– Обо мне тоже не беспокойтесь, – сказала Тесса Джему, запуская сияющие магией пальцы в его черные с сединой волосы и притягивая мужа вниз, чтобы поцеловать на прощание.
– Не буду, – отозвался он. – Я знаю, что моя жена вполне способна постоять за себя.
«Моя жена» – эти слова Джем произнес привычно и в то же время трепеща от наслаждения взаимным обладанием, сделкой, вновь заключенной в присутствии тех, кого они любили.
Алек помнил одно стихотворение, которое часто читают на свадьбах: «Моей любови вечной сердце отдано: ему – мое, а мне – его. Честнее сделки свет не видывал вовек»[20]. Любовь, вечная в глазах всего мира, достойная уважения, владеющая священным знанием, которое являлось Алеку каждое утро: никого больше для меня нет и не будет, пока смерть не разлучит нас, – и пусть все об этом знают. Оно было у Джема и Тессы, было у Хелен и Алины. Но заключать брак с кем-то из Нижнего мира Сумеречный охотник не мог. Им было прямо и недвусмысленно запрещено обмениваться рунами бракосочетания с жителем Нижнего мира. А он ни за что не оскорбил бы Магнуса церемонией, считавшейся у нефилимов ниже уровнем. Так что они с Магнусом решили подождать, пока изменят закон.
И все равно жало зависти кольнуло его.
В кармане зажужжал телефон, и Рафаэль тут же встрепенулся. Магнус прислал фотографию Макса, который спал, положив голову на Председателя Мяо, словно на подушку. Рафаэль сердито посмотрел на фотографию – на ней не было «того крутого дяди».
Алек и сам был немного разочарован.
День выдался жаркий, на улицах почти никого не было. К дому, где жил колдун, вело несколько извилистых переулков, частью мощеных, частью нет. Большинство домиков, окаймлявших их изгибы, были ярко-желтыми, кирпично-красными или снежно-белыми, но дом чародея, на который указал Рафаэль, оказался громадным серым строением в самом конце улицы. К дверям как раз подходил человек – Сумеречный охотник. Алек и Джем мрачно переглянулись. Алек узнал в нем одного из тех, кого накануне видел в Институте, и затащил своих спутников в подворотню.
– Побудь минутку с Джемом, – сказал Алек мальчику и забросил крюк на крышу ближайшего дома.
Он взобрался наверх и, прокравшись по черепичному скату, оказался напротив серого дома. Все окна были забраны решетками. Заклинания, которые Магнус вложил в кольцо, позволяли обнаружить защиты – да, тут их было полно. Спрятавшись за трубой, Алек начертал на предплечьях руны Ясности и Знания.
Теперь он мог слышать то, что происходило внутри. В доме было много народу: шарканье ног, приглушенные разговоры… Удалось даже выхватить несколько отдельных фраз.
– …следующая поставка от Брейкспира завтра в полночь.
Тут раздался другой звук, гораздо ближе. Алек обернулся: по крыше к нему шли Джем с Рафаэлем. Джем жалобно улыбнулся:
– Он сбежал от меня и влез по водосточной трубе. – Джем нависал над ребенком сзади, явно не решаясь притронуться к нему.
Понятно, как Рафаэлю удалось смыться.
– Чувствуешь защиты? – спросил Алек.
Джем кивнул. Алек знал, что Тесса научила его отчасти распознавать и использовать магию, хотя он больше не обладал могуществом Безмолвных Братьев или Охотников.
– Тесса сможет с ними разобраться?
– Тесса сможет разобраться с чем угодно, – гордо ответил Джем.
– Я велел тебе оставаться внизу, с Джемом, – строго сказал Алек Рафаэлю.
Тот бросил на него взгляд, который можно было назвать и непонимающим, и оскорбительным… но тут его слишком большие башмаки поехали по черепице, и он упал бы, если бы Джем не подхватил его и не поставил опять на ноги. Если ребенок будет и дальше так ходить, точно обдерет себе коленки.
– По крышам нужно передвигаться по-другому, – терпеливо объяснил Алек и, взяв руки Рафаэля в свои, показал, как. – Потому что они под углом. Вот, смотри. Повторяй за мной.
Удивительно приятно было учить ребенка таким вещам. У Алека была в свое время масса планов, чему он научит брата, когда тот вырастет… только брат так никогда и не вырос.
– Когда ты подаришь родителям настоящего внука? – спросила как-то Ирина Картрайт у Изабель после собрания Конклава.
– Ради Ангела! – возмутилась та. – А Макс что, воображаемый?
Ирина умолкла, потом рассмеялась.
– Я имею в виду дитя Сумеречных охотников, чтобы учить его нашей жизни и нашим обычаям. Никто не позволит этой парочке воспитывать маленького Охотника. Только представь – колдун рядом с нашим малышом! И потом, эти их отношения… Дети так впечатлительны. Это было бы неправильно.
Изабель потянулась за кнутом. Алеку пришлось оттащить сестру в сторону.
– Вы, младшие Лайтвуды, все чокнутые. На вас никакой управы нет, – проворчала Ирина.
– О да, мы такие, – сияя, сказал Джейс, возникая рядом с Алеком и Изабель.
Алек уговаривал себя, что все хорошо, все в порядке. Когда он особенно беспокоился за друзей, это было хорошее утешение – думать, что и Магнус, и Макс – оба чародеи, и им не надо сражаться с демонами.
