— Ну я ж думал…
— А идти нам некуда, братцы, — зазвучал четвертый голос.
Этот был настолько тихим, что чтобы расслышать слова, нужно было особенно сильно напрягать слух.
— Мы все поставили на это дело. Нету у нас обратного пути.
— Давай только ты, Тенёк, не мороси! — крикнул на вновь заговорившего Ташкент.
Теньком, видимо, был тот самый молчун, который постоянно прятался от нас в темноте.
— Я сразу говорил — мутное это дело, а ты, Чифир, всё о своем!
— Дело — надежное! На той стороне нас встретят как надо, братцы! — крикнул Крыса, которого Ташкент назвал Чифиром. — Я ж говорю! Старшего надо дождаться! Старший разрулит, как нам поступить!
Мы сидели тихо и внимательно слушали. Время от времени я встречался с Мартыновым взглядом. Когда встретился в очередной раз, Витя кивнул на окно: пошли, мол.
Как я и говорил, внутри оказались «дембеля». Ожидаемо, они ушли недалеко.
Мартынов явно хотел идти к ним прямо сейчас. Ворваться — схватить, подняв суматоху. План штурма, хоть и схематичный, у нас был. Лишь одно могло пойти не так — окажись у них огнестрельное оружие, нам придется попотеть, чтобы обезвредить этих сукиных детей.
С другой стороны, я предполагал, что нету у них с собой стволов. Имелись бы — они бы пустили их вход еще тогда, у ДК. Знаю я такую породу. Тотчас же схватились бы за стволы, только чтоб «лохами» не выглядеть.
А ведь не схватились. Убежали.
Да только штурмовать их я не спешил. И все из-за той шифровки, что Вася нашел в урне. Что-то было тут не так. У меня, да и не у одного меня, сложилось впечатление, что все это дело несколько глубже, чем кажется на первый взгляд.
И разговоры «дембелей» явно на это намекали.
— Саша… — почти беззвучно позвал меня Мартынов и тем самым выбил из размышлений.
Я глянул на старшего лейтенанта. Тот только вопросительно мне кивнул. Я отрицательно покачал головой.
— Почему?.. — вновь едва уловимый шепот.
— Послушаем их, — столь же тихо ответил я.
Мартынов сначала нахмурился. Потом поднял взгляд к окошку. Прислушался.
— Нету щас никакого Старшего! — зло ответил Чифиру Ташкент. — Я тут сейчас старший! И вот что я сказал — заводи эту калымагу, Тенёк, и рвем отсюда когти! Иначе — загремим в дерьмо по самое горлышко!
Несколько мгновений за окном стояла тишина. Потом раздался голос молчаливого Тенька:
— Ты сам знаешь, Сережа, мы и так по самое горлышко. Какая там над тобой статья висит? Расстрельная?
Ташкент не ответил. Никто из «дембелей» тоже не спешил сказать свое слово.
— На мне — пятнадцать лет, — продолжал Тенек, — Колода тоже, если попадется, пойдет к расстрельной стене. Чифиру десятка светит за дезертирство в боевой обстановке. И куда мы пойдем, Ташкент?
— Вот-вот! — поспешил наконец ответить Чифир, — некуда нам идти! А Старший — человек надежный! Он дело свое знает! Я вам говорю — если всё выгорит, мы за бугром будем богатыми, уважаемыми людьми! Нам только последний рывок остался… Давайте дождемся Старшего, а? У нас другого выхода нету! Либо пан, либо пропал!
Снова на несколько мгновений наступила тишина. Потом заговорил Ташкент:
— А если этот твой Старший нас кинет? Если…
— Ну ты ж видел, видел, золотой червонец у него! Царский! Видел?
— Ну видел… — протянул Ташкент, немного помолчав, — и что с того?
— А то, что он сам, без нашей помощи, торгсиновское добро через границу не переправит! И он это знает! А мы тут пошумим, бучу разведем, и баста! Под шумок на ту сторону — шмыг! И через неделю мы законопослушные, богатые господа! Все! В Афгане знающие люди есть! Старший знает, куда все это дело сбыть можно. А потом — на все четыре стороны, хоть в Европу, хоть в Америку! При таких-то деньжищах!
— Да если мы щас не свалим, нас накроют! — не сдавался Ташкент, да только голос его звучал уже не так решительно.
— Слушай, Сережа, — ответил ему Чифир, — ну подумаешь — грохнули деда какого-то. Ну сцепились с офицерами. Ну слили пару литров с какой-то шишиги. И чего? Ты подумай, когда все выгорит, ты про наши сегодняшние делишки ниче и не вспомнишь!
Мы с Мартыновым вновь переглянулись. Витя все еще сидел с хмурым лицом, но уже не торопил меня. Он только кивнул: давай, мол, послушаем. Я ответил ему своим кивком, потом обернулся к Нарыву с Сагдиевым и Уткиным и жестом показал им и дальше вести себя тихо.
— А если не пойдем, если в Союзе останемся, — вклинился в спор Тенёк, — нам или до конца жизни тихориться, или возьмут. Ташкент, ты ж больше всех рвался сюда, в Московский, когда Чифир тебе про все это дело рассказал. Больше всех кричал, что ждет нас новая жизнь.
— Да теперь я уже и не знаю, чего меня ждет! — не выдержал Ташкент. — А знаешь почему? Да потому что меня одни недоумки окружают, вот почему!
Уткин вдруг усмехнулся. Несколько громче, чем нужно было бы.
Я обернулся к нему, строго приложил палец к своим губам, и Вася тут же замялся.
