изинец толщиной леску, что выбросила бы непристегнутого рыбака в море. Брувье встал за штурвал, и яхта стала быстро набирать скорость. Робинсон забросил блесну в виде осьминога и следил, как она подпрыгивает на волнах. За ними сразу пошла стая тунцов. Они легко догоняли мощную яхту, время от времени выпрыгивая в фантастических прыжках из воды. Последовал резкий рывок, и Робинсон сразу же отпустил немного леску, чтобы дать тунцу заглотать блесну поглубже. Едва вытащив одного, килограммов на десять, он с помощью Гвен, которая вышла к нему на корму, поднял на борт еще одного, уже килограммов на пятнадцать. Вскоре в большом стальном чане бились уже шесть тунцов, и тогда Робинсон сменил Брувье у штурвала. Макс поймал еще пять штук, и они пошли после этого обратно к берегу, чтобы подойти поближе к подводным рифам. У рифов они бросили якорь и стали нарезать тунца длинными тонкими кусками. Из этой ярко-красной плоти сочилась кровь. Вскоре чан наполнился едва ли не до краев. И тогда Брувье влил туда две бутыли оливкового масла, а затем перемешал в нем нарезанные ломти. У австралийских рыбаков эта приманка называется porridge[33], и с ней надо уметь обращаться. Если эта смесь выльется на палубу, то на ней легко поскользнуться и вывалиться за борт – тогда рыбак сам вполне может стать приманкой для акул. Как только приготовили кашу, Робинсон пошел к штурвалу, и яхта тихо двинулась к рифам, зашла за них километра на полтора, развернулась носом к рифам и легла в дрейф, повинуясь воле волн. Для акульей рыбалки это самый тонкий момент. Гвен и Макс бросали за борт из чана куски тунца, и они опускались на дно медленно, оставляя за собой жирный кровавый след. На большой мясницкий крюк на спиннинге посадили целого тунца килограммов на пять-шесть. Когда всю «кашу» выбросили за борт, Гвен и Макс тщательно вымыли палубу, и Робинсон привел яхту туда, где они начали бросать приманку, а у рифов снова лег в дрейф. По идее, первые комья «кровавой каши» могли к этому времени достичь дна, где прожорливые хищники искали добычу. Акула обычно, обнаружив кусок тунца, начинает подниматься по кровавому следу, пожирая по пути приманку, и так приходит к главной добыче – насаженному на крючок целиком тунцу – и заглатывает его. В ожидании этого момента Брувье сел в кресло на корме и, пристегнувшись, вставил в свинцовое отверстие спиннинг. Минут через пять после начала дрейфа на поверхности океана появился черный треугольный плавник, который пошел за яхтой.
– Есть контакт. Помедленнее, Майкл, – крикнул Брувье Робинсону, и в этот момент акула сделала какой-то замысловатый кувырок и заглотнула крючок с тунцом. Почувствовав стальное жало у себя в пасти, она выпрыгнула из воды свечкой, а потом плюхнулась в воду, подняв столб водяных брызг. Это был крупняк – темно-коричневая в пятнах рыба-молот метров пять в длину. Брувье удерживал добычу изо всех сил, манипулируя скоростями спиннинга так, будто играл на каком-то музыкальном инструменте. Взбудораженные битвой акулы шли теперь за яхтой уже целой стаей, выставив на поверхность семь черных плавников. Видимо, им повезло больше других – остальные яхты, вышедшие на соревнование, едва виднелись на горизонте. Брувье отпустил леску, дал акуле передышку, а потом стал снова подматывать, стараясь подтянуть огромную рыбину поближе к борту. Это ему удалось, и он весь напрягся, откинувшись назад вместе с поднятым вверх спиннингом. Последовал рывок акулы, и в этот момент Гвен подошла к нему со спины и, нажав кнопку на ручке кресла, расстегнула пристяжной ремень. Брувье вылетел за борт вместе со спиннингом. Он бросил его и быстро поплыл к яхте.
– Бросайте круг мне, круг! – кричал он, то поднимаясь, то опускаясь на бирюзовых пенных волнах. Он уже спиной чувствовал, что за ним неотступно идут акулы, и что было сил спешил подплыть к яхте. Гвен взяла в руки бортовой мегафон, и над Тихим океаном прозвучал по-русски ее звонкий голос:
– Именем России, Ващенко, за предательство ты приговорен к смерти. Мы приводим этот приговор в исполнение. А это возьми с собой.
Она сняла с пальца подаренное ей на помолвку кольцо и бросила его в море. Робинсон вынул карабин из бортового чехла, щелкнул затвором и сказал:
– Это тебе за всех наших!
Затем прицелился и выстрелил. Пуля попала в шею Ващенко, порвав артерию, из которой брызнула кровь. На акул это подействовало как допинг. Вокруг Ващенко закрутилось черное кольцо хищников, затягивая его в смертельную воронку.
Еще не понимая, что происходит, откуда Гвен и Робинсон научились говорить по-русски, о каком приговоре идет речь, Ващенко почувствовал, как первая настигшая его акула оторвала ему, как срезала бритвой, левую ногу. Он дико закричал, и тут его настигла вся стая, принявшись рвать его на куски. Над рифами закачались на волнах пятна крови и масла, вокруг которых метались, высунув из воды черные плавники, обезумевшие от крови акулы. Робинсон вытащил на борт багром спиннинг, сказав при этом Гвен: «Не пропадать же добру», и тихо повел яхту к берегу.
