1
Олег отвинтил крышку фляги, сделал два глотка и оторвал горлышко от губ. «Хватит, – приказал он себе, хотя жажду нисколько не утолил. – Хватит! Хорошего понемножку». Быстро завинтил крышку и спрятал баклажку от глаз. Никому неизвестно, сколько времени им придется еще загорать в этом окопе. И как бы в подтверждение его мыслей душманский пулемет откуда-то снизу взлохматил временную тишину щелкающим противным стрекотанием. Рой завывающих пуль прошил крону арчи за окопом, отсек мелкие и крупные ветки, дробно простучал по кремнистым валунам. Душманы не давали передышки.
Бестужев потянулся рукою к портативной рации, висевшей у него на бедре, щелкнул тумблером, поднес к губам микрофон.
– Товарищ майор! Товарищ майор! – снова и снова вызывал Бестужев. – Товарищ майор!
Рация несла звуковую картину другого боя: приказы, донесения, треск выстрелов… Но в этом хаосе звуков не было слышно хрипловатого голоса Устинова.
Вдруг в ответ послышался незнакомый властный голос:
– Сержант? Сержант? Это ты?
– Да, я сержант, – ответил Бестужев и недоверчиво спросил: – С кем разговариваю?
– Сержант, как там у вас? Я – старший лейтенант Иванов, – представился далекий голос. – Доложите обстановку. Где вы сейчас находитесь? Я беру карту, отмечаю. Где? Где? Высота 2201!
– Так точно! На перевале мы. Старый окоп, одиночное дерево, – быстро докладывал Олег. – Окоп взяли с бою. Убили трех душманов. Здесь пулеметное гнездо. Крупнокалиберный, американского производства. На самом перевале, метров восемьсот отсюда, горит наш «Урал», стоит техничка. Наши там отстреливаются, сколько их осталось, не знаю. Мы ударили огнем с фланга. Сбили атаку душманов. Больше двадцати трупов.
– Техничка там? Целая?
– Кабина разбита. Людей внутри не видно, – Бестужев отвечал на вопросы Иванова, а сам не спускал глаз с долины.
– Ваши потери? – допытывался старший лейтенант.
– Двое убитых, один раненый.
– Людей не бережешь, сержант! Погибнуть ума большого не требуется, побеждать надо умением! У вас же отличная позиция! – осуждающе произнес Иванов.
– Что еще? Как там душманы?
– Внизу, в долине, сначала было скопление, в основном всадники. Две повозки азиатские, с большими колесами, – Бестужев старался точнее вспомнить. – На глаз около полутора сотен человек. Сейчас частично заперты между нами и окопавшимися ребятами с «Урала» и технички.
– Говоришь, полторы сотни? – заинтересованно переспросил Иванов.
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Может, даже больше.
– Сержант! Молодчина! Это же очень важные сведения! – сразу оживился Иванов. – Мы тут заперли пробкой выход из ущелья, не даем банде вырваться. Бой идет, но видим, что-то не то. Ослаб напор. Разведчики не обнаружили основного ядра банды. А душманы, оказывается, уже у вас скопились. Логично, ничего не скажешь! – и добавил тоном приказа: – Слушай внимательно, сержант! Приказываю: задержать банду, не выпускать ее! Помощь к вам уже идет. С запада движется мотострелковый батальон афганской армии. И наша десантура поднялась на вертолетах. А мы к вам на перевал сейчас направим бронемашины лейтенанта Абрикосова. Держись, сержант!
– Товарищ старший лейтенант, мне майор Устинов приказал от перевала всем отделением двигаться к ключевой высоте двадцать три – шестьдесят пять и там обосноваться.
– Ключевая высота там, где ты обосновался сейчас, сержант, – высота двадцать два – ноль один. Здесь основное ядро банды, – четко отрезал Иванов, отметая любые возражения. Потом более мягко добавил: – В армии, как, наверно, тебе известно, сержант, исполняется последний приказ.
– А все же прошу, доложите майору Устинову, товарищ старший лейтенант, – настаивал Бестужев.
– Майор Устинов выбыл из строя, – отрывисто ответил Иванов. – Управление боем я взял на себя. Еще вопросы есть?
– Нет, товарищ старший лейтенант.
– Я на тебя надеюсь, сержант! – ободрил его Иванов. – Пока!
Бестужев машинально выключил рацию, аккумулятор надо беречь. А в ушах звучал голос Иванова: «Майор Устинов выбыл из строя»… В такое не верилось. Почему-то встала перед глазами квадратная спина прапорщика с пулевым ранением, спина майора, когда лежали под вездеходом, и на его мундир капало темное масло из двигательного отсека… И еще вспомнился случайно услышанный Олегом разговор между майором и прапорщиком: «Спасибо вам, Иван Васильевич. Ваше ходатайство в Горьковский исполком помогло, – сказал тогда с благодарностью Пикаржевский. – Получили мы хорошую квартиру, двухкомнатную. В Сормово, в новом доме на Юбилейном бульваре. Жена и дочка прыгали от радости. Как вернетесь из Афганистана, так прямиком к нам. Волга рядом, отдохнете, как на курорте!». А майор полушутя-полусерьезно ответил: «За меня бы кто-нибудь походатайствовал. Ты же знаешь, Степан, сам был у меня в Ташкенте. В старом доме, что рядом с военным училищем, двухкомнатная для меня с женой, двоих детишек и больной тещи. Какой год уверяют, что будут улучшать жилищные условия…»
А сейчас оба «выбыли из строя»…
Олег почувствовал в душе странную, еще незнакомую горечь. Но он усилием воли отсек ее: сейчас не время оплакивать «выбывших из строя». Еще неизвестно, кто в этом самом строю останется к вечеру.
