— Ну и отлично. Расскажешь всё то же самое нашим. И тогда Молчуна ждёт суд и пуля. Чего ты дёргаешься? Безнаказанным он все равно не уйдет.
Марджара не ответил. Лицо его ничего не выражало.
— Возможно, ты прав, Саша, — наконец сказал он после недолгого молчания. — Возможно, я излишне озлоблен на этого человека. Война войной, но те вещи, что он творил — настоящая низость. Полное падение в безнравственность. И я надеюсь, он будет гореть в аду за свои дела.
Небольшой родник тонким ручейком спускался со скалы. Он журчал на замшелых камнях, спускаясь под скалу, а потом переходя в ручей, бегущий вдоль пограничной тропы.
Ручей был кристально чистым. На его красивом, устланном мелкой галькой дне играли солнечные зайчики.
Ручеёк уходил не слишком далеко. Дальше он мелел, в некоторых местах разливался на тропу, делая её щебень сырым и непросыхающим даже под прямыми лучами солнца. А потом уходил в землю. Вот так вода исходила из горы и в неё же возвращалась.
Вокруг ручья буйствовала многочисленная растительность — мята, полынь, дикий лук, горные цветы.
На фоне вечных серых камней и скал это место казалось оазисом. Именно сюда я и отправился за водой, благоразумно прихватив с собой Марджару.
Не хотелось мне оставлять его одного с Мартыновым и Молчуном. Ой как не хотелось.
Я подошёл к большому замшелому валуну, который лежал у тропы, и по которому спускался поток родника, переходя в небольшой водопадик.
За валуном была глубокая, но неширокая расщелина. Пограничники не использовали её как укрытие. Слишком она тесная для такого дела.
Марджара тут же опустился у ручья. Набрал ледяной воды в руки и омыл ею разбитое лицо.
Я подставил фляжку под родниковый поток.
— И о чём ты хотел со мной поговорить? — спросил Хусейн после того, как в очередной раз обдал разбитое лицо водой.
Собственно говоря… Не о чём. «Разговор» был лишь предлогом, чтобы увести Марджару с собой.
Здесь нужно было действовать тонко и хитро. Прикажи я напрямую ему идти следом — Хусейн догадался бы, что я что-то подозреваю. Этого я допустить не мог.
Потому приходилось импровизировать.
— Я хочу лишь задать несколько вопросов об операции «Пересмешник», пока есть время, — сказал я. — Как ты понимаешь, рисковать заводить такую тему рядом с Зубаиром я не мог.
Я глянул на Хусейна.
— Ради безопасности такого важного свидетеля, как ты. Зубаир, очевидно, не слишком-то печётся о своей жизни. Если узнает о твоих настоящих целях, может выкинуть что-то неразумное.
Хусейн задумался. Встал.
— Звучит логично. Но разреши мне для начала задать вопрос и тебе. Если ты не против.
Я пожал плечами.
— Задавай. Как ты когда-то сказал? «Враг моего врага — мой друг»?
Марджара хмыкнул. Кивнул.
— Верно. Итак. Почему советский разведчик рассказал тебе, простому срочнику, об операции «Пересмешник»?
— Скажем так, — я отнял наполнившуюся флягу от воды. Отложил её. Подставил другую. — Он мне доверял. Я участвовал в операции по его спасению. И оказался в нужное время в нужном месте. Искандаров считал, что вы придёте. Считал, что Шамабад должен быть к этому готов. Потому и предупредил того, кто оказался рядом перед его отбытием. И всего-то.
Пусть я немного поскромничал в этом моменте, но всё же посчитал, что подробностей нашего с Искандаровым разговора Хусейну знать не стоит.
— Вот как… Значит… Тебе? Не командиру, а простому сержанту?
— Уверяю тебя, — я хитровато глянул на Марджару. — Все, кто должен, уже знают, чего ждать. Ну теперь ответь ты.
Марджара пригладил чёрные мокроватые волосы пятернёй.
— Слушаю.
— Зачем маяки? Какова их основная задача?
По правде сказать, я знал ответ на этот вопрос. Вернее, догадался об их предназначении. Тем не менее Марджару нужно было занять каким-то разговором.
— Это электромагнитные излучатели, — сказал он без всяких сомнений. — Сигнал от них улавливается специальным оборудованием. Так можно точно распознать их местонахождение. Причём довольно скрытно: никаких радиопомех, отличная маскировка.
— Мой компас сработал на них, — улыбнулся я.
— В этих горах много металла, магнитных аномалий, — пожал плечами Марджара. — Брошенная военная техника. Магнитные возмущения можно списать на такие вещи. Потому вряд ли кто-то обратит внимание на колебание стрелки компаса.
— Я обратил, — хмыкнул я.
— Ты наблюдателен, — бесэмоционально проговорил Марджара.
— Значит, вы использовали маяки, чтобы отмечать себе путь в горах?
— Да. Разведать и пометить наиболее удачную тропу, по которой можно было пересечь границу через горы.
Я наполнил вторую фляжку. Выпрямился и глянул Хусейну прямо в глаза.
— У Шамабада есть что-то подобное? Есть похожие излучатели?
Марджара вдруг нахмурился. Взгляд его сделался внезапно подозрительным, но лишь на одно мгновение. Почти сразу глаза Хусейна стали холодными и безучастными ко всему.
— Я… — начал он.
Внезапно в расщелине, за камнем родника, я услышал какой-то звук — звук каменной осыпи.
