Когда он приехал домой, то, открыв ворота, первым делом отключил пультом решетку, которая была приоткрыта, чтобы в нее не попасть. Он подумал, что это охрана перестаралась. А потом, когда вошел в дом, то увидел отца, который лежал весь в крови у входа в спальню, где спала Валентина. Она вообще ничего не слышала и не представляла, что в доме происходило ночью. Он разбудил ее и принялся расспрашивать, что произошло. Она была в ужасе. В шоке. Он решил позвать на помощь кого-то из охранников, пошел во флигель, но там нашел еще два трупа. Проходя мимо тира, он увидел, что там лежала его любимая «Беретта», из которой обычно стрелял отец. Он ее поднял механически и пошел наверх…
Он рассказал Валентине, что произошло с Ходкиным и охранником, но она все еще была пьяна и плохо соображала. Потом у нее началась истерика, она стала к нему приставать, прижиматься. Она сказала ему, что теперь они с ним – богатые люди, потому что все имущество отца принадлежит теперь ей, и если он хочет, чтобы она о нем позаботилась, то пусть будет с ней поласковее. Она повалила его на кровать, не заметив, что у него был в руке пистолет. Раздался выстрел, и она дико закричала, так как пуля попала ей в живот. Он пытался ей помочь, но все было бесполезно. Она почти сразу после этого умерла, заключил свой рассказ Юрий.
Еще и еще раз Броссу пришлось возвращаться к этому роковому выстрелу. В конце концов под давлением улик Юрий признался. Когда Бросс спросил его напрямую: «Почему ты в нее выстрелил, Юра?», он посмотрел на него каким-то отрешенным взглядом, а потом тихо, почти шепотом сказал:
– Она решила все отнять у нашей семьи. Но кто она такая?! Когда она сказала, что все теперь принадлежит ей, я пришел в такое бешенство, что готов был ее убить. Не сдержался и выстрелил ей в живот. Она завыла, стала обзывать меня, ну я и придушил ее подушкой. Потом вышел во двор отдышаться, и рядом с той комнатой, в которой убили Ходкина и охранника, нашел кем-то брошенный «вальтер». Я поднялся в дом и вложил его в руку Валентины, чтобы было похоже, что она стреляла в отца. Вот, собственно и все.
Мэтр Корбе уже не протестовал. Он попросил приложить к протоколу допроса его особое мнение, согласно которому роковой выстрел Юрий сделал непроизвольно, под влиянием стресса, и придушил свою мачеху тоже в состоянии стресса, чтобы не слышать ее криков, которые доводили его до бешенства. По сути, это мало что меняло для будущего обвинения – так или иначе Юрий признал, что совершил преднамеренное убийство Валентины Моховой.
Юрий наконец-то рассказал всю или почти всю правду. Но, кроме убийства Валентины, это ничего не объясняло. Кто убил Мохового, Ходкина и охранника? Если это был «Альбинос», то почему он вернулся с подкреплением на следующий день, чтобы выпотрошить дочиста офис Мохового, а не сделал это сразу же в ночь убийств? Слава Богу, им с Готье удалось все же кое-какие документы отсканировать и сохранить. Среди них был и договор «РУСАМКО» с Патасуной, что уже было достаточным основанием для ареста этого лидера ЭТА, но Готье заготовил ему ловушку и с помощью Юрия заманил его в Лавар, где баска и взяли при передаче ему оружия, а Юрию – денег за него. К счастью, сделка оказалась виртуальной. А если бы боевики ЭТА пустили оружие в ход? Сколько могло погибнуть людей!
5. Новое лицо для агента Джонсона
Клиника эстетической хирургии доктора Арманда в 16-м арондисмане Парижа знала много тайн о превращениях древних старух в юных красоток и о новых лицах разыскиваемых Интерполом «крестных отцов» и международных террористов. Там делали себе подтяжки и новые фигуры знаменитые актрисы и амбициозные политические дельцы, жены и наложницы арабских шейхов, любовницы новых русских и боевые подруги колумбийских наркобаронов. Через чуткие руки доктора Арманда прошли самые выдающиеся разведчики ведущих спецслужб Старого и Нового света. И понятно, что в клинике служба безопасности была поставлена на уровне охраны резиденций глав государств. Арманд никогда не отличался излишним любопытством и все тайны своих клиентов хранил так же, как хранят их приличные банки. Услуги его клиники стоили дорого, но стоили того. Арманд первым ввел принцип комплексных бригад, и во время пластической операции рядом с хирургом всегда были наготове анестезиолог, врач-кардиолог, аллерголог и прочие специалисты, помощь которых могла понадобиться в операционной, если пациент вдруг по непонятным причинам начал бы быстрыми темпами уходить в мир иной. Арманд пришел к этой идее после того, как едва не лишился лицензии и свободы, когда у него под скальпелем скончалась пятидесятилетняя пациентка, решившая переделать себя уже в пятый раз. Сердце не выдержало общего наркоза. С тех пор в его клинике ничего подобного не случалось, а в очередь на операцию к нему надо было записываться за полгода.
Ващенко позвонил Арманду по дороге в Париж и напомнил ему об одной услуге, которую оказал ему в свое время. Доктор не забыл, что обязан ему своей репутацией, и сказал, что примет его немедленно. В тот же день Ващенко начали готовить к операции, а на следующий – Арманд за пять часов скрупулезной работы сделал ему новое лицо и с помощью лазера убрал с груди его главную примету – родимое пятно. Вернувшись в свою палату, Ващенко проверил в темноте (свет нельзя было зажигать в течение суток) сохранность своих документов и главного сокровища – скифского гребня. Все было на месте. Но, коснувшись гребня, он снова ощутил какое-то смутное беспокойство, словно кто-то смотрел на него из укрытия, а он не мог догадаться, где и как притаился его преследователь.