Снова с той стороны бугра застрекотали автоматы Курчиненко и Кудреватова. Это означало, что душманы не прекращают попыток погасить кинжальный пулеметный огонь с фланга. Еще бы! Оказавшись в западне и лишенные маневра, они с каждой минутой теряют шансы на выживание. Так что держись, «студентик», держись, милый! Скоро Абрикосов подойдет на бронетранспортере, а там и десантнички родимые, дадут прикурить «духам»!
Неожиданно коротко и ухающе засвистели мины, обрывая свой полет короткими мощными взрывами.
– Ложи-ись! – Бестужев крикнул быстрее, чем успел сообразить об опасности.
Ребята попадали на дно окопа. Поверху с визгом распарывали воздух осколки, пригоршни земли падали на спину. Но точного прицела у душманов все еще не было, мины ложились в стороне справа, сотрясая почву. Срезанная осколком, рядом упала большая ветка арчи, прибавляя к удушливому смраду тола терпкий запах смолистой хвои.
В первый раз минный обстрел начался так же неожиданно – никто не мог предположить, что душманы имеют минометы. Все успели скрыться в окопе, только Саша Муравьев, молоденький и белобрысый паренек, спасая от осколков пулемет, задержался наверху. Он медленно сполз вниз и до конца обстрела никто так и не понял, что его уже нет с товарищами.
После первого обстрела Иван Шухавцов получил легкое ранение в левое предплечье осколком. Это были пока единственные потери в отделении. Хотя нет, пожалуй, следовало сюда прибавить Поля Стефанакиса, так и не вернувшегося в окоп. Кто знает, какая ему досталась судьба в негостеприимных афганских горах? Никак не меньше часа прошло с тех пор, как они расстались на вершине высоты 2201. Теперь в окопе остались всего три бойца: он, Шухавцов да Волков.
Внизу послышалось лошадиное ржание и короткие автоматные очереди.
– Душманы опять в атаку пошли! – крикнул Волков.
– Отделение, к бою! – приказал Бестужев, вскакивая и отряхивая пыль с себя.
Окоп пришел в движение. Анатолий с заменившим Муравьева Иваном легко подняли пулемет.
– Огонь!
Внизу значительно ближе, чем в прошлый раз, к догорающему «Уралу» неслись пригнувшиеся всадники, что-то визгливо выкрикивая гортанными голосами и посвистывая.
Глухо задолбил пулемет Анатолия. Не обращая внимания на минные разрывы, Бестужев и Шухавцов присоединили голоса своих автоматов к басовитому пулеметному напеву.
Плотный огонь из окопа срезал первую волну атакующих, скомкал наступательный порыв душманов, заставляя падать на землю с коней, прятаться за спасительными валунами, поворачивать лошадей обратно. Со стороны шоссе активнее затарахтели автоматные очереди немногочисленных советских солдат. В ответ застучали отрывистые винтовочные выстрелы, монотонно застучали два пулемета душманов, мягко и с придыханием снова захлопал миномет. Когда первая волна атаки откатилась, в общем гуле пальбы глухо крякнул гранатомет, предназначавшийся главным образом для поражения танков и бронемашин. Моментально вспыхнула целиком машина техобслуживания – со злобы «духи» уничтожили явно покинутую цель.
Душманский миномет почему-то взял еще правее, слепо нашаривая уже здорово насоливший им окоп с советскими бойцами. «Наводчик у них явно хреновый», – с радостью подумал Олег, короткими скупыми очередями настигая перебегавших внизу «духов».
2
Башир-хан устало прислонился спиной к прохладному камню откоса. Здесь, под широким навесом скалы, советский пулеметчик их не достанет. Видя, что огненные строчки то и дело достают вскрикивающих джигитов, он все больше и больше впадал в бешенство. Кусая в кровь губы, смотрел, как гибнут его храбрые люди. С каким трудом удалось сколотить этот мощный, приводящий в трепет местные власти отряд – и все прахом. Теперь они зажаты в этом чертовом ущелье, как мыши в мышеловке.
Он бросил короткий неприязненный взгляд на турка и француза. Если бы не эти проклятые чужеземцы! И почему только он согласился на эту авантюру! Потом посмотрел наверх. Каменные уступы чернотой отрезали ослепительно яркое небо. В обход, в тыл пулеметчику уже посланы три пятерки джигитов. Полчаса прошло с того времени – и никакого проку, как и от этих неловких минометчиков Рахманкул-бека.