Рафаэль тем временем с удивительной точностью повторил движения Алека. Малыш далеко пойдет, подумал он. И тот, кому доведется его вырастить, будет очень им гордиться.
– Отлично, Раф! – похвалил он.
Он вообще-то не собирался так называть мальчика – имя вырвалось само, но Рафаэль только искоса глянул на него и улыбнулся. Тут им всем пришлось замолчать и снова спрятаться за трубой, потому что из дома чародея вышел Охотник. Джем вопросительно поглядел на Алека, но тот покачал головой.
Когда Охотник скрылся, они, объединив усилия, спустили Рафаэля с крыши.
– Интересно, насколько в Институте все плохо? – спросил Джем.
– Скоро узнаем, – пообещал Алек. – Я слышал, как этот наемник сказал, что следующая поставка от Брейкспира будет сегодня в полночь. Если привезут женщин, мы должны спасти их и остановить и Охотников, и чародея. Брать придется всех сразу, а внутри довольно много народу. Неизвестно, скольких держат в плену, и сколько человек их охраняет. Нужно подкрепление, и прежде чем возвращаться к Тессе и Лили, я хочу кое с кем поговорить по этому поводу. Надеюсь, не все Сумеречные охотники в этом городе стали предателями.
Джем кивнул. Они двинулись к выходу из переулка, и Алек вкратце рассказал про фейри, которую они с Лили встретили на Базаре – с лицом как увядшее яблоко, и волосами, как пух одуванчика.
– Лили говорит, у нее может быть информация о семье, которую ты ищешь, – сказал он.
Джем помрачнел.
– Эту женщину я уже встречал. Я выясню, кто она. И сделаю так, что она заговорит.
Еще мгновение его лицо оставалось холодным и угрюмым, потом он поднял взгляд на Алека.
– Как там Лили?
– Э-э-э… – он судорожно пытался вспомнить, не ляпнул ли часом того, чего не следовало.
– Ты явно беспокоишься за нее, – мягко пояснил Джем. – И, возможно, тем сильнее… что ее нынешние чувства по поводу Рафаэля заставляют тебя невольно думать о том, как будет себя чувствовать Магнус… когда-нибудь в будущем, – глаза его были темны, как Безмолвный город, и так же печальны. – Да. Я знаю.
Ничто из этого Алек не сумел бы сам облечь в слова. Безымянная тень иногда набегала на лицо Магнуса, словно эхо прежнего одиночества, и тогда Алек хотел защитить его, защищать всегда – но знал, что не сможет.
– Ты же был почти бессмертным. Может, есть какой-то способ… с этим справиться?
– Я жил очень долго, – ответил Джем. – Но жил в клетке из костей и безмолвия, чувствуя, как мое сердце постепенно превращается в пепел. И нет, я не смог бы рассказать, каково это было.
Алек вспомнил собственную юность в Институте, раздавленную отцовскими ожиданиями, словно кучей камней… вспомнил, как пытался приучить себя не смотреть, не заговаривать, даже не пытаться стать счастливым.
– Возможно, я знаю, – сказал он. – Не настолько полно, понятное дело. Но – возможно. Отчасти.
Он тут же испугался, что позволил себе лишнего, но Джем улыбнулся, словно понял, о чем он.
– Для моей Тессы и твоего Магнуса все по-другому. Они родились такими, какие есть, и за это мы их любим. Они живут – вечные и неизменные – в непрестанно меняющемся мире и каким-то чудом находят в себе храбрость считать его прекрасным. Все мы хотим защитить наших возлюбленных от скорбей и опасностей… но мы должны доверять им. Мы должны верить, что им хватит сил жить дальше и снова смеяться. Мы боимся за них, но эта вера должна победить страх.
– Я верю, – Алек склонил голову.
В одном квартале от Института телефон у него в кармане зажужжал. Клэри прислала сообщение…
Как-то несколько месяцев назад они с Магнусом оставили Макса на Маризу и устроили себе вечер в городе. В «Адском логове» играла старая группа Саймона, у них куда-то делся басист, и Саймон согласился его подменить – с ним такое иногда случалось. И вот Алек, Магнус, Джейс, Клэри и Изабель вместе пошли послушать музыку. Друг Саймона, Эрик, написал песню «Мое сердце – перезрелая дыня, и треснет сейчас для тебя»… Она была ужасна.
Танцевать Алек не любил – только если с Магнусом. Но даже и тогда он предпочитал, чтобы музыка была не такой жуткой. Магнус, Джейс и Изабель вышли на танцпол – настоящие звезды в этой толпе. Некоторое время Алек любовался на своего бойфренда, но вскоре устал от издевательства над ушами собравшихся. Он поглядел на Клэри: она сидела с очень прямой спиной и лишь время от времени моргала.
– Отличная музыка, – сказала она, храбро кивая.
– Кошмарная музыка, – возразил Алек. – Пойдем лучше есть такос.
Когда они вернулись, Саймон только спустился со сцены. Он пил воду из бутылки и спрашивал у всех, что они думают про этот сет.
– Там, наверху, ты выглядел очень сексуально, – сказала Изабель. Ее глаза блестели.
– Правда? – Саймон криво улыбнулся.
– Неправда, – заверил его Джейс.
– Ты был великолепен! – воскликнула Клэри, наскакивая на него. – Просто вау! Даже не знаю, какое слово еще подобрать. Ты великий! Ваша группа – великая!