— Сеньор Мун, вы присматривались с достойной вас проницательностью к моим детективным альманахам Эллери, — маркиз уже говорил о другом. — Я тоже заметил, что шрифт вырезанных букв в письме совпадает со шрифтом альманаха. Тем более что один журнал пропал — как раз после исчезновения Краунена. Так что вы, надеюсь, сейчас понимаете, что я тут ни при чем. А насчет флакона с миндальной эссенцией, которую Гвендолин выкрала из шкафчика, — это чистейшая правда.
— Я вам верю, — сказал Мун. — И приношу свои извинения.
— За то, что считали меня бандитом? Нечего извиняться, это льстит моему самолюбию. А теперь… — маркиз перешел на шепот. — Мне стало известно — не спрашивайте откуда, — что вы ожидаете гостя, которого другим не следует видеть до поры до времени. Скажете Педро, чтобы он привел его ко мне.
— К вам? — не сразу понял Дейли.
— Разумеется, если вы мне доверяете. По-моему, эта нежилая часть замка — идеальное убежище для таинственных гостей.
Засада в горах
На обратном пути из Малаги Мун заехал в полицейский комиссариат. На то были две причины — посмотреть, как начальник полиции прореагирует на письмо Гвендолин, и, главное, еще раз настоятельно потребовать копию уже запрошенного из Мадрида «Барселонского дела».
Полковник Бароха-и-Пинос инструктировал своих подчиненных. Поприветствовав Муна, он извинился:
— Занят по горло! В связи с завтрашним приездом членов правительства. Так что, если не очень спешно…
Мун вместо ответа показал письмо Гвендолин.
— Пройдемте в кабинет… — у полковника сразу же нашлось время. — Вы уверены, что это не фальшивка?
— Я только что из Малаги. Судебный графолог подтвердил подлинность. Полное совпадение характерных особенностей в письме, гостевой записи и даже в подделанной Гвендолин подписи матери на чеке. От характера никуда не денешься, как сказал графолог.
— Поздравляю! — полковник торжественно встал и протянул Муну руку.
— Поздравлять как будто не с чем, — Мун пожал плечами.
— Я удивился, когда узнал, что вы не полетели в Мадрид. Но вы оказались проницательнее меня. Сейчас я задним числом тоже понимаю, что донесение Роберто Лимы основано на недоразумении. Похищение Гвендолин неразрывно связано с Панотаросом. То-то вы, направляясь в Мадрид, сначала заехали к маркизу.
— Нельзя ли немного пояснее, полковник?
— Вы меня экзаменуете? Пожалуйста! Маркиз — нищий, клад своих предков ему не удалось найти… Итак, с мечтой о сказочных богатствах приходится распроститься. Но существует реальная Гвендолин Шривер. Маркиз, несомненно, знал, что она дочь одного из богатейших людей Америки…
— Вы полагаете, что он похитил Гвендолин?
— Разве человек, даже не имеющий средств, чтобы сшить себе приличный костюм, станет тратить такие деньги на огромную детективную библиотеку, если не надеется извлечь из нее выгоду? Поройтесь как следует в его преступной коллекции — вы обязательно найдете книгу, где все это описано: и продиктованное жертвой письмо, и вырезанные из газеты буквы, и пещера, где следует оставить выкуп.
— В вашем изложении эта гипотеза звучит прямо-таки как шедевр Агаты Кристи. Но поскольку вы торопитесь и я тоже, отложим ее подробное обсуждение на завтра. Я пришел, чтобы попросить у вас полдюжины полицейских.
— Для обыска! Рад, что вы наконец раскрыли свои карты. К сожалению, придется немного повременить. Завтра приезжает будущий зять маркиза, секретарь министра информации и пропаганды, человек с большим влиянием в правительственных кругах. Могут быть неприятности, а после опалы брата мое положение и так довольно шаткое.
— А я-то думал, оно пошатнулось после «Барселонского дела», — усмехнулся Мун.
— Вас неправильно информировали, — начальник полиции повысил голос, но тотчас же успокоился. — Кстати, вы затребовали из нашего главного управления копию этого дела. Зачем?
— Потому что оно имеет непосредственное отношение к тому, что произошло в Панотаросе. Меня чрезвычайно интересуют Гонзалес и доктор Валистер.
— Вы сказали — Гонзалес? — полковник вздрогнул. — Подождите, я начинаю вспоминать. Это ведь было при мне… — полковник задумался, потом с удивлением посмотрел на Муна: — Раз вы интересуетесь этим делом, ваша гипотеза как-то связана с наркотиками? Но это ведь абсурд.
— Не с наркотиками, а с Родом Гаэтано.
— Слишком неожиданно для меня, чтобы сразу переварить. Но мне думается, вы на ошибочном пути. Значит, полицейские вам нужны вовсе не для ареста маркиза?
— Нет. Попытаюсь устроить засаду. Завтра, как раз в последний день.
— Но это ведь абсурд! Кто бы ни похитил мисс Гвендолин, сейчас они уже давно знают, что миссис Шривер мертва, значит на выкуп им нечего надеяться. Боюсь, что мисс Гвендолин больше нет в живых.
— Посмотрим. Вы дадите мне полицейских? — Мун заранее рассчитывал на отказ. Его просьба была скорее ловушкой.
— К сожалению, — полковник развел руками. — Высокие гости! Если бы в другое время…
— Ну что ж, не буду настаивать, — Мун встал. — Тогда, по крайней мере, позвоните в Малагу, пусть вышлют консервную банку, в которой обнаружили ботулин. Всего доброго! Завтра у вас трудный день, не буду вас больше задерживать.