Он заснул и проснулся около полуночи. Он лежал на кровати с забинтованным лицом. Арманд оставил ему свободными только глаза, ноздри и щелочку рта. Наркоз начинал отходить, и он почувствовал резкую боль у глаз и в районе подбородка. Потом боль поползла по скулам и в лоб. Больнее всего было губам. Он нажал кнопку на тумбочке. Вошла сестра и ввела ему обезболивающее. Боль утихла, но беспокойство его не оставляло. С закрытыми глазами он видел перед собой очень высокого человека, метра под два ростом, с белесыми волосами и бровями. Из-под век с выцветшими ресницами на него не мигая смотрели глаза с розовыми, как у кролика, белками. Повинуясь какому-то шестому, если не седьмому чувству, Ващенко встал, достал на ощупь запасное одеяло из шкафа и длинную, во все подголовье, подушку, разорвал простынь и забинтовал подушку так, как его когда-то учили в «Альфе». Все это он положил на кровать и укрыл ватное «тело» одеялом. В комнате его стоял диван для посетителей. Он отодвинул его и лег на пол, придвинув затем диван на себя. Все так же, словно сквозь повязку на глазах, он увидел, как снаружи, за решеткой окна его комнаты, появился на карнизе высокий коротко постриженный блондин. За спиной у него был ранец с баллонами, как у аквалангиста. Он достал пистолет с глушителем и рукояткой разбил стекло, затем, держась рукой за решетку, прицелился и трижды выстрелил в забинтованную «голову» подушки. Как только киллер-блондин исчез, Ващенко достал свой мобильник из халата и быстро набрал личный номер Арманда.
– Док, – сказал он, – в меня стреляли. Срочно переведите меня в другую палату.
Арманд появился буквально через две минуты – он из клиники на ночь на этот раз не уходил и спал в своих покоях. Осмотрев разбитое стекло и расстрелянную подушку, он сказал:
– Насколько я понимаю, вы не заинтересованы в том, чтобы об этом знала полиция?
– Нет, конечно, – ответил Ващенко. – Спрячьте меня где-нибудь. Охота за мной началась раньше, чем я мог предположить… Я думаю, и вы не заинтересованы в огласке…
Арманд взял его под руку и вывел по коридору к своему личному лифту. Ващенко уносил только свой кейс – всю одежду Арманд пообещал ему доставить на дом. Они спустились в подземный гараж, где накануне Ващенко запарковал свой «мерс». Доктор усадил его на заднее сиденье, а сам сел за руль. Через двадцать минут они были у дома Арманда и въехали туда через подземный гараж. Когда поднялись на второй этаж, Арманд передал Ващенко медсестре с рук на руки. В его комнате она сделала ему укол, и он моментально заснул.
Первое, что он почувствовал, проснувшись, – это свет, бьющий ему в глаза. Арманд снял бинты и сказал ему, что здесь ему придется побыть несколько дней, прежде чем можно будет выйти на улицу. Через два дня он привез Ващенко в клинику, где тот впервые увидел свое новое лицо. Он даже помолодел. Только по синеве можно было догадаться, где его лица касался скальпель. Еще через неделю он пришел к нему на последний осмотр. Он выписал ему чек со своим факсимиле и попросил вызвать ему такси. Через три часа, сменив по пути такси два раза, он уже был далеко от Парижа, в деревеньке Сен-Мартан-ле-Бо в долине Луары, где доживал свой век старый агент всех разведок мира Луи Сушон. Несмотря на возраст, он содержал в своем доме первоклассную портативную типографию и был наилучшим изготовителем фальшивых документов, которые в его исполнении выглядели не хуже любого оригинала. Ващенко понял, что его вычислили, потому что в «Нормандии» он зарегистрировался под именем Стэнли Коуэна. И под тем же именем его знали в клинике Арманда. Имя надо было менять, как и внешность. За день Сушон выправил ему паспорт гражданина Бельгии, уроженца города Льеж Макса Брувье, водительские права на то же имя и «серую карту», в которые он занес все данные его «Мерседеса», заодно поменяв на нем номера на бельгийские.
Расплатившись с Сушоном, новоявленный Макс Брувье выехал из долины Луары в Цюрих. Ему нужно было зарегистрировать свою новую внешность в цюрихском «погребке» и получить там новый пропуск. Не доезжая Страсбурга, он поставил машину на площадке отдыха у шоссе, выключил двигатель и закрыл глаза. За какое-то мгновение он увидел целый фильм. Арийский ларец в его сейфе в цюрихском погребке светился в темноте розовым светом. Лучи от драгоценных камней переходили с одной стены сейфа на другую, освещая стальной ящик, будто электрические фонарики. Затем он увидел «Блондина», который сидел с Хенке, экспертом его «погребка», в привокзальной пивной в Цюрихе, неподалеку от того сквера, где тусовались наркоманы. Хенке что-то говорил «Блондину», всячески жестикулируя, а потом принялся чертить на бумажной салфетке какой-то план. Затем видение исчезло, но Ващенко теперь уже знал, что его сейфу угрожает опасность.