— Есть возможность заработать, — обратился Мун к начальнику почты.
— Что? — переспросил тот, осторожно вынув затычку из правого уха.
— Заработать! — крикнул Мун.
Начальник почты напряженно вслушался. За стеной раздался последний всхлип, потом наступила блаженная тишина.
— Наконец! — он глубоко вздохнул. — Сил нет терпеть! Никак не дождусь доктора Энкарно, может, он пропишет успокоительное.
— Вам?
— Зачем мне? Ребятишкам. Вы не думайте, что они у меня родились такими буйными. Это у них на нервной почве, с той ночи, когда столкнулись самолеты. Все небо полыхало, вот-вот дом сгорит. А я с перепуга еще крикнул: «Началась атомная война!» У жены было нервное потрясение, пришлось отправить ее к матери в деревню… Так что же вас интересует, мистер Мун?
— Хью Браун получал за это время корреспонденцию?
— Тот господин, что живет у маркиза? Нет, не получал. Но зато активно интересовался вашей. Между прочим, это он мне посоветовал, — начальник почты указал на затычки.
— Ну, а вы, будучи гордым испанцем, решительно показали ему на дверь? — усмехнулся Мун.
— Должен признаться, мистер Мун, не устоял против соблазна. Как-никак для человека, получающего от государства гроши, сто песет — большие деньги.
— А ваш священник падре Антонио утверждал, будто в Испании честность прямо пропорциональна бедности.
— Вы ошибаетесь, мистер Мун, Падре Антонио не наш, живет в Малаге, а в Панотаросе находится исключительно ради спасения души сеньоры Роджер, хотя, по-моему, у нее едва ли есть душа. А если и имелась когда-то, то давно ушла в бюст… Что касается тайны вашей корреспонденции, то, мне кажется, к ста песетам мистера Брауна кое-кому следовало бы добавить столько же.
— Кому?
— Вам! — начальник почты лукаво улыбнулся. — Раз вы не воспользовались почтой в любом соседнем городке, значит, не имели ничего против огласки своей корреспонденции, скорее наоборот. Достаточно было поглядеть, с каким усердием вы только что старались посвятить мистера Ритчи в свои телеграфные секреты.
— А вы, оказывается, наблюдательны! — усмехнулся Мун. К чувству уважения к этому скромному почтовому служащему примешивалась досада. С самого начала он избрал тактику «стеклянного дома». Наблюдатели должны быть уверены, что могут уследить за каждым его шагом. Именно этот не совсем обычный метод полной прозрачности должен был служить отличной дымовой завесой для второй, наиболее важной части общего расследования. Порывшись в бумажнике, Мун достал двухсотенный банкнот.
— Это вам, начальник.
— Мне? За что? — вопреки ожиданиям Муна начальник почты не спешил спрятать его в карман.
— За то, чтобы вы оставили свою наблюдательность при себе.
— Вы меня, очевидно, не поняли, — немного грустно сказал начальник почты, сопровождая фразу отстраняющим жестом. — Не будь я уверен, что это соответствует вашим подспудным желаниям, мистер Браун ни за какие деньги не получил бы от меня информацию. Мисс Гвендолин, откровенно говоря, не стоит ваших забот, но ее мать и брата мы все любили, хотя они и были американцами. Так что и я, и остальные панотаросцы вам всячески помогут, и ни нашу помощь, ни наше молчание вам не надо покупать, — с достоинством закончил он.
— Простите меня. — Мун примирительно протянул ему руку.
— Вот так лучше. И вообще… Я понимаю, у вас такая профессия, но считать всех без исключения негодяями тоже не слишком мудро. Мне кажется, вы напрасно обидели мистера Ритчи. Если он для вас и сочинил главную роль в шекспировском фильме, то лишь потому, что стыдился выглядеть в глазах соотечественника неудачником. Ведь у вас в Америке бедность считается самым большим позором.
Мун чуть виновато поглядел в окно. Билль Ритчи вытирал лицо своим грязным платком, сквозь наполовину стертый грим явственно проступала немощная старость.
— А теперь к делу! — Мун взял себя в руки. — Двести песет вы все же можете заработать. Не бойтесь, это не будет взятка.
— В таком случае ничего не имею против, — улыбнулся начальник почты. — Что требуется от меня?
— Восемнадцатого числа в Пуэнте Алчерезилло сдано заказное письмо. Адресат проживает в «Голливуде». Фамилия неизвестна, вместо нее в корешке по ошибке записано название гостиницы. Вот за эту фамилию я и даю двести песет.
— Ценная фамилия! Сейчас посмотрим. Правда, я не уверен, прибыло ли уже письмо.
— Прошло три дня.
— Это ничего не значит. Почта идет окружным путем, через Малагу. Там, так, по крайней мере, рассказывают сведущие люди, некоторые письма проверяются тайной цензурой. Так было всегда, задолго до воздушной катастрофы. В таком случае они приходят к нам с большим опозданием.
Пока начальник почты просматривал реестр заказных писем, он успел рассказать несколько анекдотов, в том числе про Франко и Джонсона. Мун слышал его уже лет двадцать назад, но тогда вместо Джонсона фигурировал Гитлер.
— Вам повезло! — начальник почты на полуслове оборвал очередной анекдот. — Вот оно! Фамилия адресата — Шривер!