Башир-хан понимал, что всякое промедление, излишняя задержка в этом каменном мешке могут обернуться непоправимыми бедствиями. Он почти физически ощущал петлю тяжелого, из верблюжьей шерсти, аркана на своей шее: позади всего в каких-то нескольких часах верховой скачки отсюда отряды Юсуп-бая ведут неравный бой с подразделениями афганской народной армии, еле сдерживая их нарастающий напор; в глубине узкого ущелья, пересекшего горный хребет, джигиты Музафар-шаха увязли в столкновении с советской автоколонной, которая казалась слабой и беспомощной. И здесь, на выходе из каменного мешка, – опять эти проклятые шурави. Пальба русских на перевале, а особенно из старого окопа, который еще недавно занимали его люди, была поистине губительной.
Прибежавший гонец сообщил еще одну неприятную весть: на перевал вышел советский бронетранспортер. Этого еще не хватало! Откуда они берутся, эти бронетранспортеры, не из земли же?
– Рахманкул-бек! – позвал Башир-хан.
– Я здесь, мой господин, – Рахманкул-бек приблизился, почтительно склонившись и сложив обе руки на груди.
– Где джигиты Hyp Али?
– Здесь, мой господин.
Башир-хан с нескрываемой злобой снова посмотрел вверх, туда, где у перевала располагался старый окоп, откуда шквальным ливнем летел град пуль. Русские засели крепко. Указал на окоп своей тяжелой камчой, на ручке которой тускло сверкнула инкрустированная слоновая кость и серебро, произнес лишь одно слово:
– Вырезать!
Рахманкул-бек, покорно кивнув, быстро отправился выполнять приказ.
Hyp Али мысленно чертыхнулся, посылая к шайтанам тех, кто так не по-умному затеял всю эту бойню. В его группе, где были собраны самые отчаянные боевики, прошедшие специальную подготовку в лагере под Пешаваром, осталось всего полторы дюжины джигитов.
Выслушав приказ, Hyp Али ткнул своей камчой, не так богато украшенной, в сторону отдельно стоящих четырех боевиков.
Те соскочили с коней, сняли с себя винтовки и все лишнее, подоткнули полы халатов за пояса, на которых висели восточные кривые кинжалы. Один из них перекинул через плечо свернутую в кольца веревку, скрученную из грубой шерсти, Башир-хан проследил, как четверо джигитов прячась за выступами и камнями, почти по крутой скале начали с проворностью обезьян взбираться все выше и выше. Перевел взгляд на иностранных специалистов. Энвер-паша сосредоточенно курил одну сигарету за другой. Башир-хан уловил, как иногда подрагивали тонкие пальцы турка, выдавая его волнение. Еще бы не переживать, когда никто не знает, что их ждет через час-другой, кто встретит за поворотом… Француз же, словно ошалелый, стрекотал и стрекотал киноаппаратом.
Беспечность и бесцеремонность француза вызвали неприязнь и раздражение. Башир-хан криво усмехнулся: нет, не зря он всегда недолюбливал эту фотокинотехнику! И еще подумал о том, что правы, тысячу раз правы белобородые аксакалы, которые утверждали, что от фотографов, как от злых духов, нужно ожидать лишь беды да несчастья… Пронырливый и суетливый француз в те минуты как бы олицетворял собою злых духов.
В душе Башир-хан чувствовал нарастающий гнев. Это они, иностранцы, во всем виноваты. Подбить, соблазнить его сладкими посулами на такую явную авантюру, без зазрения совести жертвовать его самоотверженными муджахедами ради собственной корысти – вот что им было нужно с самого начала! Конечно, турок после операции козырнет перед своим начальством: состоялось нападение на советскую заставу! И тут же сенсационное сообщение всеми радиоголосами мира! Повышение в чине, считай, обеспечено. А французишка укатит в Европу и продаст за круглую сумму эти кадры, на которых видна кровь и смерть доблестных воинов Мохамеда. И, кроме всего прочего, наглядно продемонстрирует военные промахи Башир-хана. И все это может пойти далеко, до тех кругов, мнение которых ему весьма дорого.
Инженер вспыхнул до корней волос, но тут же сдержал себя. Решение пришло моментально. Но нужно, чтобы иностранные «спецы» до поры ничего не заподозрили. А уж поплатиться своими шкурами за эту западню им сегодня придется наверняка!
Приняв решение, он привык действовать быстро и круто. Главное, чтобы по его лицу ничего они не поняли. Башир-хан улыбнулся и движением камчи подал знак Ашур Мамаду. Преданный пес готов был кусать любого, на кого ему укажет рука хозяина. Башир-хан ценил его за это, давал не однажды самые «деликатные» поручения, его руками избавлялся от ненужных, неугодных, и люди незаметно уходили из жизни, а остальные думали, что произошло недоразумение или роковая случайность.
– Слушаю, мой господин, – Ашур Мамад, почтительно сложив руки на груди, склонил голову.
– Дело есть, – Башир-хан вкрадчивым голосом произнес несколько фраз так тихо, что никто не уловил ни единого слова.
– Сделаешь сам, – повелел Башир-хан, – как только подам знак.
Тот со скрещенными на груди руками послушно поклонился.
– Обязательно из русских автоматов, чтоб пули остались, – добавил Башир-хан.
