Мэтью все еще думал о вчерашнем походе на Сумеречный базар. В каком-то смысле он прокололся, наткнувшись на дядю Джема, хотя и был рад возможности познакомиться поближе. Возможно, дядя Джем решит, что Джейми не ошибся в выборе парабатая.
Он встал рано, чтобы помочь Кук с выпечкой. Кук страдала артритом, и мама Мэтью как-то спросила, не устала ли она с годами и не хочет ли выйти на пенсию, но Кук не пожелала оставлять работу, и никто не должен был знать, что по утрам ей на кухне помогает Мэтью. К тому же Мэтью нравилось смотреть, как папа, мама и даже Чарльз уминают приготовленный его руками завтрак. Мама всегда очень много работала, и морщинки беспокойства на ее лбу и вокруг рта никуда не девались, даже если Мэтью удавалось ее рассмешить. Она любила лепешки с клюквой, поэтому он при любой возможности пытался их испечь. Это все, что Мэтью мог для нее сделать, раз уж ему не дано стать для нее крепкой опорой, как Чарльзу.
– Чарльз Бьюфорд такой серьезный и надежный, – сказала как-то одна из маминых подруг за чаепитием в Идрисе. И, попробовав булочку с клюквой, добавила: – А Мэтью… ну, он очаровательный.
В то утро за завтраком Чарльз Бьюфорд потянулся к блюду с мамиными лепешками. Мэтью улыбнулся ему и решительно покачал головой, подвигая тарелку к локтю матери. Чарльз Бьюфорд скривился.
Шарлотта подарила ему рассеянную улыбку и снова уткнулась взглядом в скатерть. Она пребывала в мрачном настроении. Мэтью и рад был бы сказать, что это случилось впервые, но кого он хотел обмануть? За последние месяцы атмосфера в доме изменилась, и не только мать, но и отец, и даже Чарльз Бьюфорд выглядели отрешенными и порой срывались на Мэтью. Иногда его охватывал ужас при мысли о том, что рано или поздно ему расскажут, в чем дело, и объявят, что мама уходит навсегда. Мэтью казалось, что, только зная правду, он мог бы с ней смириться.
– Дорогая, – сказал папа. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Прекрасно, Генри, – ответила мама.
Мэтью любил отца безмерно, но и хорошо знал его. Даже если бы все вокруг нацепили головы попугаев, папа все равно стал бы рассказывать этим головам о своем последнем эксперименте.
Отец обеспокоенно наблюдал за матерью. Мэтью мысленно представил себе, как он говорит: «Пожалуйста, Шарлотта. Не оставляй меня».
Сердце защемило. Мэтью сложил салфетку втрое и нарушил молчание:
– Кто-нибудь может мне сказать…
Но тут открылась дверь, и вошел Гидеон Лайтвуд. Мистер Лайтвуд. Мэтью больше не мог ни думать, ни говорить о нем как о дяде Гидеоне.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Мэтью.
– Сэр! – одернула его мама. – Для тебя он сэр, Мэтью.
– Что вы здесь делаете? – переспросил Мэтью. – Сэр.
Мистеру Гидеону Лайтвуду хватило мужества улыбнуться Мэтью, после чего он подошел к столу и положил руку на плечо мамы. На глазах у отца.
– Всегда рад вас видеть, сэр, – сказал Чарльз Бьюфорд, тот еще подхалим. – Могу я предложить вам немного копченой рыбы?
– Нет-нет, спасибо, я уже позавтракал, – сказал мистер Лайтвуд. – Я просто решил сопроводить Шарлотту до Идриса через Портал.
Мама тепло улыбнулась мистеру Лайтвуду – не сравнить с улыбкой, адресованной Мэтью.
– Это очень любезно с твоей стороны, Гидеон, хотя и не обязательно.
– Очень даже обязательно, – сказал мистер Лайтвуд. – Леди всегда должен сопровождать джентльмен.
Его голос как будто дразнил. Мэтью обычно ждал окончания завтрака, чтобы отвезти отца в лабораторию, но сейчас он просто не мог вынести этого зрелища.
– Мне надо сейчас же увидеться с Джеймсом по срочному делу! – объявил он, вскакивая из-за стола.
Он хлопнул за собой дверью столовой, но прежде услышал, как мама извинилась за его поведение, а мистер Лайтвуд сказал:
– О, все в порядке. У него переходный возраст. Поверь мне, я хорошо помню, что это такое.
Мэтью забежал к себе в комнату и, встав перед зеркалом в золоченой раме, пригладил волосы, расправил манжеты и новый зеленый жилет. Он вгляделся в свое отражение. Симпатичное лицо, но не такое умное, как у остальных в его семье. Он вспомнил слова фейри: Только мелкая река может сверкать так ярко.
Он чуть наклонил голову и присмотрелся внимательнее. Многие думали, что у него глаза темные, как у мамы, но это не так. Они были такими темно-зелеными, что могли показаться карими, и только когда свет, падая под определенным углом, пробивал эту темноту, в их глубине вспыхивали изумруды. Как и все остальное в нем, его глаза таили загадку.
Он достал из рукава флакон с зельем правды, купленным втайне от дяди Джема. Даже если дядя Джем что-то заподозрил, можно было не бояться, что он проболтается. И дяде Джему всегда верили на слово: такой уж он человек.
