Убийство на барже по-прежнему оставалось двойной загадкой, но все же появились какие-то ниточки. И убийцы на барже, и убийцы этой несчастной у Мерикура искали ответ на какой-то вопрос. А потому пытали, мучили, истязали. И затем – убивали с особой жестокостью. Но пока это единственное, что можно утверждать наверняка…
Бросс попросил Плаке поискать шофера, который привез Робинса, а сам решил пройти в морг, где Фидо заканчивал работу над трупом мерикурской утопленницы. Спустившись по лестнице, он бросил монетку в питьевой автомат на входе в комиссариат и залпом выпил банку холодного тоника. Голова у комиссара пухла от событий этого действительно черного понедельника. Через двор он прошел в морг к Фидо. Тот заканчивал вскрытие Ротштейн. На другом столе рядом с ней лежал прикрытый простыней труп англичанина, убитого на барже Боле. С ним Фидо уже все закончил.
Теперь уже было ясно, что его сбросили в воду с носа баржи, привязав к мешку по его ногам свинцовые бруски для груза. А когда груз этот оторвался, так как размокла ветхая веревка, мешок, в котором было много воздуха, всплыл. Доктор Фидо подтвердил, что смерть этого несчастного наступила в час утра в воскресенье, а пытать его начали в субботу, часов в одиннадцать вечера. Метеослужба уточнила, что как раз в это время шел ливень с грозой и градом, и преступники практически не рисковали, что их услышат, тем более что жилые дома в Лиме стояли от причала достаточно далеко, а от Манга его отделяли мост и Сена. Но в любом случае выскочить из мешка и появиться на причале в понедельник в одиннадцать утра Робинс никак не мог, разве только что это и впрямь был оборотень. А в их существование Бросс не верил. Тут было что-то другое.
Самый большой сюрприз, однако, заготовил для него доктор Фидо.
– Ты знаешь, – сказал он ему, едва Бросс переступил порог его операционной, – этот убитый англичанин не прост. Года два назад, я сужу по состоянию шрамов, ему сделали ой-ой-ой какую серьезную пластическую операцию, видимо, сильно изменив его внешность. Что ты на это скажешь?
– Не знаю, что и сказать, – ответил Бросс. – Замечу только, что без особой нужды под нож хирурга никто не ложится. Не исключено, что пластическую операцию его вынудили сделать. Как ты думаешь, люди его заставили пойти на это или обстоятельства?
– Это уж ты покопайся. Я копаюсь в трупах. Теперь об этой женщине… Ее, видишь, убили не сразу. Тоже пытали, но с помощью пистолета… На теле этой дамы живого места нет, – продолжил Фидо. – Сначала, видимо, ее просто били, в том числе ногами. Не насиловали, кстати. Потом стреляли – на теле восемь пулевых ранений. Ей перебили ступни, левую голень, оба коленных сустава, оба локтевых и восьмым выстрелом в рот убили. Убийцы ее явно торопились. Вся эта пытка заняла меньше часа. И заметь, начали с ней работать в ночь с пятницы на субботу, а с этим парнем – в следующую ночь. Думаю, это не случайное совпадение, но тут ты разберешься без моих советов. Сбросили ее в воду, конечно, мертвой. Кстати, ни у него, ни у нее в легких воды нет. Значит, и он отправился на дно уже бездыханным.
– Да, ее вытащили из опрокинувшейся машины, убили таксиста и принялись за нее прямо на берегу. Привлечь к себе внимание в таком месте они не боялись. Стреляли из пистолета с глушителем, да и ночь была, дождь с градом, – сказал Бросс. – А потом бросили в реку, и к утру ее снесло течением почти что к самой плотине.
Отпустив Фидо домой, Бросс вернулся в свой кабинет. С отпечатками пальцев, как он тут же выяснил, дело пока обстояло неважно. На брусках и стержнях, поднятыми со дна водолазами, и на мешке с утопленником отпечатки пальцев есть, сообщил Броссу дежурный эксперт, который работал с вещдоками с баржи, но они так размыты водой, что выявить их почти невозможно, хотя к утру, может быть, удастся что-то сделать. Бросс достал свой блокнотик, куда он обычно записывал все свои наблюдения, и, порывшись в карманах, нашел ручку «Bic». Паста в ручке застыла, и он с минуту расписывал ручку, водя шариком по обложке блокнота. Потом записал: «Суда по всему, ночные гости работали на „Би-Би“ в перчатках. Ни на спиртовке, ни на мешке, ну нигде не удалось найти никаких отпечатков, кроме пальцев Жако и Жерома. Только на бобине с веревкой нашли отпечатки, но кому они принадлежат, по картотеке определить не удалось. Экспертиза, кстати, показала, что веревку, которой был связан замученный, отмотали как раз оттуда». На 12 часов ночи больше ничего сенсационного эксперты не сообщили и обещали, что утром закончат работать с вещдоками.
