— Теперь тебе не страшно будет спать? — спросила сердобольная Сонька.
— Не знаю… — Катя покосилась на строптивую картину. — Вроде с вами мне не страшно…
— Может, мне остаться? — расплылся в улыбке Паша. — Поохранять тебя?
— Или мне? — Танюша преданно заглянула Кате в глаза. — Я могу…
— Да ладно вам! — бодро воскликнула та. — Идите себе! Я не боюсь!
— Точно? — не терял надежды рыбак.
— Точно. Я так устала, что мигом усну.
— Ну тогда спокойной ночи, — смиренно молвил отвергнутый Павел.
— До завтра, — попрощалась с нами Катерина.
Мы вышли из люкса, потоптались немного на лестнице, пожелали друг другу приятных снов и распрощались у лифта.
Глава 4
ЧЕЛОВЕК быстро шел по слабо освещенному двору. Он прекрасно ориентировался в темноте, ибо вело его не столько зрение, сколько наитие, ведь шел он не просто гуляя, он приближался к могиле ВРАГА… Было часа два, а то и больше — самый разгар южного веселья — но ЧЕЛОВЕК не боялся кого-то встретить, он знал, что ЗДЕСЬ редко бывают люди. Закуток между стеной корпуса и бетонным забором со всех сторон засаженный деревьями, пятачок каменистой земли, усыпанной строительным мусором и гнилыми сливами, вечно тенистый, скрытый от посторонних глаз деревянным навесом уголок двора — здесь никто не бывал…
Только ЧЕЛОВЕК наведывался сюда постоянно, потому что именно здесь он убил и захоронил своего ВРАГА. Вот и сейчас он шел к его могиле, но на сей раз не для того, чтобы плюнуть на нее… Он так стремился к ней по другой причине — ЧЕЛОВЕК решил ее разрыть! Да! Он понял, что это единственное решение. Разрыть, проверить карманы, найти и уничтожить. Записку! Наводку! Подсказку! Улику!
ЧЕЛОВЕК долго не мог решиться, он бы и не решился, если бы не услышал сегодня, что подлеца хватились. И кто? Его жена, с которой он прожил в счастливом браке двадцать два года… Кто бы мог подумать, что у этого изверга есть жена. Да что жена! Двое детей, две дочки! И вот теперь три его любимые женщины ищут своего ненаглядного, звонят, пишут запросы, отбивают телеграммы и ждут, ждут… Они еще не знают, что никогда его не дождутся…
ЧЕЛОВЕК на ощупь пробрался между стеной и забором. Подошел к могиле. Присел на корточки. Вынул из сумки маленькую лопатку — к сожалению, больше ничего подходящего найти не удалось — и начал копать.
… Прошло десять минут. ЧЕЛОВЕК утер пот со лба, сел на грязную землю. Оказывается, раскапывать гораздо труднее, чем закапывать, тем более в кромешной тьме. ЧЕЛОВЕК встал, отряхнулся. Может, и не стоит так спешить? Может, дело потерпит до утра? Или завтрашнего (пардон, уже сегодняшнего) вечера. Будет и светлее, и, глядишь, за это время он найдет более подходящую лопату. Тем более, пока никаких подозрений у администрации нет, ЧЕЛОВЕК сам слышал, как начальница санатория говорила коменданту, что, скорее всего, пропавший красавец загулял с какой-нибудь местной красоткой…
Подожду до утра — решил ЧЕЛОВЕК. Потом малодушно подумал — а вечером уеду. Домой! Подальше отсюда и от греха! Но тут же одернул себя — нет, ты не уедешь! Ты будешь наслаждаться жизнью, пить, гулять, флиртовать. Ты свободен и счастлив, а свободные счастливые люди не убегают, поджав хвосты…
Все будет хорошо — заверил себя ЧЕЛОВЕК и легкой пружинистой походкой направился в обратный путь.
Мы с Сонькой лежали на пляже, накрыв лица панамами. Было жарко, и хотелось есть, и так как завтрак мы проспали, а в нашем холодильнике шаром покати, то пришлось переться на пляж с пустыми желудками.
Мы лежали, стараясь не обращать внимания на урчание в животах, а мимо носились многочисленные торговцы съестным, наперебой предлагая вечно голодным курортникам всевозможные вкусности.
— Самса, слоеная самса! — гудела тучная пожилая матрона с кавалерийскими усами.
— Пахлава медовая! Покупаем пахлаву! — верещала вертлявая девчушка лет тринадцати.
— Пиво холодный, фарель капченый… — бодро предлагал жилистый, загорелый до черноты армянин. — Налэтай-покупай!
— Лимонад. Холодный лимона-а-а-ад, — гнусил шустрый паренек с бритой головенкой.
Сонька резко вскочила со своего лежака.
— Да когда же они заткнуться! — захныкала она, утирая пот со лба. — Сил нет их слушать! То форель, то самса… Я жрать хочу!
— Я тоже.
— Давай тогда купим чего-нибудь.
— Сонь, ты разве не помнишь, что мы кошельки забыли? — вяло спросила я, переворачиваясь на спину. — Денежек у нас нету.
— Надо сбегать за ними, до корпуса сто метров.
— Вот и сбегай.
— А че сразу я? — насупилась Сонька. — Беги сама.
— Я потерплю — у меня через час обед.
— А мне нельзя рисоваться…
— Возьми мою санаторно-курортную карту и иди с богом.
— Не пойду, — упрямо буркнула она.
— Ну тогда говей.