— О да! Обеспечить безопасность таких высоких гостей — ответственное дело. Я уже затребовал эскадрон мобильной гвардии. Но мы не кончили насчет банки… Не могу понять, для чего она вам понадобилась. Разве что в качестве сувенира, — полковник попытался пошутить.
— В качестве наглядного пособия, доказывающего, что при помощи еле заметного прокола можно получить весьма достоверную версию отравления недоброкачественными продуктами.
Вернувшись в гостиницу, Мун прошел сквозь пустой холл прямо к закутку дона Бенитеса.
— Поднимитесь ко мне, — попросил он.
— Некогда. Надо приготовить отель к завтрашнему приезду гостей, — от усталости портье еле мог говорить. — Одних корреспондентов ожидается несколько десятков… Слыхали, что творится? Сейчас уже все радиостанции передают… Просто раскалываюсь на части, не хуже этой водородной бомбы… А ночью надо еще быть у маркиза, придать замку праздничный вид. Завтра на банкете я буду играть роль мажордома. Подумать только, не будь этой паники, я бы дожил до самой смерти, так и не увидев ни одного живого министра! — никогда еще смиренно-восторженная физиономия портье не выражала столь убийственной иронии.
— Я вас жду, — решительно сказал Мун, добавив шепотом: — Принесите бечевку, ваше пальто и форменную фуражку.
— Хорошо, сейчас освобожусь.
Коридор представлял собой классическую картину погрома. Большая мраморная урна и мраморный пол возле нее были завалены пустыми картонками и бутылками, консервными банками, разорванными целлофановыми пакетами, кипами иностранных газет. Порывшись в свалке, Мун унес с собой несколько журналов и большой лист оберточной бумаги.
Разрезанные на ровные куски журналы заменили миллион песет. Мун обложил их настоящими ассигнациями, а упаковку нарочно прорвал в двух местах. Иллюзия была настолько удачной, что ввела в заблуждение даже дона Бенитеса.
— Неужели вы действительно намерены заплатить им выкуп? Миллион песет — подумать только! — дон Бенитес вздохнул. — Чтобы заработать такую уйму денег, мне пришлось бы работать швейцаром во всех отелях мира одновременно. В наше время самая выгодная профессия — быть жуликом. Может быть, и мне переквалифицироваться на старости лет?
— По-моему, квалификация у вас и так достаточно высокая, — улыбнулся Мун. — Можете не притворяться, я вас не выдам. Как вы полагаете, придет ли кто-нибудь за выкупом?
— Едва ли… А с другой стороны, если преступник все это время не имел связи с внешним миром? — вслух размышлял портье. — Скажем, я задумал похитить вас, а сообщников у меня нет. Я выбираю убежище, откуда в бинокль можно наблюдать за местом, где надлежит оставить деньги…
— Из вас получился бы отличный бандит, дон Бенитес. Жаль, что вы избрали иное поприще. Ну, а дальше?
— Высовываться оттуда я не стану, даже ночью: если меня случайно увидит знакомый, пиши пропало. Разумеется, я слушаю радио — ведь если ваши друзья известят полицию, это обязательно должно просочиться в эфир. Но поскольку о смерти Шриверов радио хранит полное молчание…
— Значит, вы допускаете, что похититель мог и не знать о ней? — Мун проверял на доне Бенитесе собственные мысли. То, что Краунен действовал в одиночку, никак не вязалось с его принадлежностью к банде Рода Гаэтано. Но отвергать эту возможность было бы глупо: до сих пор Панотарос преподносил один сюрприз за другим.
— Я не детектив. Мое дело впустить и выпустить гостей, — дон Бенитес скромно пожал плечами, но тут же не удержался от иронии: — На вашем месте я бы лучше надел американскую форму для встречи с бандитами, это сейчас самая подходящая маскировка.
— Только не для моей цели! — не реагируя на шутку, Мун продолжал размышлять: — Кто бы отнес выкуп, будь миссис Шривер жива?
— Она сама.
— А если бы боялась? Ведь письмо могло быть ловушкой, чтобы заманить и ее, не так ли?
— Послала бы кого-нибудь.
— Кого?
— Скорее всего меня. Мне и деньги могут доверить, а если убьют, тоже не страшно: одним маленьким человеком меньше на свете.
— Вот я и буду доном Бенитесом.
Мун быстро надел пальто, поднял воротник, нахлобучил фуражку, втянул голову в плечи и характерной походкой всегда готового к поклону портье прошелся по комнате. А когда он остановился у двери и сделал вид, что прислушивается, даже дон Бенитес не удержался от смеха.
— Здорово у вас получается, сеньор Мун!
Закутавшись в одолженное у портье теплое пальто, Мун неподвижно лежал в зарослях. Темнота была почти полной. Впереди с трудом проглядывался вход в пещеру. Мун переложил пистолет из онемевшей правой руки в левую, немного повернулся, чтобы свисавшая ветка не задевала лица, и снова превратился в застывшее изваяние.
До сих пор все складывалось как нельзя удачно. Мун вышел в потемках. Сутулая, хорошо знакомая Панотаросу фигура ничем не напоминала Муна. Пробираясь окраиной, он при выходе из поселка столкнулся с местным жителем. Приняв его за дона Бенитеса, тот что-то сказал по-испански. Мун жестом показал, что спешит. Эта встреча лишний раз доказала, что в темноте избранная Муном маска может обмануть кого угодно.