Поборов лень и несвоевременно появившееся чувство брезгливости, Аламез приблизился к трону из бочек вплотную и бережно, чтобы не запачкаться, ухватил труп за лацканы быстро пропитавшегося кровью мундира. Стоило лишь моррону сжать пальцами тонкую, мягкую ткань и слегка потянуть мертвое тело на себя, как он тут же понял, сколь роковую ошибку только что совершил. Имея дело с вампирами, да еще мало изученного вида, не следовало полностью доверять своим глазам, а перед тем, как спокойно убрать оружие и приблизиться к жертве вплотную, не мешало бы нанести еще парочку-другую ударов, например: пронзить мечом сердце или срубить с плеч обезображенное нечто на месте головы.
Едва Аламез коснулся мертвеца, как его единственный уцелевший глаз ожил и, не моргая, уставился на неудачливого убийцу, а тонкие губы «покойничка» растянулись в пакостной ухмылке. Отпрянуть назад моррон не успел, бессильно повисшие руки вдруг ожили и крепко впились в рукава его курки. Сперва каким-то чудом выживший вампир слегка притянул Дарка к себе, а затем сильно и резко оттолкнул, откинув к противоположному борту. Насладиться полетом Аламез не успел. Краткий миг, проведенный в воздухе, сменился болезненным ударом о доски, волной прокатившимся по спине и как будто заполнившим мгновенно съежившиеся легкие грудой камней, не позволявшей ни вздохнуть, ни выдохнуть. Хорошо еще, что инстинкты не подвели, и моррон успел вовремя сгруппироваться, чем уберег затылок и локти от знакомства с корабельным бортом. Ударившись головой, Дарк наверняка потерял бы сознание, а врезавшись в крепкие доски локтями, на какое-то время потерял бы возможность шевелить руками. Но этого, к счастью, не произошло. При приземлении Аламез хоть и пострадал, но не превратился в беспомощное тело.
– Беда с вами, с морронами! – рассмеялась изуродованная голова плавно и грациозно поднявшегося с бочек кровососа. – Всегда напролом прёте, даже неинтересно воевать. Доверчивы, как дети, и полагаетесь только на грубую силу!
На этот раз вампир предпочел для общения герканский язык, что весьма обрадовало собеседника. Грудь через силу поднявшегося на ноги Аламеза болела, и он боялся, что если услышит еще хоть пару фраз на комичном шеварийском, бывшем скорее диалектом герканского, чем полноценным языком, то не выдержит напряжения в легких и задохнется. Кстати, именно из-за боли в груди Дарк и промолчал, а не вступил в дискуссию с ожившим мертвецом, продемонстрировавшим чудеса живучести и наглости.
– Что молчишь, Аламез? Сказать, что ли, нечего? – усмехнулся наполовину обезглавленный вампир, запахнув на груди мундир и надевая поверх широкий пояс, на котором хоть и висели ножны, но пустые, без меча или иного оружия. – Надо же, у нашей пташки в зобу дыханье сперло!
– Шляпой рожу прикрой! Мозги-то наружу, не дай бог, застудишь! Дурачком станешь! – с трудом произнес всё ещё тяжело и часто дышавший моррон, сжимая в руке не выроненный в полете меч и пытаясь определить, куда же отлетела кирка.
– Смешно! Оценил! – кивнул остатками головы вампир, раздвинув ноги на ширину плеч и величественно сложив руки на залитой его собственной кровью груди. – Но я поступлю немного по-иному…
Слегка нагнувшись, шеварийский офицер подобрал с пола бутылку вина, легким движением пальцев откупорил её и тут же целиком вылил в рот содержимое. Дарк чувствовал, что это было не просто вино и что ему следовало воспрепятствовать этому действу, но грудь еще чудовищно болела, да и спина с трудом шевелилась. Всё, что он пока еще мог, так только собираться с силами и искать слегка затуманенным взором, куда же отлетела кирка.
Чудо почти мгновенного восстановления поврежденных тканей не заставило себя долго ждать. Едва опустошенная бутылка разбилась об пол, как голова вампира уже была на месте, правда, черты лица кровососа еще не восстановились, а лобовые кости и надбровные дуги походили на ком только что взошедшего теста. Светло-серая однородная масса, занявшая место поврежденных участков, постоянно пульсировала и вздымалась, в точности воссоздавая форму верхней части головы. Неизвестно, сколько бы продлился процесс полного восстановления. Кровопийца посчитал, что и так показал слишком многое, и скрыл дальнейшие изменения.
Не успел Аламез и глазом моргнуть, как темно-синий, изрядно залитый кровью врага мундир куда-то исчез, а на теле неподвижно застывшего вампира откуда-то появились (как будто проступили сквозь кожу) отменно начищенные и ладно подогнанные доспехи. С виду в пластинчатой броне не было ничего необычного, в таких кирасах и шлемах ходили многие шеварийские, да и некоторые герканские рыцари, но зоркий глаз моррона мгновенно подметил одну маленькую деталь… настораживающую и пугающую. Хорошие доспехи отличаются от плохих не только прочностью сплава и отменной подгонкой отдельных частей под фигуру хозяина, но и тем, насколько узки стыки. Чем уже, тем лучше; чем плотнее части доспеха прилегают одна к другой, тем у врага меньше шансов попасть в прорезь мечом или узким лезвием кинжала. Броня же вампира хоть и выглядела как обычная рыцарская, но вообще не имела щелей. Кираса плавно переходила в наплечники и в поножи и при ближайшем рассмотрении походила на цельный костюм, не имевший ни единого зазора. В суматохе боя или на дальнем расстоянии этой особенности было не рассмотреть, другое дело вблизи, да еще при хорошей видимости. Теперь стало понятно, почему ни Лат, ни его свита не носили брони. К чему таскать на плечах груду железа, когда его в случае необходимости можно так быстро надеть.
