфузясь, проговорил Данила, – он думает, что кто-то из милиционеров по ошибке меня с Топорковым в темноте спутал, а когда разобрался, испугался Каримова, выволок от дома и бросил в безопасном месте.
– Вот как! А я ведь по телефону с Маркелом Тарасовичем калякал совсем недавно. Он про это и словом не обмолвился.
– Это наша особая версия.
– Выходит, смерть Топоркова от тех же рук? – нахмурился Федонин.
– Доказательств никаких.
– Это не факт. Да и патологоанатом молод. Не велик спец, чтоб в тонкостях разбираться.
«Вот где про гильзу Аркадия и выложить бы всё ему!» – мелькнуло в голове Данилы, и он даже скрипнул зубами от досады.
– Я к вам в командировку собираюсь, – не дал открыть ему рта Федонин. – В самое ближайшее время, пока другим делом не загрузили. Игорушкин уже намекал про хитроумного растратчика, с которым в Ленинской райпрокуратуре мучаются. Запутались в его хозяйственных махинациях, не могут разобраться. Пока то да сё, я к вам и махну.
– Мы вас встретим! – воспрянул Данила, которого тут же и осенило: лучшего момента не представится, чтобы поделиться недосказанным и избавиться от груза, угнетавшего его с первого часа, как очнулся в больнице.
– Ты там комитетчиков предупреди, чтобы Усыкин на месте был, – Федонин достал уже блокнотик и начал делать в нём короткие записи.