— Образумьтесь! — падре Антонио, словно благословляя, поднял обе руки. — Вы ведь любите Рамироса… Генерал уже позаботился о его карьере. Если вы останетесь завтра на праздник, это никак не повлияет на вашу поездку в Рим. Самолет отходит только вечером.
Вместо ответа Куколка швырнула в него золотую сандалию, которую собиралась уложить в чемодан, но, промахнувшись, попала в Рамироса.
— Вот видите! — простонал тот. — Это продолжается уже два часа. Она совсем сошла с ума! Я ухожу, делайте с ней что хотите!
— Будьте мужчиной, — падре Антонио перехватил Рамироса у дверей. — Бог не допустит, чтобы она уехала.
— Идите к черту со своим богом и заодно с папой римским! Вы мне все противны! Если бог существует, он не допустил бы такой пакости, как водородная бомба.
— Эвелин, будьте благоразумны! Послезавтра приезжает съемочная группа. Вашим партнером будет Рамирос, вы ведь всегда мечтали об этом. В основу сценария положена воздушная катастрофа. Вот телеграмма режиссера! Вы будете играть себя — знаменитую Эвелин Роджер! Подумайте, какая это реклама! — генерал помахал депешей, как козырным тузом.
— Неужели? — с иронией спросила Куколка. — А кого будет играть Рамирос?
— Он будет сниматься в роли американского летчика, спасшегося на парашюте. Вы находите его раненого, ухаживаете за ним, он в вас влюбляется…
— А потом папа римский обручает нас? — Куколка с истерическим смехом схватила телеграмму и разорвала на клочки. — Пусть Рамирос снимается с кем угодно, только не со мной! Пусть снимается в этом проклятом Панотаросе, если хочет стать лысым! — Куколка захлопнула чемодан. — А я не хочу! — Она принялась за содержимое выдвинутых ящиков. Перевязанные ленточками письма поклонников веером полетели в раскрытый саквояж. — Каждый идиот знает, что от радиоактивности в первую очередь выпадают волосы. Может быть, прикажете парик носить? — ее крик все больше переходил в истерику. — Хватит с меня того, что у меня нет ни одного настоящего зуба! Разве это я улыбаюсь с экрана миллионам? Это улыбается искусство дантиста!
— Сеньора Роджер, не богохульствуйте, — вмешался падре Антонио. — Господь одарил вас такими великолепными волосами!
— Вам они нравятся? — Куколка хрипло рассмеялась. — Можете взять себе на память! — Она сделала молниеносное движение, от головы отделилась густая копна волос и упала священнику под ноги. Мужчины ошеломленно глядели на то, что осталось. Куколка, похожая на взъерошенного подростка, плакала. — Я уезжаю! Уезжаю! Оставайтесь, если хотите. Сбрасывайте свои бомбы, снимайте свой надувательский фильм! Мне наплевать на вас! Я хочу жить! Жить!
Где дневник Рола Шривера?
Мун вышел в коридор. Необычная тишина подобно стоячей воде затопила покинутую гостиницу. Лишь за несколькими дверями слышался дробный стук пишущих машинок. Ни шагов, ни смеха, ни плеска воды, ни голосов, ни храпа. Радио сделало свое дело. Можно было не верить Свену Крагеру, но когда сигнал тревоги был подхвачен другими, дрогнули даже самые толстокожие. На этом фоне завтрашнее представление было крайне необходимо, чтобы приглушить возмущенный голос мирового общественного мнения. Мун удивлялся, как он еще способен думать о таких вещах, когда последние три часа задали столько загадок. Пора бы майору Мэлбричу явиться к генералу с докладом. Интересно, что он расскажет.
Мун отпер дверь и, погруженный в мысли, снова запер, поймав себя на том, что сунул ключ вместо замка в карман. Потом направился к красному креслу и, дойдя до места, где оно всегда стояло, вспомнил, что его перевезли в замок. Он на ощупь нашел голубое и, погрузившись в мягкий поролон, ушел в свои мысли, как ныряльщик уходит под воду.
Он только что покинул Куколку, по-человечески потрясенный последним актом ее гастролей в Панотаросе. Кончилось еще одно ее похождение, сделавшее ее любимой героиней бульварной прессы. Что оставалось от ее волшебного сияния голливудской звезды после того, как ее великолепные зубы оказывались искусной подделкой, а под пышной копной волос обнаруживался коротко стриженный, беспомощный детский ежик? Заслуживающий сочувствия непутевый человек, еще одна жертва безжалостной голливудской душедробилки. Мун невольно отдал должное Дейли, которому кажущееся внешнее легкомыслие не воспрепятствовало разглядеть в Куколке глубоко несчастную, в сущности, женщину.
Но, по мере того как остывал эмоциональный накал сопережитой только что тягостной сцены, в Муне брал верх детектив. Если предположить, что у пещеры он действительно видел Куколку, как это один и тот же человек способен хладнокровно приходить за заработанными преступлением деньгами, а сорок минут спустя заливаться слезами? По словам Рамироса, не опровергнутым ни генералом, ни священником, скандал длился уже свыше двух часов. Жена дона Бенитеса даже уверяла, что с тех пор, как она заменила на дежурстве мужа, Куколка вообще не выходила из своего номера. Чисто теоретически возможно допустить, что их утверждения не соответствуют истине. Но каким образом Куколке вообще удалось добраться до отеля раньше Муна? Проехать на машине до места, где он сидел в засаде, просто невозможно. К тому же он услышал бы шум мотора даже и в том случае, если автомобиль дожидался бы Куколку на дороге за замком. Единственной реальной возможностью быстро перебросить человека в Пано-тарос был вертолет… Хм… Вертолет, на котором находился майор Мэлбрич, погнался за Куколкой. Что было дальше, никому не известно. Но «вертолетная гипотеза», за которую с удовольствием ухватился бы автор, работающий на издательство «Ящик Пандоры», Муна тоже не устраивала. Он просто не мог себе представить человека, способного так хладнокровно являться за заработанными мерзким преступлением деньгами, а спустя короткое время предаваться отчаянью, в искренности которого Мун ничуть не сомневался.
