Я поднял с пола парик из жестких, черных волос, отряхнул и весело бросил:
- На хрен ты мне сдался. Я сам тебе все расскажу - тебя послал Розенштейн убить Милану. Ты убил Северцева, подбросил на место убийства запонку Верхоланцева, чтобы беднягу полоскали СМИ нещадно. И еще по мелочи выполнял поручения.
- Да ты все знаешь, - через силу резюмировал он. - Башковитый парень. Недаром Роза предупреждал, что тебя опасаться надо. Вот в первую очередь тебя и надо было того ... пришить.
- Что ж ты так хреново сработал с Северцевым, труп спрятать не успел?
- Да, с этого все и началось, черт бы его побрал, - с досадой сказал он. - Как ты там оказался, ума не приложу.
- Интуиция, брат, интуиция, - объяснил я.
- Все равно, Роза отмажет меня, как пить даст. И сам сухим из воды выйдет.
- Ну, тебя он вряд ли отмазывать будет. Ты - пешка. Скорее всего, сдаст, сделает вид, что знать не знает.
Киллер нахмурился, я попал в самое больное место.
Через пару минут в палату вошло двое ментов и, схватив, под белы ручки киллера увели. Я набрал номер и с радостью услышал взволнованный голос Миланы:
- Олежек, все в порядке?
- Да, все отлично, - сказал я. - Я его поймал.
Мы отдыхали с Миланой на веранде отеля, наблюдая закат - солнце раскрасило облака размашистыми золотисто-алыми мазками, словно диковинная жар-птица пронеслась вихрем по небу и упала в залив, оставив след из сияющих перьев. Запах морской воды, аромат свежеиспечённых булочек и кофе рождал упоительную смесь, наполнявшую мою душу умиротворением. Я нашёл убийцу Северцева, закончил изнуряющие съёмки и увезу отсюда бесценный приз - прекрасную женщину, которую боготворю.
Милана взяла очередное пирожное, поднесла к губам, перепачкавшись в сахарной пудре. Последний лучи солнца позолотили её точёный силуэт мраморной статуи. Мысленно лаская, словно мягкой кисточкой я обводил её нежный овал лица, рельефные скулы, нежные губы, изгиб лебединой шеи, изящную линию плеч, хрупкие ключицы с маленькой родинкой, выпуклые яблоки грудей, тонкую талию.
- Что ты на меня так смотришь? - спросила она.
- Любуюсь. Ты такая красивая. Если бы я был художником, писал бы с тебя картины. Только с тебя.
Она тихо засмеялась, положила пирожное и, заложив руки на голову, взглянула на темнеющее небо.
- Господи, если бы ты знал, какое облегчение я испытываю. Но все равно, Олег, ты не должен был так рисковать. Было совершенно не обязательно ждать этого мерзавца самому, - с мягким укором произнесла она. - А если бы он пришёл с оружием?
- Меня снедало безумное любопытство. Хотел подтвердить свою догадку. Ну, к опасности я привык.
- Хвастунишка! - воскликнула она задорно, но потом серьёзно добавила: - И Дмитрию надо было сообщить тоже. Он мог бы сыграть не хуже меня. Он - хороший актёр.
- У меня оставались сомнения на его счёт. Хотел увидеть его истинную реакцию. И понял, он тебя очень любит, - проговорил я, бросив изучающий взгляд на свою милую собеседницу.
- Нет, Олег, это не любовь. Я ему дорога, мы так долго вместе. Но любовь прошла давно. Он мне часто изменял. Правда, старался деликатно скрыть, но я чувствовала. Конечно, он испугался за меня. Боялся потерять, но это не любовь, увы.
- Я прекрасно помню, как он изводил меня своей ревностью. Мне даже кошмар приснился - он зверски избивает меня, когда находит в твоей постели. И кричит при этом, что убьёт меня так же, как Северцева.
- Но теперь ты понимаешь, наконец, что убить Гришу он не мог? Да и не было у меня с Гришей ничего. Он очень любил Юлечку.
- Да, кстати, - я вспомнил про видение. - Я разобрался, в чем состояло родовое заклятье, которого боялся Григорий. Если у мужчины до сорока двух лет не рождался ребёнок, он умирал. Поэтому мой дед так прожил долго, до восьмидесяти пяти. У него трое детей было.
- А Гриша не успел, - пробормотала как-то странно Милана. - Олег, а у тебя дети есть?
- Нет. Я же тебе рассказывал. Моя жена погибла вместе с моим сыном. Больше я не женился.
- Ну, это необязательно. Можно и вне брака иметь.
- Милана, я стараюсь за этим следить. Мне лишние неприятности, алименты на детей ни к чему. А почему ты спрашиваешь?
Она помолчала, и печально ответила:
- Олег, у нас ведь детей с тобой не будет никогда. Ты ведь знаешь.
- Господи, да и Бог с ними, ну если хочешь, усыновим. Возьмём из детдома. Это не проблема.
- До тебя доходит, как до жирафа, - в голосе Миланы послышались раздражённые нотки. - Ты же принадлежишь тому же роду, что и Григорий. Ну, если он действительно твой троюродный брат.
Я откинулся на спинку стула, задумался. Милана права. Конечно, в родовые проклятья я не верил, раньше, по крайней мере. Но встреча с Кастильским изменила мою точку зрения на этот счёт. Я взял с подноса булочку, откусил кусочек, запил кофе.
- Ладно, все эти проклятья - хрень собачья. Не заморачивайся. Ты же сама в это никогда не верила. Чего сейчас боишься?
