Мама запнулась. Ее маленькая рука потянулась ко рту. Она вскочила из-за стола, будто готовая действовать в чрезвычайной ситуации, как это всегда бывало. Под испуганным взглядом Мэтью слезы потоком хлынули из ее глаз, оставляя на лице длинные блестящие полосы. В утреннем свете Мэтью различил легкий оттенок фиалки в ее слезах.
И тут у нее подкосились ноги. Волосы выбились из аккуратного пучка, серые юбки разметались по полу.
– Шарлотта! – вскрикнул отец.
Генри Фэйрчайлд пользовался для передвижения всякими хитроумными приспособлениями, но за завтраком сидел на обычном стуле. Не то чтобы это имело значение. Он просто вскочил со стула, ринулся к Шарлотте и тяжело грохнулся на пол. Хотя даже не заметил, что упал. Он пополз на локтях к бесформенной куче, которой стала мама, с трудом волоча свое тело по ковру под застывшим от ужаса взглядом Мэтью.
Он дотянулся до мамы и обхватил ее руками. Она всегда была миниатюрной, но сейчас выглядела маленьким ребенком. Ее лицо, неподвижное и белое, напоминало лица мраморных бюстов в гробницах примитивов.
– Шарлотта, – пробормотал папа, словно молитву. – Дорогая. Прошу тебя.
– Мама, – прошептал Мэтью. – Папа. Чарли!
Он повернулся к брату, как в детстве, когда хвостом ходил за Чарли и верил, что его брату все под силу в этом мире.
Чарльз вспрыгнул со стула и бросился к двери с криком о помощи. Уже в дверях он обернулся, глядя на родителей с выражением отчаяния на лице, что было очень на него не похоже.
– Я знал, что так и будет. Вся эта беготня по Порталам из Лондона в Идрис, только чтобы Мэтью мог быть рядом со своим драгоценным парабатаем…
– Что? – переспросил Мэтью. – Я ничего не знал. Клянусь, я не знал…
Кук прибежала на крики Чарльза и ахнула, увидев эту картину.
– Миссис Фэйрчайлд!
У Мэтью дрожал голос.
– Нам нужен Брат Захария…
Брат Захария мог знать, что за зелье дали маме и что делать. Мэтью начал объяснять, что он натворил, но Шарлотта издала какие-то звуки, и все замерли.
– О, да, – еле слышно произнесла мама. – Пожалуйста. Позовите Джема.
Чарльз и Кук выбежали из комнаты. Мэтью не решался подойти к матери и отцу. Наконец, после долгого и мучительного ожидания, появился Брат Захария. Его плащ цвета пергамента развевался, как мантия вершителя правосудия и расправы.
Мэтью знал, что даже с закрытыми глазами Брат Захария все видит. Видит Мэтью насквозь, до самого грешного сердца.
Брат Захария нагнулся, подхватил маму на руки и куда-то унес.
Весь день Мэтью слышал, как приходили и уходили люди. С грохотом подкатила карета из Лондонского института, и оттуда вышла тетя Тесса с корзинкой лекарств. В свое время она обучалась какой-то магии.
Мэтью понимал, что им сейчас нужны все: и Безмолвный Брат, и чародейка, – хотя не факт, что даже совместными силами они спасут его мать.
Чарльз до сих пор не вернулся. Мэтью усадил отца обратно на стул. Они так и сидели вдвоем в столовой, не замечая, как утренний свет сменяется сиянием дня, а потом растворяется в вечерних сумерках.
Лицо папы казалось высеченным из старого камня. Когда он наконец заговорил, голос звучал так, словно отец уже умирает.
– Ты должен знать, Мэтью. Твоя мама и я, мы…
Расстаемся. С нашим браком покончено. Она любит другого. Мэтью приготовился к худшему, но, когда слова все-таки вырвались, он услышал то, чего не мог и представить.
– Мы были в предвкушении… счастливого события, – произнес папа, и у него перехватило дыхание.
Мэтью смотрел на него в полном недоумении. Он ничегошеньки не понимал. Только знал, что будет слишком больно.
– Нам с твоей мамой пришлось долго ждать Чарльза Бьюфорда, а потом и тебя, и мы думали, что вы оба стоите этого ожидания, – сказал отец и даже посреди этого кошмара попытался улыбнуться Мэтью. – В этот раз Шарлотта надеялась… на дочь.
Мэтью чуть не подавился своим ужасом. Он подумал, что больше никогда не скажет ни слова и не съест ни кусочка. Казалось, ужас застрял в нем навечно.
Мы думали. Мы были в предвкушении. Совершенно ясно, что отец нисколько не сомневался в том, что дети от него.
– Мы переживали, поскольку вы с Чарльзом уже довольно взрослые, – продолжил Генри. – Гидеон – молодец, ходил на задних лапках перед Шарлоттой на заседаниях Конклава. Он всегда был верным другом твоей матери, прикрывал именем Лайтвуда и подставлял плечо, когда она нуждалась в поддержке, давал советы. Боюсь, я никогда по-настоящему не понимал работу Института, не говоря уже о Конклаве. Твоя мама – просто чудо.
Гидеон помогал его матери. А он, Мэтью, так жестоко с ней обошелся.
– Я думал, мы назовем ее Матильдой, – медленно и грустно произнес отец. – У меня была двоюродная бабушка Матильда. Она была очень стара, когда я еще был маленьким и другие мальчишки дразнили меня. Она давала мне книги и говорила, что я умнее любого из них. У нее были восхитительные волнистые волосы сливочного цвета – золотистые в детстве. Когда ты родился, у тебя были такие же светлые кудри. Я называл ее тетей Мэтти. Я никогда не рассказывал тебе, думал, тебе не понравится, что тебя назвали в честь женщины. Тебе и так пришлось многое пережить из-за твоего глупого отца и тех, кто точит зуб на твою мать и твоего парабатая. Но ты так достойно со всем справляешься.
