Клэри была верным и благородным парабатаем, но и Саймон особой тупостью не отличался и к тому же знал ее долгие годы. Он перевел взгляд с виноватого лица Клэри на Алека.
– Вы опять уходили есть такос?! – горестно воскликнул он.
– Поверь, они были великолепны! – усмехнулся Алек.
Он отошел к Магнусу, обнял его за талию. По случаю выхода в клуб тот оттенил свои золотые глаза серебряным глиттером и теперь сиял как звезды и луна.
– Танцы танцами, – прошептал он ему на ухо, – но группа правда была хуже некуда, а?
– Я могу танцевать под что угодно, – отозвался Магнус. – Но вообще-то да. Мне доводилось слышать Моцарта и «Секс Пистолз» в их лучшие дни. Могу подтвердить, группа Саймона – это нечто чудовищное.
Друзья Алека собрались вокруг, его семья была рядом, – в такие моменты он особенно остро вспоминал одиночество своей юности, когда его разрывало между тем, чего, возможно, никогда не будет, и тем, что он мог потерять. Он крепче обнял Магнуса и ощутил маленький взрыв счастья в груди – теперь он мог получить это все.
– В следующий раз сразу идем за такос? – прошептал он, когда они уходили, и Клэри заговорщически кивнула за спиной у Саймона.
Вот так Алек со временем и полюбил ее, хотя поначалу долго не принимал: ни в большом, ни в малом Клэри никогда его не подводила.
Не подвела и сейчас. «Захвачены в плен Ужасным Пиратом Максом!» – было написано под фотографией. Возможно, шутка, но Алек ее не понял.
Селфи было сделано под странным углом, но он все равно разглядел Магнуса и Макса: волосы Магнуса спереди были ослепительно-синего цвета; Макс держался одной рукой за эти лазурные пики, а другой – за рыжие локоны Клэри и выглядел абсолютно довольным. Магнус хохотал.
– Смотри, – Алек показал фото Рафаэлю.
Тот цапнул телефон и отбежал подальше, чтобы рассмотреть фотографию. И Алек оставил телефон ему.
Вскоре они с Джемом остановились перед дверью Буэнос-Айресского Института. Как Алек и надеялся, ее опять охранял Хоакин. Он радостно поздоровался с Алеком и удивленно уставился на бледные шрамы на лице Джема.
– О, неужели вы тот Безмолвный Брат, которого изменил Небесный огонь? – жадно спросил он. – Тот самый, который…
– Сбежал и женился на чародейке? Да.
В его тихом голосе и мягкой улыбке посверкивали острые грани вызова.
– Я уверен, она очень хорошая, – поспешно добавил Хоакин.
– Это точно, – подтвердил Алек.
– Я мало кого знаю из Нижнего мира, – извиняющимся голосом продолжал Хоакин, – но вот вчера познакомился с подругой Алека! Она… тоже мне показалась очень хорошей. Я уверен, на свете полно отличных нижнемирцев. Только не у нас в городе. Говорят, Королева Сумеречного базара – жуткий тиран.
Алек вспомнил Джульетту, окруженную детьми.
– Мне так не показалось, – твердо сказал он.
Хоакин уставился на него.
– Держу пари, вы вообще ничего не боитесь!
– Кое-чего боюсь, – сказал Алек. – Потерпеть неудачу, например. Ты же сам понимаешь, что с твоим Институтом что-то не так, правда? Мне хотелось бы верить, что ты не участвуешь во всем этом… но знать ты в любом случае обязан.
Хоакин отвел взгляд – и тут впервые заметил Рафаэля, который держался сзади, сжимая в руках телефон Алека.
– Да это же малыш Рафаэль! – воскликнул Хоакин.
Тот прищурился и поправил тонким, но суровым голоском:
– Раф!
– Ты его знаешь? – удивился Алек. – Тогда должен знать и то, что на Сумеречном базаре все это время находился брошенный ребенок-Охотник. Заботиться о сиротах войны – долг нефилимов.
– Я… – голос Хоакина сорвался. – Я пытался. Но он никого к себе не подпускал. Как будто не хотел, чтобы ему помогали.
– Все хотят, чтобы им помогали.
Хоакин уже стоял на коленях и протягивал Рафаэлю конфету в яркой обертке. Ребенок подозрительно посмотрел на него, потом осторожно приблизился, схватил конфету и тут же снова спрятался за Алека.
Тот и сам прекрасно знал, что значит быть маленьким и испуганным. Но в один прекрасный день придется выбрать – и стать храбрым.
– Вот адрес, – протянул он Хоакину клочок бумаги. – Если захочешь выяснить, что на самом деле творится у тебя в Институте, встретимся там сегодня ночью. И подкрепление приводи, но только тех, кому действительно можешь доверять.
Хоакин все так же не смотрел ему в глаза, но бумажку взял. Алек развернулся и пошел прочь. Джем и Рафаэль последовали за ним, один слева, другой справа.
– Думаешь, придет? – тихо спросил Джем.
– Надеюсь, – ответил Алек. – Надо же хоть немного доверять людям, ты сам говорил. И не только тем, кого мы любим. Надо верить в людей и защищать их – как можно больше. Только так мы станем сильнее. Я хочу признаться, – он тяжело сглотнул. – Я тебе завидую.
На лице Джема отразилось искреннее изумление. Потом оно сменилось улыбкой.