Милана нахмурилась, достала из пачки сигарету - верный признак того, что нервничает.
- Олег, я верю в проклятья. Артисты - народ очень суеверный. Но я не хотела выглядеть в твоих глазах дурочкой.
- Милана, - я нежно погладил её по руке. - Это случайное совпадение. Если бы Григорий не ввязался в неприятную историю, этот мерзавец его не заказал бы. Гришка до ста лет мог прожить, и наплевал бы на все проклятья.
- Возможно, - не стала спорить Милана. - Олег, как ты все-таки понял, что всем верховодит Розенштейн?
- Я и раньше догадывался, но затем получил подтверждение от него самого - подслушал разговор Мельгунова и Розенштейна. Они страшно ругались, пыль столбом стояла. Мельгунов был в ярости, я думал, его удар хватит, - насмешливо объяснил я.
- И чем же он был так не доволен на этот раз?
- Он орал: «Ты опять обманул меня, как с Северцевым! Подсунул Милану вместо Верхоланцева! За что я плачу тебе такие бабки! Ты решаешь за мой счёт свои проблемы!», - театрально кривляясь, проговорил я. - А Розенштейн ему возразил, мол: «Я и твои проблемы решаю. Так что заткнись и бери, что есть». А Мельгунов громче завизжал: «ты специально подстраивал несчастные случаи с Миланой, хотел убрать её. Заставил сказать Верстовскому, что он-де жениться собрался на Милане, чтобы он решил, что мы с Миланой в сговоре».
- Действительно, ты мог так подумать, - задумчиво проронила Милана. - Никто не знал, кроме нас двоих, что я хочу уйти к тебе. Я никому не говорила. Почему же ты не поверил?
- Вначале поверил. Но затем представил, какого черта так все сложно? Если бы ты сказала мне напрямую: «убей моего мужа, и я буду твоей», я бы это с удовольствием сделал. По крайней мере, поначалу, когда у нас с Верхоланцевым были натянутые отношения. Но выстраивать такую хитрую комбинацию, рисковать своей жизнью? Глупо. И, кроме того, я ведь знал, что Розенштейн приставил ко мне своих шпиков, так что они могли подслушать наш разговор, передать своему боссу, ну а тот уже сказал Мельгунову.
- Как ты лихо сумел все распутать, - улыбнулась Милана, показав очаровательные ямочки на щёчках. - Кстати, совсем забыла. Для тебя есть сюрприз.
Она что-то поискала в сумочке и выложила передо мной лист гербовой бумаги.
- Ого, орден Мужества! - присвистнул я. - Твой муж - молоток, не обманул. Как он умудрился так быстро все сделать?
- Ему это несложно, - усмехнулась Милана. - В Москву вернёмся, будет вручение.
- «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль. И то не к спеху. Вот закончили б войну, вот бы в отпуск я приехал на родную сторону», - задумчиво процитировал я Твардовского. - Надо же, так мучил дурацкой ревностью и на тебе. Отпустил без скандала, да ещё такой шикарный подарок мне сделал. Спасибо.
- Олег, поверь, это наша жёлтая пресса сделала из него чудовище. На самом деле он добрый, великодушный, даже порой сентиментальный. Он сам пришёл ко мне и сказал, что согласен на развод, оставит мне дом, деньги. Чтобы я не нуждалась ни в чем. И мы по-прежнему будем работать вместе.
- А ты говорила, что он мстительный и злопамятный, сделает все, чтобы ты больше нигде ни у кого не снималась ...
- Он может отомстить, если его до ручки доведут. Станешь мстительным, если о тебе каждый норовит гадости сказать в прессе, или в интернете облить грязью. Наша пресса только этим и живёт, что подогревает интерес обывателей разными сомнительными историями, большей частью выдуманными. Конечно, ему ужасно неприятно.
- Как ты его горячо защищаешь, я начну ревновать, - сказал я с улыбкой. - Тяжело расставаться? Менять привычную жизнь. Может, передумаешь?
- Олег, это нелегко, пойми. Мы так долго были вместе, что называется, и в горе, и в радости. Но я уже решила. И моя жизнь не так уж сильно изменится. Дмитрий уже готовится снимать новый фильм, и со мной, и с тобой. Он показывал мне сценарий. Очень любопытно.
- Нет уж, увольте меня от съёмок. Я здесь так вымотался, что бабки, известность даром уже не нужны.
- И ты будешь меня отпускать на съёмки? - лукаво улыбнулась Милана. - Не побоишься, что я сбегу от тебя? Найду кого-нибудь ещё?
- Если чего и боюсь, то новых поползновений Мельгунова, - абсолютно серьёзно пояснил я.
- Ну, если Розенштейна рядом не будет, он ничего сделать не сможет. Не волнуйся.
Взгляд зацепился за подсвеченную последними лучами солнца мрачную башню маяка, напоминающую догорающий факел. Одно дело я так и не смог решить.
- Олежек, проснись, тебе звонят.
Я схватил мобильник и услышал ликующий голос Влада:
- Олег, мы поняли, как это можно сделать!
- Ты уже уходишь? - с наигранной капризностью спросила Милана.
Я обнял её сзади, мягко поцеловал в шею.
- Мне ужасно не хочется уходить, малыш, но у меня дела. Извини.
- Олег, это не опасно?
Я запнулся, врать не хотелось, но и пугать тоже.
- Думаю, что нет. Обычное дело. Сильно не наедайся, а то растолстеешь, и я перестану тебя любить, - пошутил я.