Отец тронул его волосы нежной, любящей рукой. Мэтью пожалел о том, что не может схватить кинжал и перерезать горло тому самому Мэтью.
– Мне жаль, что ты так и не увидел свою прабабушку. Она была очень похожа на тебя. Самая милая женщина, которую когда-либо создал Бог, – сказал отец. – Не считая твоей матери.
В комнату тенью скользнул Брат Захария, смешавшись с другими тенями, и позвал отца Мэтью к постели матери.
Мэтью остался один.
В сгущающейся темноте он смотрел на перевернутый стул матери, выпавшую из ее рук лепешку и след из крошек, ведущий в никуда. Стол так и остался неприбранным после завтрака. Он, Мэтью, всегда тащил своих друзей и семью в художественные галереи, всегда стремился вальсировать по жизни, всегда рассуждал о правде и красоте, как дурак. Это он понесся сломя голову на Сумеречный базар и беспечно доверился обитательнице Нижнего мира, потому что Нижний мир всегда манил его, потому что фейри назвала Сумеречных охотников жестокими, и Мэтью согласился – а как же, ему ли не знать? И в том, что случилось, нет вины ни фейри, ни Аластера, ни кого-то еще. Это он, Мэтью, сделал выбор, когда решил не доверять своей матери. Он накормил мать ядом своими собственными руками. Он не дурак. Он злодей и преступник.
Мэтью повесил белокурую голову, доставшуюся ему через отца от бабушки, которую тот любил больше всех. Мэтью сидел в темной комнате и плакал.
Брат Захария спустился по лестнице после долгой битвы со смертью, собираясь сказать Мэтью Фэйрчайлду, что его мать будет жить.
Джеймс и Люси, приехавшие с Тессой, весь день в ожидании просидели в холле.
Люси бросилась к Брату Захарии, вцепившись в него окоченевшими руками: – Тетя Шарлотта, она в безопасности?
Да, мои дорогие, сказал Джем. Да.
– Слава ангелу, – еле слышно произнес Джеймс. – Иначе сердце Мэтью не выдержало бы. И наши тоже.
Брат Захария сомневался насчет сердца Мэтью после такой чудовищной выходки, но постарался, как мог, утешить Джеймса и Люси.
Идите в библиотеку. Там разожгли камин. Я пришлю к вам Мэтью.
Он нашел Мэтью в столовой. Некогда излучавший радость и смех, мальчик трусливо вжался в стул, как будто не мог вынести того, что ожидал услышать.
– Моя мама, – тотчас прошептал он голосом хрупким и сухим, как старые кости.
Она будет жить, сказал Джем и смягчился, увидев боль мальчика.
Джеймс знал сердце своего парабатая лучше, чем Джем.
Было время, когда маленького Уилла все считали худшим из зол, и не без основания. Все, кроме Джема. Он не хотел учиться у Безмолвных Братьев ни суровому осуждению, ни жестокосердию.
Мэтью поднял голову и посмотрел на Брата Захарию. В его глазах сквозила мука, но голос не дрогнул.
– А ребенок?
Брат Захария сказал: Ребенок не выжил.
Мэтью вцепился в края стула, так что побелели костяшки пальцев. Сейчас он выглядел старше, чем всего пару дней назад.
Мэтью, сказал Брат Захария, стараясь отгородиться от гула голосов братьев в голове.
– Да?
Можешь положиться на молчание Безмолвного Брата, сказал Джем. Я никому не скажу про Сумеречный базар и про твою покупку.
Мэтью сглотнул. Джем подумал, что Мэтью бросится его благодарить, но на самом деле Джем делал это не ради благодарности.
Я никому не скажу, продолжил он, но ты сам должен все рассказать. Если хранить секрет слишком долго, он начнет медленно убивать душу. Однажды я видел, как секрет едва не погубил человека, самого достойного из всех смертных. Такой секрет – как сокровище, спрятанное в гробнице. Мало-помалу яд разъедает золото. К тому времени, как дверь гробницы откроют, от сокровища не останется ничего, кроме пыли.
Брат Захария смотрел в юное лицо, когда-то такое светлое и яркое. Он ждал и надеялся, что когда-нибудь это лицо снова озарится светом.
– Это все из-за Сумеречного базара, – дрогнувшим голосом произнес Мэтью.
Ты так думаешь? – спросил Джем.
Мальчик тряхнул белокурой головой.
– Прости, – холодно произнес Мэтью. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Сердце у Захарии оборвалось.
Так тому и быть, сказал он. Джеймс и Люси ждут тебя в библиотеке. Пусть они утешат тебя, как смогут.
Мэтью встал со стула, двигаясь так, словно вдруг состарился за день. Иногда отрешенность, которой обладали все Безмолвные Братья, помогала им оставаться бесстрастными наблюдателями, далекими от жалости.
Брат Захария знал, что пройдет очень много времени, прежде чем на душе у Мэтью Фэйрчайлда станет легче.
Библиотека в доме Мэтью была куда более скромная, чем в лондонском Институте, и не такая любимая и уютная, но в тот вечер здесь горел камин, и Эрондейлы ждали Мэтью. Спотыкаясь, как будто шел с мороза и едва мог передвигать озябшими ногами, он переступил порог комнаты.