– Я тебе тоже немного завидую.
– Мне?! – настала очередь Алека удивляться.
Джем кивнул в сторону Рафаэля и фотографии Магнуса и Макса у него в руках.
– У меня есть Тесса, значит, у меня есть целый мир. Мы весь его прошли рука об руку с ней, и это было блаженством. Но иногда я думаю о месте… которое могло бы стать мне домом. О моем парабатае. О ребенке.
Все это у Алека было. Он почувствовал себя, совсем как вчера ночью, когда натягивал ботинки на разбитые ноги Рафаэля: тебе больно, но ты знаешь, что эта боль – не твоя.
– А вы с Тессой разве не можете завести ребенка? – нерешительно спросил он.
– Я никогда не рискну спросить ее, – ответил Джем. – У нее когда-то были дети. Они были прекрасны и уже умерли. В детях наше бессмертие… Но что если ты будешь жить вечно, а твой ребенок нет? Я видел, как ей пришлось отрывать от них свое сердце. Видел, чего ей это стоило. И я не могу просить ее снова согласиться на такие страдания.
Рафаэль поднял руки, намекая, что его пора нести. Алек подхватил его. Сердца чародеев бьются по-другому – он привык к звуку сердец Макса и Магнуса, равномерному, вселяющему уверенность. Как странно было держать в объятиях ребенка-смертного… Впрочем, вскоре он привык к новому ритму.
Вечернее солнце нещадно палило беленые стены домов по обе стороны улицы. Тени идущих протянулись далеко назад, но город сиял, и Алек впервые увидел, что он может быть красивым.
Иногда его накрывало отчаяние оттого, что мир невозможно изменить… или оттого, что он меняется недостаточно быстро. Он не был бессмертным и не хотел этого, но временами пугался, что не проживет достаточно долго… чтобы взять Магнуса за руку перед всеми, кто им обоим дорог, и произнести священный обет. На этот случай в голове у него была особая картинка – средство от усталости и отчаяния, напоминание, ради чего стоит продолжать сражаться.
Когда-нибудь, когда его не станет, когда он превратится в пыль и прах, Магнус все так же будет ходить по дорогам этого мира. И если им хоть немного удастся изменить мир к лучшему, это неизвестное лучшее будущее будет – для Магнуса. Алек запросто мог представить себе, что когда-нибудь, в такой же пылающий жаркий день на неведомой улице в неведомой стране Магнус увидит что-то красивое и вдруг вспомнит его, Алека, и то, что мир стал другим, потому что Алек жил в нем. А вот что это будет за новый мир – на это у него воображения не хватало.
Но главное что где-то в нем, в далеком будущем останется это прекрасное лицо, которое он любит больше всего на свете.
Джем выложил Тессе все, что они узнали, и кого собираются теперь искать на Сумеречном базаре.
Лили поймала его взгляд.
– И на что же ты смотришь, мой сладкий бутербродик с арахисовым маслом и ДЖЕМОМ?
Тесса фыркнула у него за спиной.
– У меня в запасе еще и другие прозвища есть, – предупредила ее довольная Лили. – Они просто сами приходят. Хотите узнать, какие?
– Точно не хочу, – отрезал Алек.
– Не особенно, – ответил Джем.
– Еще бы, очень хочу! – обрадовалась Тесса.
По дороге на Сумеречный базар Лили без остановки развлекала ее прозвищами. Хохот Тессы звучал для Джема как песня, но все-таки он с облегчением вздохнул, когда они наконец добрались до Базара, пусть тот и выглядел как крепость, окруженная колючей проволокой, и в прошлый раз их даже на порог не пустили.
Сегодня вечером их ждала распахнутая дверь.
Джем уже привык к Базарам – немудрено за столько лет поисков то демонов, то потерянных Эрондейлов. И выделяться среди рыночной публики он тоже давно привык.
Но сегодня все здесь глазели на Алека и Лили. Королева Базара, красивая и величественная, вышла, чтобы лично приветствовать их. Алек отвел ее в сторону, чтобы поделиться планами на вечер и попросить помощи. Королева улыбнулась и ответила согласием.
– Они из Альянса, – прошептал в толпе один вервольф-подросток другому, и в его голосе звучал едва ли не священный ужас.
Алек втянул голову в плечи и принялся возиться с Рафом: всеобщее внимание его немного угнетало. Джем встретил взгляд Тессы и улыбнулся. Они повидали на своем веку немало блестящих и подающих надежды поколений, но поколение Алека явно сумело сказать новое слово в истории.
– Рози, ты не видела тут сегодня женщину-фейри с волосами, как пух одуванчика? – обратился Алек к юной фейри.
– Вы, наверное, про матушку Боярышник говорите, – живо отозвалась та. – Она всегда где-то тут, рассказывает детям сказки. Она любит детей. А всех остальных ненавидит. Если она вам нужна, ищите детей – она будет где-нибудь неподалеку.
Они двинулись к главному костру, где собралось больше всего детей. Какой-то фейри играл на бандонеоне[21], глядя в огонь. При звуках музыки лицо Джема озарила улыбка.
Раф цеплялся за рубашку Алека и ревниво поглядывал вокруг. Остальных детей его сердитое лицо явно пугало.
Девочка-фейри показывала фокусы – создавала теневых кукол в дыму, клубившемся над костром. Даже Раф засмеялся, глядя на них