В Москве в это время было десять часов утра. Генерал Краминов шел по коридору на доклад к шефу. Не вдаваясь в подробности, он сказал ему:
– Задание выполнено. Круглова и Братчиков возвращаются в Москву завтра вечером.
– Ларец везут? – спросил его шеф.
– Как обещали, – ответил Краминов.
8. Завещание царицы
Войцеховский не мог все рассказать Зябликову, который начал «копать» историю царских сокровищ. Тайны такого рода были доступны только высшему руководству. Советский разведчик, работавший в Швейцарии с Жильяром, все же успел сообщить, что, по словам бывшего наставника царевича Алексея, царица передала ему в Тобольске перед отъездом перстень «Гаммадион», в центре которого был редкий розовый бриллиант. В корпусе этого перстня был выгравирован адрес банка в Цюрихе… Получателю нужно было передать перстень директору банка, чтобы получить доступ к хранилищу, где в сейфе лежал номер царского счета и кофр с драгоценностями. Но были и еще условия, которые эту операцию усложняли.
Царица наказала Жильяру получить от купца Нагорного по ее доверенности Арийский ларец. «Если мы все погибнем, – напутствовала его Александра Федоровна, – я оставлю вам знак в своем последнем пристанище – две левосторонние свастики. Одна из них будет над моей кроватью, а другая над кроватью Наследника. Если над его кроватью свастики не будет, это станет вам сигналом, что он спасся. Сделайте тогда все, чтобы вывезти его из России. Ему завещано наше наследство, которое я несколько лет подряд собирала и хранила в „Bank of England“, а потом перевела в Швейцарию. Если он будет жив, если останется в живых хоть кто-то из нас, пусть он возьмет в Арийском ларце правостороннюю свастику, в центре которой выбита буква „А“, и вложит ее в правый замок на нашем хранилище, повернет ее вокруг оси один раз и наберет год рождения Наследника – 1907. Откроется первая дверь хранилища. Тому, кто ее откроет, администрация банка должна открыть вторую секретную дверь, которая ведет в камеру, где хранится наше наследство. Но эту дверь откроют только после того, как вошедший напишет пароль – три свастики: в центре правосторонняя и две левосторонние по бокам. Если никого из нашей семьи не останется в живых, храните секрет нашего наследства и завещайте его хранить вашим детям до тех пор, пока не будет уничтожена эта сатанинская власть. Тогда вы или ваши наследники должны передать этот наш секрет вместе с Арийским ларцом тому, кто первым возглавит Россию после этого избавления от нечистого».
С купцом Нагорным Жильяр в Тобольске встретился и передал ему перстень. Впоследствии этот перстень нашли в доме купца чекисты. Нагорный обещал передать ему ларец и выехал за ним в свою деревню под Тобольском. Они должны были встретиться на следующий день, но именно в тот день Жильяр был выслан на родину чекистами. Он так и не узнал, что Арийский ларец вместе с другими царскими украшениями почти целиком купил Люсьен де Бриан. При своей жизни Жильяр так и не дождался «избавления России от нечистого». Но он долго верил, что кто-то из Романовых в Екатеринбурге спасся. Он даже присутствовал на встрече тех, кто знал царскую семью, с мадам Андерсен, которая выдавала себя за царевну Анастасию. Жильяр уверенно заявил, что она самозванка, и перстня с названием цюрихского банка ей не отдал. Убедившись, что никого из членов царской семьи нет в живых и что монархия не имеет в СССР никаких перспектив, Жильяр в конце восьмидесятых обратился за визой в советское консульство в Женеве, чтобы передать завещание царицы советскому правительству в Москве. Ему предложили передать его в Москву через посольство СССР в Берне. Жильяр отказался. И вскоре после этого его квартиру ограбили, а перстень у него был похищен вместе с другими ценностями.
Этот похищенный у Жильяра перстень воры продали ювелиру в Манге, а у него этот перстень выкупил Морис де Бриан. На всякий случай он решил заказать ювелиру его копию, и когда пришел забрать ее, тот отдал ему оригинал, а за копией попросил зайти на следующий день, так как хотел что-то там отшлифовать и зачистить. Скинхеды, забравшиеся в его лавку, застали его в ней поздно ночью, хотели попугать его автоматом Калашникова, но старик начал кричать «Помогите!», и они его убили. Лимасу удалось выкрасть настоящий перстень у де Бриана, и вскоре он был доставлен Краминову.
Обо всем этом Краминов вспомнил, когда ехал на своей бронированной машине по летному полю Шереметьева-2 встречать самолет из Сиднея. Пограничники пропустили его на борт, и в салоне первого класса он сразу же увидел безмятежно дремавшего Братчикова. Краминов разбудил его и спросил, как долетели, а потом справился, где Лена. «Да здесь только что была, – сказал Братчиков. – Все играла с каким-то браслетом».
Обыскали весь самолет, заставив пассажиров провести в нем лишний час, но Лену Круглову, известную в Австралии под именем Гвендолен Стоун, так нигде и не нашли. Вместе с ней исчез и Арийский ларец. Поиски его продолжались. Но это уже особая и долгая история.