Весь процесс восстановления, а заодно и облачения врага продлился не долее пяти секунд. Примерно столько же понадобилось Аламезу, чтобы более-менее сносно дышать и унять боль, всё ещё гуляющую по онемевшим, ставшим твердыми мышцам спины. Решив, что долее медлить нельзя, а то как бы в руках противника еще не появился огромный двуручный меч, Дарк атаковал первым, сперва запустив в неподвижно застывшее изваяние попавшимся под руку окороком, а затем быстро сократив дистанцию прыжком и нанеся точный укол мечом в нижнюю часть живота.
Отбить летящий в голову окорок вампир успел, а вот от лезвия, нацеленного ему чуть ниже пупка, не ушел, впрочем, в том вовсе и не было необходимости. Соприкоснувшись с кирасой из неизвестного сплава, острие меча тут же проскользнуло вверх, оставив на доспехах не очень глубокую царапину. Вампир слегка отшатнулся назад и громко рассмеялся, не столько веселясь, сколько желая морально подавить противника, демонстрируя ему свою неуязвимость и смехотворность всяких попыток пробить несокрушимую броню.
После укола Дарк тут же отпрыгнул назад и, выхватив из воды под ногами рваный, всего лишь наполовину заполненный крупою мешок, снова метнул его в голову противника. Моррон и не думал, что сможет ранить врага первым же ударом, поэтому особо и не расстроился. Главное, он убедился, что латы были настоящими, а не иллюзорными. Меч против них был практически бесполезен; в его рубящий удар нужно было вложить всю свою силу, чтобы пробить столь прочную сталь. Самым эффективным оружием против магического доспеха стал бы боевой клевец или утерянная где-то здесь кирка.
Враг не был великодушен и не дал моррону времени на поиски. Так и не вооружившись мечом, а предпочитая бить облаченными в стальные перчатки руками, вампир ринулся в атаку и насел на Дарка с такой силой, что первая передышка возникла только тогда, когда моррон коснулся спиной кормы. Зажатый в угол и изумленно взиравший на выщербленное, да еще и погнутое лезвие меча, изрядно пострадавшее при ударах о неизвестную, но очень прочную сталь, Аламез не впал в отчаяние, а решил в корне изменить тактику ведения неравного боя. Броня делала вампира практически неуязвимым, но зато заметно снижала скорость его реакции и делала чуть менее поворотливым.
Высоко подняв меч над головой, моррон отразил удар правой перчатки врага, идущий сверху вниз, а затем, вместо того чтобы подставить меч под опускающуюся на его голову левую руку, резко присел, отпрянул в сторону и совершил кувырок через голову, в результате которого хоть и выронил оружие, хоть и нахлебался изрядно перемешавшейся с пивом и вином воды, но зато мгновенно оказался за спиной потерявшего его из вида вампира.
«Раз латы пробить нельзя, надо сделать так, чтобы противнику в них стало плохо!» – руководствуясь именно этой древней как мир истиной, моррон обеими руками ухватился за ближайший бочонок, поднял его над головой и, не раздумывая, разбил о голову едва успевшего повернуться к нему лицом противнику. Доспехи, конечно, выдержали удар, но зато их оглушенный владелец пошатнулся и непременно упал бы, если бы не оперся спиною о доски кормы.
– Ну что, господин кровосос, не изволите ли отведать керейского?! Кажется, семилетней выдержки! – не скрывая злорадства, прокричал Дарк, отскочив еще шагов на пять назад, и перешел от оглушения бочонками к метанию бутылок. – Иль вы более трехгодичное гуппертальское предпочитаете?! Жаль, шеварийских помоев под рукой нет, вам бы они привычней были!
– Порву, на части раздеру! – с ненавистью шипел в ответ вампир, едва успевая отбивать руками непрерывно летящие в него бутылки и упорно пытаясь идти вперед.
Более двух третей снарядов, естественно, не достигли цели, а были разбиты вдребезги в процессе отражения, отчего и без того спертый воздух в трюме довольно быстро наполнился удушливыми винными парами. Наверное, в основном по этой причине медленно отступавшему метателю выпивки стало весело. Каждая бутыль, разбивающаяся о голову или о плечи замешкавшегося вампира, приводила Дарка к новому приступу необузданного, демонического смеха, от которого даже самому смеющемуся было немного не по себе. Аламез и представить не мог, что спонтанно родившаяся в его голове мысль приведет к столь славной и быстрой победе над почти непобедимым противником.
Рыцарь-вампир преследовал отступавшего к носовой части моррона всё медленней и медленней, причем после третьего или четвертого десятка загубленных бутылок, он стал отбивать быстро летящие в него снаряды лишь правой рукой, а левой пытался зажать нос. Атмосфера в трюме становилась всё удушливей и удушливей, от такого ядреного амб