Ашур Мамад снова быстро поклонился и удалился. После этого Инженер подошел к Энвер-паше.
– Через полчаса, надеюсь, там все кончится, – сказал он, показывая на вершину, где находился опасный окоп. – Как только мои люди снимут русских, сразу пойдем на прорыв.
– Хорошо, – кивком согласился турок, доставая новую сигарету.
– А сейчас у меня небольшая просьба, – лицо Башир-хана засветилось любезной улыбкой. – Не сможет ли уважаемый мусье Легран запечатлеть на пленку меня и вас.
– У меня нет необходимости рекламировать себя.
– Можете не беспокоиться, эта пленка не выйдет за пределы наших гор, – шепнул, поклонившись, Башир-хан. – Она просто будет напоминать мне о наших совместных делах.
– Ну, если только для памяти, но пусть снимает меня со спины, – нехотя согласился Энвер-паша, оглядываясь.
– Автомат мне и моему другу! – повелел Башир-хан.
Турок направился к Леграну. Он как раз перезарядил кинопленку и теперь осматривался, выбирая ракурс. Передал просьбу Башир-хана. Тот одобрительно закивал, встретился с сосредоточенно-радушным взглядом Башир-хана и показал большой палец:
– Кадры будут великолепные!
Легран сам выбрал место для съемок. Они отошли чуть в сторону, откуда за нагроможденными на заднем фоне камнями просматривались атакующие душманы. Француз щелкал языком, наверное, уже прикидывая сумму за отснятые сегодня кадры.
Душманы передвигались короткими перебежками, палили из автоматов на ходу. Легран снимал их с разных точек, забегая чуть выше и распластавшись на валуне. Турок старательно отворачивался. Потом, отложив киноаппарат, француз вынул из чехла «пушку», азартно защелкал.
В это время короткая очередь просекла камни над его головой.
– Русский снайпер! – крикнул Башир-хан. – За камень быстро!
Сам он распростерся за невысоким кустом, поискал глазами Ашур Мамада. Тот был на месте – чуть выше над тем камнем, за которым притаились иностранные специалисты, – Башир-хан подал ему рукою условный сигнал.
Ашур Мамад с проворностью дикой кошки мягко и беззвучно соскочил вниз. В руках у него был советский автомат. Из его дула хлестнул огонь. «Только бы не повредил камеры!» – подумал удовлетворенно Башир-хан.
3
Бестужев перевел дух, вытер лицо рукавом. Они погасили уже четвертую атаку. Душманы снова откатились. Надолго ли? Перезарядил автомат, вставил новый рожок, полный маслянистых патронов. С тревогой отметил, что их после каждой душманской вылазки остается все меньше и меньше. Сменил на всякий случай позицию, передвинулся на десяток метров в сторону. На перевале все еще грохотали выстрелы и взрывы.
– Толя, как ты?
– Полный порядок, товарищ сержант! – Волков скупо улыбнулся. У него было закопченное лицо.
– Посмотришь на вас, ребята, так сразу фильмы про войну вспоминаются, – усмехнулся Иван Шухавцов. – Хоть сейчас вас на киностудию отправляй, сойдете за звезду экрана.
Бестужев расхохотался, откинувшись спиной на задний край окопа. В поле зрения попал силуэт летящей птицы. «Похожа на орла, но вроде помельче. Черт его знает, – с огорчением подумал Олег, – живешь в городе, ни птиц, ни животных толком не знаешь».
– О! – Шухавцов коротко кивнул на небо. – Уже добычу высматривает, стервец! – и вскинул автомат.
На запачканном землей бинте, опоясывающем его предплечье, было видно, как проступило красное пятно.
– Оставь его, Ваня, – тихо сказал Волков. – Природу сохранять надо.
– А у нас охотничий сезон! – Шухавцов нажал на спусковой крючок, но автомат только сухо щелкнул. – А, черт, рожок кончился.
– Отставить стрельбу, – повысил голос Олег. – Беречь патроны.
– Отставить так отставить, – Иван прищелкнул новый рожок и стал неторопливо набивать старый, доставая пригоршней патроны из боекомплекта.
– Надо же, в первом бою – и влип, – снова заговорил Шухавцов. – Знаете, ребята, наверное, матери об этом не буду писать. Случай у моего кореша смешной был. Мы оба из Витебска, его на три года раньше призвали, старше он. И тоже в Афган угодил. Так вот, написал одному из нас письмо: мол, познакомился здесь с итальянкой, милая девчурка. Мы все чуть не отпали. А приехал, оказалось, что писал из госпиталя, потому что его грузовик подорвался на итальянской мине. Ха! Итальянка миной оказалась. Тогда им только-только «КамАЗы» с бронированным днищем пригнали. Если бы на старом поехал, точно погубила бы парня итальянка.
– Как же он в госпиталь попал, если днище бронированное? – спросил Анатолий, отвинчивая горлышко фляжки.
– Контузило его. Двадцать один день провалялся на койке. А потом снова туда. Вернулся домой – ни одной царапины. Эх, ребята, сейчас бы чем-нибудь в зубах поковырять!
– Тихо! – резко прошептал Олег.