А если это не была Куколка, то кто же? Призрак? Двойник? В противоестественные явления Мун не верил. На скорую руку вызванная из Голливуда дублерша? Несерьезно, как в дешевом фильме. Его раздумья прервал тихий стук в дверь.
— Кто там?
— Это я, Дэблдей.
— Милости прошу. Угостить вас, к сожалению, ничем не могу. Ни великолепным «Манхэттенским проектом», ни рюмкой оригинального коктейля из химически отравленных осколков и секретных устройств, на дне которого вместо маслин плавают радиоактивные частицы. — Вспомнив, как генерал водил его за нос, Мун невольно дал волю своей желчи.
— Вы напрасно обиделись на меня, мистер Мун. Но сначала о деле. Майору Мэлбричу не удалось поймать эту женщину. С вертолета было трудно проследить за ней — мешали деревья и кусты. Майор приземлился, но она уже успела скрыться.
— Майор не сказал вам, что узнал ее?
— Откуда он мог узнать, если никогда раньше ее не видел? — удивился генерал. — Он говорит, что она была блондинкой, остальных подробностей с воздуха не удалось разглядеть.
— Печально, — пробормотал Мун.
— И это говорите вы! Я еще сейчас не могу прийти в себя от изумления. Кто, кроме вас, предвидел бы, что за выкупом явятся?
— Что же мне, по-вашему, прыгать от радости до потолка? Единственно конкретная нить в деле Шриверов и та оборвалась! Почему майор Мэлбрич не дождался моего сигнала?
— Слишком волновался.
— Хорошо, что он от волнения еще не уронил мне на голову атомную бомбу.
— Судя по вашему ехидному намеку, вы никак не можете мне простить. Но попытайтесь представить себя в моей шкуре! Меня прислали сюда, чтобы предотвратить огласку. А на моем пути, как назло, попадается единственный человек, который проникает сквозь тайны, как нож сквозь масло. Поскольку только дело Шриверов мешало вам разглядеть истину, мне пришлось прибегнуть к обманному маневру, чтобы подогреть ваш интерес. Сейчас, когда расколовшаяся водородная бомба стала пройденным этапом, я могу со спокойной совестью исповедоваться.
— Не стоит, генерал. Ваша исповедь запоздала. Впрочем, я даже не питаю к вам неприязни из-за этого обмана.
Действительно, генерал Дэблдей вызывал в Муне даже некоторое восхищение — почти такое же, как в детские годы тот удивительный фокусник, что на виду у всех распиливал женщину, а потом с такой же легкостью воскрешал. Даже в том, что генерал пришел как будто с повинной, проявлялась недюжинная ловкость ума. Мастерски разыгранная подкупающая чистосердечность — вот блистательно отточенное оружие, которое генерал довольно рискованно, но почти всегда с успехом пускал в ход. Муну вспомнилась пресс-конференция. Вместо того чтобы отрицать атомную тревогу, чуть не приведшую к всемирной катастрофе, генерал Дэблдей сыграл в откровенность и этим добился результата, который в данную минуту был куда важнее, — заставил журналистов поверить всему, что говорилось о радиоактивной опасности в Панотаросе.
— Ваши ложные ходы сильно осложнили предложенную вами шахматную партию, — продолжал Мун. — Мне, как профессионалу, это даже приятно. Особенно я вам благодарен за подозрительную таверну «У семи разбойников», в которой якобы видели Гвендолин Шривер. — Мун чуть не прикусил язык, злясь на себя за невольно вырвавшуюся фразу.
— Я еще и сейчас убежден, что это была неплохая выдумка, — генерал рассмеялся. — То, что вы раскусили ее, Делает честь и вам… и мне.
— При чем тут вы?
— Потерпеть поражение от более умного противника — тоже честь. А теперь, когда шахматная партия окончена, разрешите заверить вас, что в моем лице вы имеете не только ценителя, но и друга.
— Если вы оцениваете как дружескую услугу средство передвижения, предоставленное в мое распоряжение как неизбежный придаток к сержанту Милсу, то покорно благодарю.
— О нет! Тем более что он, один из лучших людей нашей секретной службы, на этот раз не оправдал надежд. Но мы, пусть с запозданием, все же узнали, из какого источника Минерва Зингер почерпнула свое ясновидение насчет Панотароса.
— Допустим, я в этом виноват. — Мун пожал плечами.
— Я говорю не о вас, а о ложном ходе, которым вы, в свою очередь, осложнили задачу, — генерал сделал многозначительную паузу. — Арестовать или хотя бы выслать из Испании за проживание под фальшивым именем и с чужим паспортом было бы проще простого, а я вместо этого предоставляю мистеру Дейли наслаждаться своим инкогнито. Разве это не доказательство моей дружбы?