Мэтью не стал делиться с Джеймсом своими мыслями о Гидеоне. Мэтью отличался осмотрительностью, а на Джейми иногда находило, и он мог отчебучить что угодно. Прошлым летом в лондонский Институт приехал на редкость дружелюбный Сумеречный охотник по имени Огастес Паунсби, и Мэтью оставил его в компании Джеймса всего-то на полчаса. Вернувшись, Мэтью обнаружил, что Джейми сбросил Паунсби в Темзу, объяснив это тем, что Паунсби его оскорбил. Поступок тянул на подвиг: еще бы, четырнадцатилетний Джейми справился с Паунсби, взрослым и крепким охотником. Но, как бы это ни впечатляло, говорить о хороших манерах не приходилось.
Ни Джеймс, ни дядя Джем не стали бы покупать зелье тайком и уж тем более применять его. Но что плохого в том, чтобы узнать наконец правду? Поначалу Мэтью хотел добавить каплю из флакона в завтрак сегодня утром; тогда отцу и матери пришлось бы рассказать всем о том, что происходит. И теперь, когда мистер Гидеон Лайтвуд стал заявляться по утрам, он пожалел, что не сделал этого.
Мэтью тряхнул головой, глядя на свое отражение в зеркале, и решил покончить с меланхолией и унынием.
– Я выгляжу как денди? – спросил он Мистера Оскара Уайльда. – Я ослепителен и учтив?
Мистер Оскар Уайльд лизнул его в нос – ну а как еще мог ответить Мистер Оскар Уайльд, щенок, которого Джейми подарил Мэтью на день рождения? Мэтью воспринял это как одобрение и кивнул своему отражению в зеркале.
– Ты можешь быть пустым местом в жилетке, – сказал он Мэтью Фэйрчайлду, – но, по крайней мере, жилетка у тебя потрясающая.
Он проверил свои карманные часы, после чего сунул их обратно в карман вместе с пузырьком. Медлить было нельзя. Мэтью торопился на важную встречу в самом эксклюзивном клубе.
Но сначала ему предстояло пробежаться по Институту, чтобы забрать груз по имени Джеймс Эрондейл. Он знал, где искать Джеймса, поэтому приказал Оскару остаться и охранять фонарный столб. Оскар послушался: он был очень воспитанным щенком, и все говорили, что в этом заслуга Мэтью, который, должно быть, хорошо его дрессирует, но Мэтью ничего такого не делал, просто любил его. Мэтью забросил веревку с крюком на окно библиотеки, забрался наверх, стараясь не порвать брюки, и постучал по стеклу.
Джеймс сидел на диванчике у окна, склонившись – какой сюрприз! – над книгой. Он поднял чернявую голову на стук и улыбнулся.
Джеймс никогда особо не нуждался в Мэтью. Он был ужасно застенчивым, и Мэтью просто хотел о нем заботиться. Но теперь, когда Джеймс превратился в юношу с угловатыми чертами лица и пообвык в компании трех верных друзей, он стал гораздо более собранным во время совместных вылазок. При всей своей стеснительности Джейми, казалось, нисколько в себе не сомневался и ничего не хотел в себе менять. Он не искал помощи от Мэтью. Более того, обладал глубокой внутренней уверенностью, которой самому Мэтью как раз не хватало. В их отношениях всегда было больше равноправия, чем в отношениях с Томасом или Кристофером. И Мэтью всегда хотелось проявить себя перед Джеймсом. Правда, он не был уверен, что когда-либо ему это удавалось.
При виде Мэтью Джеймс не выказал ни облегчения, ни особой радости – только спокойное удовлетворение. Он открыл окно, и Мэтью пробрался внутрь, заваливаясь на Джеймса и опрокидывая его с дивана.
– Привет, Мэтью, – донесся с пола голос Джеймса. В его интонациях проскальзывали насмешливые нотки.
– Привет, Мэтью! – звонко отозвалась Люси из-за письменного стола.
Она выглядела трогательно растрепанной и явно пребывала в муках творчества. Светло-коричневые локоны выбивались из-под голубой ленты, одна туфля покачивалась на ноге, обтянутой чулком, угрожая вот-вот свалиться. Дядя Уилл часто устраивал драматические чтения фрагментов из книги, которую он писал о демонической оспе, и все находили их очень забавными. Но Люси никому не показывала свои сочинения. Мэтью не раз хотел попросить ее прочитать ему хоть одну страницу, но не находил причины, по которой Люси сделала бы для него исключение.
– Да благослови вас Бог, мои Эрондейлы, – с нарочитой важностью произнес Мэтью. Он поднялся с пола и отвесил Люси поклон. – Я прибыл по срочному делу. Скажите мне – только честно! – что вы думаете о моей жилетке?
Люси улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки.
– Ошеломительная!
– Присоединяюсь, – великодушно согласился Джеймс.
– Но почему не фантастическая? – удивился Мэтью. – Не сногсшибательная?
– Пожалуй, я сшиблен с ног, – сказал Джеймс. – Но в хорошем ли смысле, вот в чем вопрос?
– Я бы на твоем месте воздержался от жестоких словесных игр с единственным и неповторимым парабатаем, – заметил Мэтью. – Подумай лучше о своем костюме. И убери эту чудовищную книгу. Господа Лайтвуды ждут нас. Нам надо спешить.
– Разве я не могу пойти, как есть? – спросил Джеймс.
Сидя на полу, он смотрел на Мэтью широко распахнутыми золотистыми глазами. С растрепанными волосами, в мятой льняной рубашке и даже без жилетки, выглядел он не слишком презентабельно. Только из огромного душевного благородства Мэтью не позволил себе содрогнуться от ужаса.
– Все шутишь, – сказал Мэтью. – Я знаю, ты нарочно так говоришь, только чтобы меня позлить. Черт с тобой. Но хотя бы причешись!