Сзади послышались ползущие шорохи, потом приглушенный голос Курчиненко:
– Ребятушки, только не стреляйте. Ваша мама пришла, молочка принесла.
– Студент? – удивленно выдохнул Бестужев.
– Он самый, – Курчиненко показался из-за кряжистого ствола арчи, он полз странным образом, припадая на один бок.
– Ты что, ранен? – поднялся навстречу ему Волков.
– Ага, в голову, – ответил тот и расхохотался сиплым шепотом. – Когда мина рядом разорвалась, груша мне прямо в череп угодила. Ну, думаю, каюк! – и он снова засмеялся.
– А где же молочко, Курчиненко? – сурово спросил Шухавцов, облизываясь.
– С молочком, извините, задержка, – Студент спрыгнул в окоп. – Ну-ка, ребята, подставляйте руки. Рядом с нашей позицией дикую грушу трясануло. Так мы их уже умаялись грызть. Порешили, что с товарищами делиться положено. Так, а, Иван?
Олег принял из курчиненковской гимнастерки несколько липких от кисло-сладкого сока плодов, продолжая хмуриться и размышляя, дать ли нагоняй Студенту за самодеятельность или простить. Груши казались аппетитными на вид и пахли так ароматно, что кружилась голова.
– Толя, – сказал он, – расскажи, как там у вас?
– Вы, ребята, видать, здорово насолили «духам». Мы там уже две диверсионные группы утихомирили.
– Прямо диверсионные группы? – Шухавцов говорил с набитым ртом и понять его было довольно трудно.
– Ну, штук десять душманов там теперь точно полегли. На вечный покой. Витьку после немного задело миной. В ногу. Правда, осколочек махонький, как булавка. Я Кудреватова уже перевязал, так что все в порядке. Ну пока, ребята, мне обратно пора. Сержант, что там слыхать, скоро подмогу пришлют?
– Вертолеты уже сюда жмут. Здесь ядро крупной банды. А мы сверху им продохнуть не даем. – Да уж мы слышим…
– Главное, никого нам в тыл не пускайте, – пробасил Иван.
– Постараемся, сержант! – лихо козырнул Курчиненко и пополз обратно.
Покачав головой, Олег только собрался полакомиться грушами, как вспомнил, что уже давно не выходил на связь. Щелкнул тумблером портативной рации и тут же услышал голос старшего лейтенанта Иванова:
– Сержант! Сержант! Ответьте, сержант! Почему молчите! Почему не выходите на связь?… Сержант?…
– Сержант Бестужев на связи, – виновато произнес Олег, проклиная себя за оплошность.
– Сержант, ты? Живой? – в голосе Иванова послышалась радостная интонация.
– Так точно, товарищ старший лейтенант, живой.
– Почему молчал?
– Рация отключилась почему-то, – соврал Олег, решив не выдавать своей бережливости по отношению к батарее.
– Докладывай обстановку.
– Отбили четыре атаки внизу. Противник несет крупные потери в живой силе. Наши ребята внизу держатся хорошо.
– Как бронетранспортер Абрикосова?
– Наделал шороху товарищ Абрикосов. Но у душманов есть гранатометы и «базука», так что бронетранспортер чаще маскируется за перевалом.
– Хорошо. Скажи, долго можете держаться? Как у вас с боеприпасами?
– Душманы с патронами помогли. Тут наверху был целый склад. Думаю, что до подхода наших продержимся.
– Молодец! Как себя ведут «духи»? Никуда не отходят?
– Так мы же их заперли!
В диалог врубился с ходу приятный басовитый голос лейтенанта Абрикосова:
– Петрович, отделение сержанта Бестужева нам крепко помогает. Думаю, с ними мы удержим банду на месте. Эй, сержантик, слушай теперь меня.
– Слушаю, товарищ лейтенант.
– Что же ты, дорогой, не долбишь сверху «духов», а? Они же прямо под тобой! Делай хоть что-нибудь! Пулеметом не достанешь, так гранаты кидай, камни, валуны. Пошебурши их хорошенько, ты меня понял?
– Так точно, товарищ лейтенант, пошебуршим!
– Вот-вот, валяй, а я сейчас БТР выгоню их встречать!
– Понял, товарищ лейтенант.
Отключив рацию, Олег быстро осмотрелся. Душманов ему видно не было, их скрывал, словно шапкой, нависший большой выступ. Бестужев швырнул гранату, проследив за ее полетом. Граната сделала широкую дугу в голубом небе, потом резко пошла вниз, но, не долетев до подножия, ударилась где-то о камни. Раздался гулкий взрыв, вниз полетел град щебня. Нет, так не годится.
Справа, метрах в трехстах, пологая вершина высоты 2201 террасами уходила вниз. Олег почуял, что оттуда сможет достать душманов беспрепятственно. Оставив за старшего Шухавцова, он покинул окоп и пополз по-пластунски. У первых кустов поднялся и короткими перебежками достиг начала террас. Две широкие площадки с редкими колючими кустами следовали одна за другой, как большие ступени. Третьей ступени не было – пропасть.