Мы полежали еще минут десять, пока жара не согнала нас с солнцепека.
— Пошли купаться, — предложила я.
— Пошли. Может, в воде есть расхочется.
Мы занырнули в теплую пенную волну. Я поплыла к бую, а Сонька начала курсировать вдоль берега. Беда с ней! Дальше, чем на два метра в глубину она не заплывает — боится. Вообще Сонька про себя говорит: «рожденный ползать — летать не может», что в переводе означает: «кому не дано плавать, тот никогда не научится». Уж сколько лет над ней билась преподавательница физкультуры в институте, когда они всей группой занимались в бассейне, сколько я пыталась ее приобщить к плаванию, все без толку — Сонька бултыхается только у берега и только по-собачьи. При этом так часто загребает руками, так беспорядочно сучит ногами, что устает через пару минут.
Когда я вернулась, она все так же утюжила прибрежную волну. Рядом с ней бултыхались две знакомые личности — Паша и Женя. Паша был в кепке и солнечных очках, от чего перестал быть похожим на Бармалея, став точной копией сицилийского мафиози мелкого разлива. Женя же на фоне приятеля казался эдаким аббатом-бенедиктинцем: физия благостная, гладкая, румяная, с наивными круглыми глазами и целомудренным маленьким ртом.
— Привет! — поприветствовала я их, подплывая ближе.
— Здравствуй, соседка, — пробасил Паша, Женя же просто улыбнулся.
— Как отдыхается? — поинтересовалась я. — Как наш балык, еще не съели?
— Осталось еще, — заверил меня Паша. — Я много привез — у меня ж аппетит, как у слона. — Он обернулся к приятелю. — А Женька плохо ест, мало.
— Я жару ужасно переношу, — пожаловался малоежка. — Меня постоянно мутит. А от солнца крапивница начинается, видите, — он немного приподняла над водой, и мы заметили, что он купается одетый, то есть в футболке. — Приходится постоянно закрываться, иначе становлюсь пятнистым, как саламандра.
— А я привык к жаре, — загудел Паша. — У нас в Астрахани такое же пекло.
— А я не привыкла, — поделилась Сонька. — У меня от нее голова болит, а еще я спать не могу — задыхаюсь.
— Еще бы не задыхаться — когда на полутора метрах спят два взрослых человека, — проговорила я недовольно. — Сама не спит и другим не дает. Все ночь ворочается, сопит, ноги на меня забрасывает, сил нет никаких.
— А вы матрац на пол положите, — подсказал Женя, — на кровати же два, вот вы один и спустите.
Мы горячо поблагодарили соседа за совет и подивились, что сами до этого не додумались. На этой оптимистической ноте и расстались. Стоило только ребятам выйти на берег, как к нам подплыли, как два эсминца, Зорин с Блохиным. Эти, видимо, тоже страдали от крапивницы, потому что оба были в полосатых майках.
— Вы чего одетые купаетесь? — вместо приветствия выдала я. — В майках?
— Это купальные костюмы, — оскорбился Зорин и, поднявшись из волн, продемонстрировал костюм целиком. Это был полосатый тресс, в таких еще выступали цирковые силачи в начале ХХ века, не хватало только ремня с пряжкой на поясе.
— Тоже в бутике купили? — хмыкнула Сонька.
— Ага, — кивнул Лева радостно. — Продавщицы нам сказали, что эти костюмы подчеркивают достоинства фигуры.
Мы тактично промолчали, но меня, например, так и подмывало спросить, что каждый из них считает достоинством своей фигуры, так как мне не было видно ни одного.
— Хотите покататься? — спросил Зорин, подпихивая к нам своего лимонного утенка, оказывается, он плавал тут же.
— Хотим! — обрадовалась Сонька, она давно мечтала поплавать на матрасе или круге. А Юркин утенок был даже лучше, на него можно было взгромоздиться как на коня и плыть хоть к буйкам.
Зорин отдал нам своего надувного друга, взял под руку обыкновенного, и они пошли на берег сушиться. Мы же с Сонькой взгромоздились на утенка, после чего отправились в путь.
Катались мы на пернатом долго, пока не надоело. И тут мне пришла в голову гениальная мысль.
— Слушай, — я тронула Соньку за гладкое плечико, — давай тебя к глубине приучать.
— Это как? — подозрительно спросила подруга.
— Ты поплывешь в глубину…
— Фигу с маслом!
— Да послушай ты! — возмутилась я. — Ты поплывешь, когда выдохнешься, просто схватишься за утенка, ты же говоришь, что не плаваешь далеко, потому что боишься, что тебе не хватит сил на обратный путь…
— Ну и что? — Сонька недоверчиво прищурилась.
— А то, что ты будешь подстрахована, так что боятся нечего, а если нечего боятся, то глубина уже не будет так тебя нервировать.
— Ну ладно, — неохотно согласилась она. — Только ты со мной.
Я заверила ее, что не отплыву от нее ни на метр, а в доказательство взгромоздилась на утенка верхом и, помогая себе ногами, отправилась в плаванье буквально бок о бок с ней.
Проплыли мы метра три, когда Сонька начала проявлять первые признаки беспокойства, то есть вытягивать шею, плеваться, поднимать ножонками даже не фонтаны, а гейзеры брызг.
— Устала? — участливо поинтересовалась я.
— Хы-ы-ы, — выдохнула она, что, видимо, означало — да.
— Давай еще пару метров.
— Нэ-э-э, — замотала головой Сонька и еще пуще начала колотить ногами по воде.
— Нет? Тогда цепляйся.