Читайте громкую новинку от Рафаэля Дамирова.
Уже вышел второй том, история набирает обороты!
Первый том — здесь: https://author.today/work/450849
Глава 28
— Конечно, — посерьезнев так, словно просьба касалась боевой задачи, ответил я.
Мартынов снова помялся.
— Сегодня, — заговорил он наконец, — когда я днем ходил до Тарана, в дозор проситься, а он мне не разрешил, я спросил его кое о чём.
— О чём?
Мартынов сглотнул. Поджал губы.
— Спросил, кто будет теперь вместо меня. Кто будет первым стрелковым командовать. И знаешь, что он мне сказал?
Я не ответил на этот вопрос. Мы даже не смотрели друг на друга. Мартынов говорил всё это, уперевшись взглядом в землю под сапогами. И я не спешил беспокоить его собственным взглядом. Знал, что это сейчас ненужно. Да и бессмысленно.
Потому я просто поднял голову. Глянул на звезды, что блестящей россыпью засыпали всё небо. Только тут, только на Границе можно увидеть такую красоту. В городе, да даже в поселке, где уже бывает световой шум — никогда. А тут — пожалуйста.
— Сказал, — продолжил Витя, — что ты будешь. Что он тебя поставит командиром отделения.
Я только молча покивал.
— Я хочу, чтобы завтра, когда я уеду, — продолжил Мартынов, — ты собрал ребят. Собрал и сказал им кое-что от меня. Сможешь?
Только теперь я глянул на Мартынова. Старший сержант почувствовал на себе мой взгляд. Почувствовал и тоже поднял глаза от земли.
— Конечно, — с легкой, теплой улыбкой, сказал я. — Конечно смогу.
— Хорошо, — Мартынов вздохнул. — Тогда слушай.
Машина приехала за дембелями в девять утра. Когда часовой по заставе распахнул шишиге из отряда ворота, дембеля уже ждали у ступеней заставы.
Вместе с ними были и офицеры. Были и те парни, которые остались сегодня свободными от нарядов.
Десять человек, десять дембелей, ярко выделялись среди остальных, одетых в повседневное ХБ. Парни нарядились в парадку, повесили на грудь награды и значки. Прицепили самодельные, нехитрые значочки, поблескивавшие на молодом утреннем солнце.
Каждый был при чемодане. Красивые, украшенные самодельными наклейками, изображающие эмблемы и пограничные столбики, эти чемоданы были почти пустыми.
Мало чего дембель мог забрать с собой с заставы. В основном это были какие-то личные и бытовые мелочи. Но было внутри и кое-что по-настоящему ценное — дембельские альбомы.
Красивые, смастеренные с тщательностью и уважением, они были разными. Каждый содержал в себе историю бойца, прошедшего свой нелегкий путь. Историю от повестки до…
— Братцы! Приехала шишига! — крикнул Синицын, размахивая всем своим стареньким фотоаппаратом «Смена М-8». — Стройся на фотографию! Последний кадр у меня остался!
Мое дежурство закончилось в восемь утра, но спать я не ложился. Дождался шишиги. Теперь, вместе с остальными, кто был свободен, остался во дворе, чтобы проводить парней домой.
Машина, урча двигателем, вкатилась во двор. Из кабины выскочили сержант с ефрейтором. Принялись открывать кузов.
— Давай у заставы! У заставы давай! — кричал Синицын. — Братцы, разойдитесь, дайте сфотографироваться!
Погранцы, с веселым гаканьем, с шутками и прибаутками, расступились. Вежливо отошли в сторону и офицеры, давая дембелям пространства.
Я смотрел на то, как парни строились для фото. Как Синицын было выбежал перед ними, чтобы сделать фото так, как он это привык.
Сейчас, казалось, не было в лицах погранцов никакой грусти. Они весело улыбались, смеялись и будто бы сияли изнутри. Каждый, даже Витя Мартынов, решил на сегодня оставить свою грусть по Шамабаду глубоко в душе.
— Мля! А я! — вдруг осенило Синицына.
— Синицын! Не выражаться! — зло буркнул было замбоя Ковалев, но Таран приструнил его одним только взглядом.
Тем не менее Синицын, как бы между прочим, пискнул:
— Виноват, товарищ лейтенант, — а потом тут же обратился к остальным: — Братцы! Кто может нас сфотографировать? Кто умеет⁈
— Давай я! — вызвался Матузный. — Я фото сделаю!
— Ага! Фигу! Последний кадр! Запорешь, и че тогда? — возмутился Синицын.
Потом он принялся шарить веселым взглядом по погранцам и вдруг остановился на мне.
— Сашка! Ты парень надежный! Сможешь сфотографировать⁈
— Смогу, — улыбнулся я и пошел протискиваться между спин остальных погранцов.
Когда выбрался к дембелям, Синицын сунул мне свой фотоаппаратик, сам подбежал к дембелям и пристроился сбоку. Состроил сначала по-дурацки веселую рожу, но когда Мартынов ткнул его локтем, то посерьезнел.
— Ну че, готовы, братцы? — сказал я, отходя подальше, чтобы поместить всех в маленький кадр.
— Так точно!
— Давай, Сашка!
— Всегда готовы!
Я нажал на спуск затвора. Фотоаппарат клацнул, навсегда запечатлев на фотопленке последние минуты пребывания наших дембелей на Шамабаде.
А потом с ними начали прощаться: парней обнимали, трясли им руки, хлопали по плечам. Офицеры тоже подошли. Стали жать им руки.