На последней террасе Олег остановился, не желая близко подходить к краю. Отсюда открывался бесподобный по красоте вид на глубокий разрез ущелья, на расположившуюся пологим холмом противоположную вершину километрах в двух, там вдали он и заметил цепочку людей, спешащих к вершине. Наверное, душманы. Будут ставить пулемет против них, советского окопа. Но вершина их явно ниже, чем его высота, значит, дело душманов – дрянь.
Снова заметил кружащую птицу, неподвижно распластавшую широкие крылья в небе и, казалось, зависшую в воздухе. Панорама была величественной и строгой. От всей этой красоты захватывало дух.
Олег глубоко вдохнул теплый горный воздух и отложил автомат в сторону. Подполз ближе к краю, стараясь точнее определить позиции «духов» внизу. Выбрав место, чуть отполз вправо и назад, к ребристым, покрытым черным и серым мхом валунам, достал гранаты. Положил их рядком и принялся разминать руку, чтобы бросок получился подальше. Закончив с короткой разминкой, он поплевал на ладони и растер.
– Ну-ка, бандюги, получите гостинцы! – Олег расчетливо и неторопливо одну за другой бросал гранаты вниз, стараясь, чтобы дуга их полета получилась как можно более вытянутой в длину. Темные металлические цилиндры улетали вниз, скрываясь за выступом скалы. Первая граната, вторая, третья, четвертая… Где-то далеко внизу гулко заахали взрывы, горное эхо стоголосо повторило грохот разрывов. И тут же раздались человеческие вопли, протяжно-визгливое ржание раненых лошадей. – Приятного аппетита, уважаемые!
Бросая последнюю, пятую гранату, он вдруг боковым зрением уловил что-то мелькнувшее позади, словно рядом быстро неслась тень гигантской птицы. Скорее автоматически, чем сознательно, он сделал уклон в сторону с поворотом, как бывало на московских тренировках в случае атаки прыжком, подставил руку для перехвата ноги атакующего, ладонью другой защищая голову. Грузное тело будто случайно громко плюхнулось на землю. В нос ударил спертый запах густого человеческого пота, лука, давно не стиранной шерстяной одежды. Олег выпустил чужую ногу в мягком сапоге, одновременно резко ударив рукой-молотом в основание черепа. Нож душмана откатился в пыль меж камней.
Бестужев медленно выпрямился, не спуская глаз с человека в заляпанном грязью халате. Наверное, в падении он еще и ударился головой, и теперь не подавал никаких признаков жизни. «Черт, разве можно выпускать оружие из рук! – мысленно выругал Олег себя и, повернувшись, обомлел. В нескольких шагах от него, словно вынырнув из-под земли, стояли еще двое. Темные полосатые халаты, полы которых заправлены за пояс, черные густые бороды под самые глаза, черные лоснящиеся чалмы. Выходит, они лезли с обрыва.
– Эй, шурави, сдавайса-а! – голос у того, что был повыше, странно играл, словно это было базарное представление.
Второй неожиданно осклабился и топнул ногой, будто пугая мальчонку. В руках каждого сверкал на солнце кривой восточный обоюдоострый кинжал. Злые налитые кровью глаза обшаривали его фигуру. Дылда, что был справа, оказался у «Калашникова», поддел его сапогом и отшвырнул в сторону. Стрелять, стало быть, они не собирались, опасаясь близости остальных солдат.
У Олега перехватило в горле. Он сжал и разжал кулаки, чуть присел. Душманы приняли его движения за панику. Когда Олег сделал вид, что поворачивается спиной и собирается броситься в сторону, низкорослый метнулся к нему, с хаканьем замахиваясь кривым кинжалом.
Для разворота и удара потребовались доли секунды. В то время как Бестужев повернулся лицом к дылде, пятка его сапога твердо вошла в киль низкорослому, ломая его. Тот охнул со стоном, даже не в силах крикнуть. Дылда этого не мог видеть, по-прежнему с садистским выражением на бородатой морде, он коротким замахом полоснул кинжалом воздух перед самым носом Олега, но в следующую секунду оружие вылетело далеко назад, рука душмана, отброшенная ударом качнувшейся словно маятник той же ноги, сухо хрустнула. Еще до того, как дылда успел завопить, Олег обманчиво-несильно ткнул растопыренными полусогнутыми пальцами правой в его еще скалящееся лицо. Это называлось хучао – «лапа тигра», проведение приема категорически воспрещалось правилами соревнований. Но здесь не было судей, кроме смертельной опасности, и зрителей, кроме скалистых гор и примолкших птиц.
Дылда отпрянул, все еще держась на ногах и возвышаясь над Олегом. Голова его мелко тряслась, глаза вылезли из орбит. Левой рукой он потянулся к заткнутому за пояс пистолету. «У муджахеда слабовата реакция», – пронеслось в голове Бестужева. Словно со стороны оценивая ситуацию, Олег принял решение и, опережая врага, провел «вертушку» – тройной удар ногами. Каждый раз душман отлетал на несколько шагов назад, пока наконец не свалился на небольшой уступ, а оттуда скатился в пропасть, оглашая окрестности длинным отчаянным воплем…
Быстро обернувшись, Бестужев нашел глазами низкорослого. Тот еще не пришел в себя, с его лица слетела спесь. Маленькие глазки источали жуткий животный страх, на губах пузырилась розовая пена. Потом Олег увидел чуть в стороне свой автомат, двинулся к нему, и в ту же секунду грубая тяжелая веревочная петля обхватила его на уровне груди и мгновенно затянулась. Рывок, последовавший затем, был сильным, и Олег еле удержался на ногах. Шерстяная засаленная веревка противно воняла лошадиным потом.