— Тихо. Слышал? — проговорил я, медленно укладывая фляжку на землю и снимая автомат с плеча.
Марджара не ответил. Только кивнул. И пригнулся.
Жестом я приказал ему оставаться на месте. Сам же аккуратно обошёл замшелый валун. А потом увидел какое-то движение в неглубокой, но достаточной, чтобы укрыться от чужих глаз, расщелине.
Тогда я быстро сообразил, что там прячется человек. И вскинул автомат.
— Стой! Руки!
Глава 12
Я внимательно всматривался в густую тень неширокой, но глубокой расщелины. Оценивал тёмный силуэт человека, что скрывался в этой тени.
Больше всего в образе этого незнакомца привлекали внимание глаза. Большие, миндалевидные, они поблёскивали от страха.
— Выйти, — приказал я строго, но беззлобно.
К этому моменту я уже понял, с кем имею дело. Это был мальчишка Джамиль — второй сын Айдарбека.
Мальчик не пошевелился. Только напугался моего голоса и оружия, что я на него наставил. От этого глаза его расширились ещё больше.
Не сводя с него автомата, я жестом подозвал его выходить. Вряд ли этот пастушонок может изъясняться на русском языке.
Он послушался.
Хватаясь за сырые от воды камни и внимательно выбирая, куда встать на мокром дне расщелины, он полез наружу.
Когда вышел на свет, я смог его рассмотреть.
Мальчишке можно было дать не больше семнадцати, ну максимум восемнадцати лет.
У него было смуглое лицо со всё ещё по-детски мягкими чертами, но широкие скулы уже обострились, намекая на то, что скоро мальчик станет мужчиной.
Джамиль был худ и жилист, но достаточно высок. Тем не менее он сутулился, будто бы стараясь казаться меньше и незаметнее. По-юношески узкие плечи парень немножко вздёрнул к ушам, будто бы опасаясь внезапного удара.
Джамиль носил старый, видавший виды чапан землистого цвета. Подпоясал его кожаным ремнём с большой медной бляхой. Шерстяные домотканые шаровары заправил в кожаные ичиги.
У парня были чёрные, вихрастые волосы. Выбритые по местному обычаю на висках, они, тем не менее, выбивались из-под войлочного калпака с ушами. Ложились на лоб непослушными прядями.
— Что там, Саша? — спросил Марджара.
Услышав его голос, мальчишка явно ещё сильнее напрягся. Глаза его пуще прежнего заблестели страхом.
— Проводника Зубаирского нашёл, — бросил я суховато.
Хусейн сделал два медленных шага, внимательно наблюдая за мной. Потом, видя, что я его не останавливаю, пошёл быстрее. Обошёл замшелый валун.
Лицо мальчишки, смуглое и бугристое на щеках от постоянного нахождения на ветру и на солнце, вытянулось в изумлении, когда он увидел знакомого ему Хусейна.
Тот поспешил ему что-то сказать.
Голос Марджары звучал тихо и успокаивающе.
— Что ты ему сказал? — спросил я на всякий случай.
— Чтобы он не боялся. Что тебе можно доверять и ты не лишишь его жизни.
Я всмотрелся в лицо мальчика. Тот не решался отвечать взглядом. Зрачки его скакали, на несколько мгновений встречаясь с моим взглядом, но он почти тут же отводил их в сторону. Боялся смотреть прямо.
— Передай ему, что да. Мы не тронем его. Но ему придётся пойти с нами.
Хусейн передал.
Мне казалось, что лицо Джамиля уже не может стать ещё более испуганным. Однако оно стало.
— Спроси, есть ли у него оружие?
Марджара спросил снова. Перепуганный мальчишка быстро отрицательно покачал головой.
— Он врёт, — тут же сказал я. Глянул на Марджару.
— Вероятно, — кивнул Хусейн. — Я бы, на его месте, прихватил бы винтовку Молчуна.
— Я бы тоже. Последи за мальчишкой. Я проверю расщелину.
— У этого Молчуна температура, видать, — сказал Мартынов, выйдя из шалаша и сразу покосившись на Джамиля, сидевшего у стены нашего укрытия.
Мальчишку мы обыскали. При себе у него нашлось два десятка патронов для мосинки, самодельный охотничий нож и мешок сухарей. В расщелине, как и ожидалось, я нашёл винтовку Мосина.
Впрочем, для предосторожности я избавился от оружия — просто выкинул её в пропасть. Так, на всякий случай, чтобы никто не соблазнился.
Ситуация и так была сложной. Получалось, что против двух пограничников — трое нарушителей, пусть один из них даже и ранен.
Да и Марджаре я не доверял. Этот человек, хотя всеми силами и пытался демонстрировать нам с Мартыновым свою полнейшую лояльность, всё равно казался мне скользким.
Его явное рвение убить Зубаира меня настораживало. Потому я решил держать с ним ухо востро.
Мальчишку мы допросили через Хусейна. Оказалось, он примерно знал, где снайпер устроил нам ловушку. Тогда я приказал ему показать это место.
А вот дела с Зубаиром были не очень. Снайпер молчал. Он постоянно делал вид, что спит. Если бодрствовал — отказывался отвечать на вопросы. Оправдывал, так сказать, своё прозвище.
Меня беспокоило то обстоятельство, что Молчун мог не дотянуть до заставы. У него начался жар. Время от времени накрывала лихорадка. Условия, в которые мы попали, требовали отчаянных, но решительных мер.