— Че это было? Кто-нибудь слышал? — вдруг прозвучал голос Тенька.
В недрах склада все затихло. «Дембеля» прислушались.
Мы все, как один, затаили дыхание, прижавшись к остывшей от дневного солнца стене сарая. Я строго посмотрел на Уткина, а тот виновато отвел глаза.
— Колода, проверь-ка, мне кажется кто-то за окном скребется, — сказал Тенек.
— Мгм… — промычал Колода.
Я услышал его тяжелые шаги по деревянному полу.
— Стой, Витька, — остановил его Ташкент, — сам посмотрю. Тебе ниче доверить нельзя! Все просрешь!
Я глянул на Нарыва. Тот обернулся, уставился назад, на угол здания, где за заворотом развернулся фасад и главные ворота. Потом Слава Нарыв кивнул мне, медленно встал и тихонько принялся продвигаться вдоль стены, к углу, чтобы занять позицию.
Вместе с ним я послал и Уткина, на всякий случай. С остальными же мы притихли под стеной. Подстраховавшись, стали ждать.
Ташкент с одинаковой вероятностью мог выйти наружу, чтобы проверить, что тут происходит, или просто выглянуть в окно.
«Дембель» все же решился подойти к окну. Я приготовился действовать — схватить его за голову и «обезвредить», если у него хватит ума высунуться наружу.
— Да вроде нету ничего…
Он говорил полушепотом, но я слышал каждое слово. Слышал потому, что Ташкент был совсем рядом. Какие-то полметра разделяли нас. Решись он высунуться — тут же увидит меня и остальных погранцов. Тогда дело пойдет сложнее. Мы лишимся эффекта неожиданности.
— Накрыли нас… — промычал Колода, — мусора снаружи шуршат…
— Да тихо ты! — огрызнулся Ташкент, — пойди лучше проверь. Ай, черт! Лучше не надо! Ты щас направеряешь! Тенёк! Ты давай.
Когда Тенёк зашагал на выход, Мартынов потрепал меня по плечу. Я обернулся. Все потому, что у него за спиной появился Алим Канджиев.
Канджиев жестом показал, что случилось кое-что непредвиденное — с черного хода в сарай зашел пятый человек. К «Дембелям» пришел их «Старший».
Арсен Саакян незаметно вошел через старенькую гниловатую дверь, что расположилась на противоположной, задней от фасада стене склада.
Когда Саакян оказался внутри, в нос ему тут же ударил неприятный дух заброшенности. К нему примешался тяжелый запах выхлопных газов, аромат бензина и кисловатый фан немытых человеческих тел.
— Старший! — обрадовался Чифир и кинулся к Саакяну, оббегая старенькие «Жигули Копейку», стоявшие посреди помещения.
Остальные бандиты напряглись, словно струны. Ташкент отошел от окна, скрестил руки на груди.
— Здорова, Старший! — протянул ему руку подоспевший Чифир.
Саакян без видимого энтузиазма пожал ее. Осмотрел остальных.
— Ты снаружи кого-нибудь видал? — не поздоровавшись, спросил Ташкент, — там по-моему, кто-то шарится.
Арсен уставился на Ташкента усталым, но внимательным и колким взглядом своих темных глаз.
В сарае было почти темно. Только старая керосинка, стоящая на складе древних кирпичей, скупо освещала внутреннее пространство. Все здесь — и сами «дембеля», и их грязно-желтая старая машина, и даже строительный мусор — отбрасывало на стены, пол и потолок неспокойные тени. Под огоньком лампы они дрожали, будто бы норовя выпрыгнуть из стен, словно побеспокоенные пауки.
— Вы сегодня сплоховали, братцы, — с легким армянским акцентом пробасил Саакян, — ой сплоховали.
«Дембеля» молчали. Немного погодя ответить решился только Ташкент:
— Сплоховали не сплоховали, а валить нам надо. Мусора, видать, по округе шарят. Возьмут нас и…
— Никто нигде не шарит, — сказал Саакян и, прихрамывая, отправился к машине. — И валить уже поздно. Некуда валить.
— Что значит, некуда? — удивился Ташкент злобно.
Саакян ему не ответил. Он несколько мгновений пошарил взглядом вокруг, потом бросил Чифиру:
— Рашидик, брат. Услужи.
Арсен протянул руку, указывая на чью-то шинель, лежащую под стеной. Чифир поспешил ее подобрать и постелить на нескольких, сложенных вместе блоках.
Арсен уселся на шинель, помассировал раненную осколком ногу. Рану он получил два года назад, в самом начале войны, да только по-нормальному нога так и не зажила. Беспокоила Саакяна. Пусть был он и не стар, но ходил теперь словно настоящий старик.
— Что значит, некуда? — переспросил Ташкент, — опростоволосились мы знатно. Нужно сушить весла и врассыпную!
Арсен снова обвел взглядом «дембелей», застывших вокруг машины.
— Никто никакие весла сушить не будет, — сказал Арсен. — Надо работать по плану. Да, сегодня вы дали жару. Но бензин у нас есть. А на той стороне нас уже ждут. Ждут надежные люди, и подводить их нельзя. Ясно вам? Потому завтра все и будет.
— Завтра⁈ Какой завтра⁈ — крикнул Ташкент.
— Братка, ты не кричи так, — сурово уставился на него Арсен.
— А я ему говорил! Говорил, Старший! — заискивающе подступил Чифир к Саакяну, — нету у нас уже пути назад! Надо делать, как договаривались!
— Да нас сегодня же ночью примут! — возразил Ташкент.