10. «Игла» будет польской
Обед с Арефом в ресторане «У Дивелека» прошел куда лучше, чем ожидали Рубакин и его команда. Дивелек был само гостеприимство и лично приготовил для них биск из омара, оказав тем самым шейху все свои ресторанные почести. О деле почти не говорили. Поспорили только об оплате. Шейх сказал, что на Востоке доставить оплаченный товар в срок считается делом чести продавца. Рубакин, понимая, что речь идет о грузовике с «Иглами», ответил, что его фирма известна во всем мире, в том числе и тем, что всегда выполняла свои обязательства в срок, ну, а что касается обстоятельств форс-мажор, то от этого не гарантирован никто. Что касается конкретного случая, то товар был передан полностью представителю покупателя, и если с этим представителем что-то случилось по дороге, в результате чего товар был утерян, то это не вина продавца. Шейх согласился с этим, но заметил, что продавец предоставил для перевозки товара транспорт настолько ненадежный, что в нем погибли и товар, и представители покупателя. Поэтому товар, поставляемый заново, взамен утерянного, второй раз оплачен не будет. Рубакин скрепя сердце согласился. Не в его интересах было ссориться с шейхом. Он передал ему копии накладных на груз в Гавре. Шейх спросил, сможет ли его человек проследить в Гавре за погрузкой и сопроводить груз в порт доставки. Он написал фамилию своего сотрудника на бумажке и передал Моховому. Моховой тут же связался с Жеромом и сообщил ему, что в Гавре к его барже подойдет господин Жозеф Вентура, который вместе с ним примет товар и будет его сопровождать. «Никаких проблем», – ответил Жером.
Узнав об этом от своего агента, который обедал вместе с делегацией «РУСАМКО» у Дивелека, Бартлет решил, что все идет как нельзя лучше. В ночь с пятницы на субботу Дитер Керкленд сообщил ему буквально следующее. Российское руководство было чрезвычайно обеспокоено сообщением о взрыве грузовика с российским оружием в районе г. Руан, Франция. В связи с этим были приняты следующие меры. Сухогруз «Князь Таврический», на борту которого фирма «РУСАМКО» отправляла через Гавр партию переносных зенитно-ракетных комплексов (ПЗРК) «Игла» в Англию, выгрузил эту партию в пятницу в польском порту Шецин. Там же на его борт поступили 50 аналогичных контрафактных комплексов польского производства. Керкленд сообщил, что ни один из этих ПЗРК не может быть использован в боевых целях. Русские так «усовершенствовали» эту партию, что ракета при запуске взрывается, поражая использующего ее стрелка. Подмена ПЗРК произведена по секретному указанию руководства СВР России. Там считают, что деятельность фирмы «РУСАМКО» нарушает государственную монополию торговли современным российским вооружением и в ряде случаев препятствует осуществлению внешнеполитических целей нового российского руководства. Акцию с подменой ПЗРК следует рассматривать как дружественную по отношению к Англии.
Бартлет, несмотря на субботу и поздний час, тут же доложил шефу МИ-6 об этой шифровке, откомментировав ее так: «Москва использовала Керкленда для передачи прямого послания нам: деятельность „РУСАМКО“ не соответствует интересам нового российского руководства и будет постепенно прекращена, что приведет неизбежно к самоликвидации „РУСАМКО“, которому покровительствовало прежнее руководство. Они действительно считают, что Керкленд их двойной агент, а не наш».
– Что ж, – услышал он в ответ, – если они его на самом деле не перевербовали, – шучу, шучу, – то я вас поздравляю. Это избавляет нас от необходимости устраивать шумовые эффекты для предупреждения Москвы о том, что мы про ее шалости знаем. А для «Аль-Каиды» это будет хороший урок. Что ж, в Москве что-то меняется к лучшему. Я немедленно доложу об этом премьер-министру. Что касается Керкленда, то найдите способ сообщить ему, что мы им довольны.
– Понял вас, – ответил Бартлет. Взрыв на «Би-Би» отменялся. Жерому выпала счастливая карта долгожителя.
Шеф спросил, когда возвращаются Джонсон и Робинс. Бартлет удивленно поднял бровь – обычно шефа интересовали только результаты, а не те, кто работал в поле.
– Что-то случилось? – спросил Бартлет.
– Нет, – ответил шеф. – Но постарайтесь, чтобы они долго во Франции не задерживались. Я не хочу, чтобы у наших французских коллег возникали вопросы, на которые нам будет трудно ответить.
Указаний, отданных Робинсу и Джонсону, Бартлет, однако, отменять не стал и уехал к себе в имение с уверенностью в том, что заслужил хотя бы воскресный отдых.
В понедельник только вечерние газеты Франции успели сообщить о последней зловещей находке в Манге. В ночных теленовостях показали фотографию Робинса и интервью с комиссаром Броссом. Ни о каких пытках не было и речи. В английских теленовостях в ту же ночь потребовали детального расследования «зверского убийства английского биолога в Манге». Фотографий трупа Робинса, однако, ни у кого пока не было. Бросс категорически запретил пускать репортеров в морг. Публиковались только фото Робинса с его паспорта. Бартлет лично проверял, чтобы его фотография в паспорте была максимально схожа с той, которую вклеили в паспорт Джонсона. Робинса лепили с него уже после того, как хирурги переделали Ващенко. Робинсу ничего не оставалось делать, как согласиться. На жаргоне МИ-6 таких, как он, людей без прошлого называли «зомби». Когда в Северной Ирландии его приговорили к пожизненному заключению за терроризм, в МИ-6 ему предложили работу и свободу в обмен на его лицо и биографию. Так он стал двойником Джонсона. Это была его работа.