Четвертый душман, вылезший на уступ позже других, стоял в таком же грязном халате, так же полы подоткнуты за пояс, такой же кривой кинжал висел сбоку. Можно подумать, что халаты у них вместо униформы, – какой-то еще способной к трезвой оценке частью сознания отметил Бестужев.
Этот был молод – темнолицый, безбородый, с тонкой щеточкой загнутых усов. А в глазах такая же фанатичная звериная злоба и ненависть. Если их всех что-то действительно объединяло, так не халаты и ножи, а хищно-тупое выражение лица да опустошенный блеск оловянных глаз, как у расхулиганившихся пьяниц.
Рукава его халата были засучены. Он натягивал аркан, привычно и быстро накручивая его через локоть. Наверное, так он ловил в петлю и притягивал строптивых коней, верблюдов, быков.
Теперь, похоже, ситуация посложнее. Бестужев был частично обездвижен и вдобавок лишен возможности действовать руками. Оставалось только уповать на ноги. Разгоряченный схваткой Олег уже давно перестал ощущать чувство страха.
Душман видел, как один за другим гибли его товарищи. Он уже и сам побаивался этого сумасшедшего парня, обладавшего какой-то сверхъестественной силой. Если бы ему кто-то рассказал, что безоружный шурави расправился с тремя вооруженными крепкими муджахедами, он бы рассмеялся лжецу в лицо и обозвал нехорошим словом. Но все это произошло у него на глазах, и это было правдой. Оставалось только возблагодарить Аллаха, что тот ниспослал ему победу, позволив заарканить русского. Мысленно душман уже получал награду за пленение шурави, видел ту ужасную казнь «кассоб» [27], которую тому наверняка учинят…
– Джин! – шипел торжествующе он, туго накручивая натянутую веревку. – Ай, шайтан!
Олег, слабо сопротивляясь, выжидал. Постепенно расстояние между ними сократилось метров до десяти. Еще немного, и кроме веревки в руках душмана может оказаться пистолет. Воспользовавшись тем, что в очередной раз душман дернул веревку к себе с особенной силой, рассчитывая свалить противника с ног, Олег сам рванулся к нему.
Несколько неестественно длинных шагов разбега, как неудобно балансировать с завязанными руками! Толчок! Перепуганное лицо с тонкими усиками над выпяченной губой. Для правильного выполнения йоко-тоби [28] руки должны быть согнуты… Оторопевший душман вскидывает в недоумении брови, не зная, что делать, как защищаться, выпускает из рук веревку. Резкий удар в прыжке ребром стопы в подбородок…
Противник рухнул как подкошенный, отлетев на несколько метров и скатившись с уступа. Олег неудобно приземлился на спину и тут же согнулся, пытаясь развязать жестко захлестнувшую его петлю, чтобы освободиться. О душмане он уже не думал – очухается нескоро. А если угодил в пропасть, туда ему и дорога.
Пальцы все время соскальзывали с узла, расслабить его не удавалось. И вдруг страшный рывок бросил Бестужева в сторону. Петля с новой силой стянулась, но теперь уже не на груди, а у талии, спеленав руки до боли. Веревка мощно потянула, поволокла его к обрыву, вниз…
Олег похолодел. Это означало, что душман не держал веревку в руках, а обвязал ее вокруг себя. И сейчас, вися над бездной, утягивает в пропасть и его.
Бестужев удерживался как мог. Оказавшись на спине, он уперся каблуками в землю. Но душман тянул и тянул всей своей тяжестью. Олег неудержимо сползал к краю, каблуки прочерчивали сухой след в слежалой гористой земле. Он смотрел на него и с ужасом подумал: «Неужели это последний след, который я оставлю на земле?»
В трех метрах от уступа рос колючий кустарник, корявые сухие стволы и кривые ветки его были усеяны короткими острыми шипами и мелкими продолговатыми листочками. Олег смотрел на приближающийся кустарник и мысленно прикидывал, крепкие ли у него корни. Переводя дух, он постарался направить свое движение ближе к кустам. Хоть маленькая, но зацепка! Если бы удалось хоть на десять минут, хоть на пять приостановиться, он уж постарался бы освободиться…
Обливаясь потом, он облизал потрескавшиеся губы. Почувствовал, что его мутит от терпкого дурмана перегретых трав и солоноватого привкуса пыли на пересохшем языке.