— Шривер? — Мун ожидал что угодно, только не это. — Не может этого быть! Вы ошиблись.
— Посмотрите сами! Единственное письмо из Пуэнте Алчерезилло за последние дни.
— Вы не помните, для кого оно предназначалось — для миссис Шривер или для Гвендолин?
— Мы записываем только фамилию. Может быть, и запомнил бы, но в тот день в связи с воздушной катастрофой у меня была необычно большая нагрузка. Даже доставку корреспонденции пришлось перепоручить старшему сынишке.
— Спросите его, может быть, он запомнил?
— Он? — начальник почты рассмеялся. — Да Хуанито и читать еще не научился.
— А если посмотреть, кто расписался за получение?
— Тоже не поможет. Расписывается за заказную корреспонденцию дон Бенитес.
— А когда пришло письмо? — только теперь догадался Мун спросить.
Начальник почты заглянул в книгу:
— Девятнадцатого марта.
Девятнадцатого! В этот день Шриверы были еще живы. Значит, не все потеряно. Даже в том случае, если оно было адресовано Гвендолин, его, возможно, забрали миссис Шривер или Рол.
Весь во власти этой мысли Мун, даже не попрощавшись как следует, выбежал из почты. Не замечая скамейки, на которой все еще сидел Билль Ритчи, ни его самого, он зашагал в сторону гостиницы.
— Да, меня нет! — его догнал хриплый от одышки голос.
— Раз вы бежите за мной, значит, вы есть! — иронически бросил Мун, все же остановился, позволяя старому актеру нагнать себя.
— Нет в фильме! Не гожусь я больше на комические амплуа. Стенли Хьюз сказал, что, глядя на моего Фальстафа, людям захочется не смеяться, а плакать. Пришлось вызвать итальянца. Я не виню Стенли, даже палач может позволить себе великодушие, только не режиссер кинофильма, — мутно-голубые глаза его заслезились.
— Ну ничего, Билль, не сокрушайтесь, в другой раз больше повезет, — пробормотал Мун, частично из жалости, частично чтобы поскорее отделаться. — В новом фильме Куколки или…
— Обязательно! — старый актер приосанился. — Тем более что я отнюдь не остался внакладе. Благодаря этому случаю я понял, что мое настоящее амплуа — остродраматические роли. Вот, если бы вы согласились написать для меня детективную драму, скажем, отец в отчаянии убивает дочь, а потом кончает с собой… — он умоляюще посмотрел на Муна.
— Поговорим в другой раз, я спешу, — отмахнулся Мун.
— Знаете, у меня эта идея возникла, когда вы проезжали мимо. — То ли Билль Ритчи не слышал, то ли необходимость поговорить хоть с кем-нибудь была сильнее приличий. — И заодно я хотел объяснить вам недоразумение с Фальстафом. Я уже вчера собирался, но сначала Куколка помешала, а потом было как-то неловко… Но не думайте, я знаю свое место. Даже ничуть не обиделся, когда вы не остановились…
— Когда?
— Только что, возле почты. Я помахал вам, но, увы, ваше внимание всецело принадлежало сидевшей рядом с вами прекрасной даме. Настоящая мексиканская красотка! Каждый раз, когда вижу ее, вспоминаю Долорес дель Рио… Однажды я должен был сниматься вместе с ней, но, к сожалению…
— С кем? С Розитой Байрд?
— Да нет же, с великой Долорес! Помните фильм «Мексиканские ночи»? Там такой великолепный кадр! Единственное одеяние — длинные черные волосы.
— Какое отношение это имеет к Розите Байрд? Она ведь серебряная блондинка, или, может быть, я дальтоник?
— В прошлый раз она была жгучей брюнеткой. Точно такие же волосы, как в том знаменитом кадре! Белое платье и белые туфельки. Совершенно другой человек. Есть такие женщины, у которых с цветом волос и стилем одежды совершенно меняется внешность. В военной форме она теряет всю свою яркую киногеничность.
— Вы ее видели с черными волосами? Когда?
— Недели две тому назад. Вышла из гостиницы и быстро перебежала через площадь. Вероятно не хотела, чтобы ее заметили. Это было как раз в ту ночь, когда Куколка послала меня за доктором Энкарно… Простите, я совершенно забыл, что вы спешите. До скорой встречи!
Полученная ненароком информация чрезвычайно заинтересовала Муна. Однако, памятуя отправленное Крауненом письмо, он не стал задерживать старого актера. Входя в гостиницу, Мун оглянулся. Бывший король смеха стоял, привалившись всем телом к белой церковной стене. Видно, не легко ему было даже на таком маленьком расстоянии — от почты до отеля — выдерживать быстрый темп Муна.
Дона Бенитеса Мун застал на втором этаже прохаживающимся по коридору. То ли он выбрал объектом подслушивания комнату генерала Дэблдея, то ли номер Рамироса. Заметив детектива, он проворно заглянул в мраморную урну; словно проверяя пыль, провел пальцем по стене, но отнюдь не поколебал этими действиями подозрений Муна.
— Ну, какие новости слышали, дон Бенитес? — с подтекстом осведомился Мун.
— Что вы, что вы, сеньор Мун! Просто смотрел, хорошо ли убрала горничная… Между прочим, сеньор Дэблдей весьма интересуется вами, — спустившись в пустой холл, портье стал значительно общительнее.
— Откуда вам это известно?