Ко всеобщему удивлению, Таран вдруг плюнул, махнул рукой и полез к дембелям обниматься.
Сержант с ефрейтором, приехавшие на шишиге, терпеливо ждали, когда дембеля освободятся от всеобщих рук и объятий. При этом сержант постоянно поглядывал на часы, и с каждой минутой лицо его становилось все кислее. Видимо, это не первая застава на их пути. Будет еще, как минимум, одна.
Когда наконец парни загрузились в кузов, водитель с ефрейтором вернулись в машину.
— Ну что, братцы! Поехали мы! — закричал Синицын, размахивая полупустым дембельским чемоданом. — Не поминайте лихом!
— Бывайте! — кричал Сагдиев.
— Хорошей службы, хорошей службы, парни! — прощался с нами Ваня Белоус из кузова.
— Ну что⁈ — рассмеялся Нарыв. — Давай, братцы! Ану — толкай их вон с заставы! Хватит, наслужились уже!
Мы все как один ринулись к шишиге. Уперлись, кто в кузов, кто в кабину. Со свистом, смехом, криком, принялись толкать машину вон с заставского двора.
Та, на холостом ходу, покатилась под одним нашим нажимом.
— И… Раз! — закричал я с улыбкой, упираясь руками в кабину.
— И… Раз! — ответили пограничники почти хором.
Шишига медленно, но все быстрее и быстрее покатилась. Мы — за ней. Сначала медленным, неторопливым шагом, а потом все скорее и скорее. Когда машина оказалась за воротами, а водитель поддал газу — мы побежали за машиной бегом.
Так и ушла шишига, загруженная дембелями. Те махали нам из кузова. Кричали пожелания добра и легкой службы. А мы в ответ желали им удачно добраться домой.
— Сашка! — внезапно Мартынов выступил вперед среди остальных, выпрямился, поставив кирзач на задний борт.
— Ты обещал, Сашка! — крикнул он, сложив руки рупором.
— Помню! — ответил я.
Мартынов же помахал напоследок «клоуну», провожавшему дембелей с наблюдательной вышки, и машина добавила газу. Все быстрее стала отдаляться от нас.
Мы все — и дембеля, что уезжали сегодня с заставы, и пограничники, что их провожали, еще долго махали друг другу. Еще долго прощались, нарушая устоявшуюся и спокойную тишину Границы.
— Значит, завтра к утру отделение должно остаться на заставе, так? — спросил я у Васи Уткина.
— Ага. Должно. Если Солодов придет с ночи. Алим и так сидит на заставе, Гия помогает. Ну… Ну если только Матузного сегодня Таран не отправит днем в дозор. Тогда все должно быть хорошо.
Вчера дембеля отбыли в отряд, и Шамабад ждал пополнения. Возможно, новенькие прибудут сегодня, но скорее всего завтра.
Впрочем, сейчас нас это не слишком волновало. Сейчас у нас была служба.
Стоял день. Подходило два часа. Горячее солнце стояло высоко, но над Пянджем шумел прохладный ветер. Он продувал хорошо, охлаждал, приятно щекотал шею и лицо.
Я, во главе наряда из четырех человек, следовал по вверенному нам участку границы.
Шли сегодня тут я, Уткин, Малюга и Матузный. Меряли шагами правый фланг.
— А что такого, Саш? — спросил Матузный, и я обернулся к нему. — Чего хотел-то? Зачем весь взвод собираешь?
— Надо, — ответил я беззлобно.
— Да ладно, не таи, — улыбнулся Малюга, шедший последним. — Что приключилось-то? Ты, если чего сказать хочешь, так нам скажи! Мы передадим остальным!
— Так не пойдет, — громко, перекрикивая ветер, сказал я. — Мне надо, чтоб все собрались.
— Заче? — удивился Уткин, следовавший прямо за моей спиной.
— Потому что, — я обернулся к нему, — потому что Витя Мартынов так просил.
Дальше мы растянулись цепью. Преодолели присловутую Угру, впадавшую в Пяндж. Миновали выжженные дожёлта заросли рогоза, в которых когда-то случилась у нас перестрелка с боевиками Юсуфзы.
Достигли леса, где берег Пянджа уходил за поворот, и дальнейший участок на короткое время уходил из виду.
Я глянул на часы, а потом привычным делом достал свой компас.
В нарядах я время от времени доставал компас и осматривал, как реагирует стрелка на том или ином участке. Иногда она стояла на месте. Иногда вдруг колыхалась. Когда слегка, когда чуть сильнее.
Сейчас стрелка снова колыхнулась, да так, что указала в противоположную сторону.
— Интересно, — проговорил я задумчиво. — Надо бы сказать Тарану.
Когда мы миновали поворот, то почти сразу увидели чужую машину на участке. Это был армейский УАЗик. Возле него стояли двое офицеров.
Офицеры о чем-то болтали. Увидев нас, обернулись.
— Инспекция, что ли какая? — спросил Матузный, насторожившись.
— Не знаю, — ответил я ему. — Сейчас выясним.
Когда мы приблизились, я смог рассмотреть офицеров. Оба были молодые лейтенанты-пограничники. Только один из них оказался старшим.
Это были подтянутые парни с молодыми, но по-офицерски строгими лицами.
Старший лейтенант оказался чуть пониже младшего, но шире в плечах. У него были черные волосы, едва заметной челкой выбивавшиеся из-под фуражки, небольшие карие и очень строгие глаза, а еще кругловатое, широкое лицо с чуть заметными, сглаженными возрастом отметинами от немногочисленных детских оспин.