Осторожно еще немного передвинулся в сторону кустов, с горечью заметив, что сползание от этого ускорилось. Господи, удалось бы хоть одну руку высвободить! Совсем недалеко, всего в двух метрах валялся выбитый у бандита кривой кинжал, его отточенное лезвие зеркально сверкало в лучах солнца. Дотянуться бы до него…
Вот, наконец, одна нога уперлась в кряжистый короткий ствол. Куст сразу пригнулся, обнажая вытянувшиеся на поверхность корни, но движение почти прекратилось. Ухватив левой шершавую грубую веревку, Олег стал пытаться вытащить правую руку из аркана. Кожа под веревкой уже деревенела. Рука все не вытаскивалась. Бестужев рванул, стараясь перехватом левой ослабить напряжение петли на талии. Куст затрещал, выворачиваясь. Корни были крепкими, но в сухой земле держались плохо. Олег сполз чуть ниже, упершись в следующий ствол, ветка хлестнула по лицу, оставляя длинные царапины. Снова облизнув губы, Олег сосчитал кусты, оставшиеся на пути. Всего три штуки, на которые он может рассчитывать. А потом – смерть.
4
Стефанакис осторожно отложил в сторону винтовку и медленно обтер лицо. Постоянно было странное чувство, что кожа покрыта, будто пленкой или маской, тонким слоем пыли. И от этого он никак не мог освободиться. Сейчас бы ополоснуть лицо водицей, а еще лучше искупаться в родном Азове…
Закрыв глаза, он увидел перед собой широкую водную гладь, прохладные тугие волны… Поль мгновенно пересилил себя, оторвался от воспоминаний. Сцепив зубы, взял винтовку и пополз дальше.
Если душманы засекли его местоположение, то накроют в два счета. Их здесь, судя по всему, немало. Вырастают, словно из-под земли, как грибы.
Вспомнилось, как он быстро снял троих в окопе с самого начала. Они даже не успели понять, откуда идет стрельба. Потом чутье подсказало не уходить с удобной позиции: хорошо просматривались подступы к вершине с тыла. Вполуха слышал, как надрывается пулемет отделения в освобожденном окопе и понял, что душманы теперь не могут не попытаться выбить ребят оттуда. А если так, то сначала им придется потолковать с его снайперской винтовкой.
…Первого душмана он увидел, едва отделился от своих десантников. «Дух», согнувшись до того, что полосы на его халате приняли горизонтальное положение, торопливо перебегал от одного куста к другому. Расстояние было великовато для автомата, но для его винтовки как раз. Поль поймал фигуру в оптическом прицеле на перекрестие, но отвел ствол в сторону, разумно решив подождать, не появится ли еще кто-либо из бандитов. Ждать пришлось недолго. Отстав от первого метров на пятьдесят, душманы шли кучно, почти не оглядываясь и так же пригнувшись.
Двоих удалось снять без особых стараний. Крики с такого расстояния даже не долетали. Остальные залегли, испуганно озираясь и отыскивая противника. А он быстро находил сверху темные бугры халатов.
Минут через двадцать, не оставив ни одного в живых, Поль решил, что пора возвращаться. Выйдя из укрытия, он направился к вершине быстрыми перебежками. Но не успел пробежать и двухсот метров, как вокруг него начали рваться мины…
…Очухался он через довольно продолжительное время. Покрутил головой – вроде в порядке. Быстро вспомнил все, и атаку душманов, и минометный обстрел. Бросился к своей винтовке и с радостью убедился, что она цела. Было только странное ощущение, словно все звуки в природе стали намного глуше, и еще появился странный звон в ушах, как будто скребли друг о друга металлические тупые ножи. Наверное, слегка контузило. Осмотрел себя: все цело, ничего не болит. Повезло!
Теперь он полз к окопу, время от времени осматриваясь и особое внимание уделяя подступам к вершине. В лощине, в той самой «мертвой» зоне, где он оставил отделение, росли двухметровые кусты боярки с облетевшей листвой. Показалось, что там мелькнул и затаился силуэт…
Стефанакис замер и выждал. Нет, показалось – все было спокойно. За спиной начал безостановочно строчить пулемет, огрызались очередями автоматы. Значит, ребята в порядке. Минометный обстрел начался снова. Но он оказался не опасным, мины ложились в стороне, видимо, стреляли наугад, не зная, где находятся цели.
Чтобы получше проверить подступы к вершине, Поль взял сильно вправо и, не решаясь подняться, полз и полз, делая короткие передышки. Сильно хотелось пить. Но воды оставалось мало – он с самого начала, еще когда ехали на грузовике, выхлебал почти половину фляги. Эх, знал бы заранее, что в такую переделку попадут!
Впереди начались вертикальные скалистые откосы, до мягкой гладкости вылизанные ветрами. Кое-где за расщелины цеплялись корявые кустарники, на которых его острый глаз снайпера сразу подмечал гнездовья птиц.
Отсюда до вершины, наверное, было совсем немного. Вниз скала уходила резкими уступами. Подняться можно, но чересчур сложно. Видимо, придется возвращаться.
Стефанакис поднял голову вверх и обомлел – наискосок от него метрах в семидесяти на возвышенной площадке стоял Бестужев. Поль протер глаза, которые вдруг не к месту начали слезиться, снова посмотрел наверх, но сержанта там уже не было. Зато чуть ниже неудобно перегнувшись в поясе, как бурдюк, висел душман. Трудно было понять, почему он не падает.
Подняв винтовку, Стефанакис в прицеле увидел, что тот висит на толстой самодельной азиатской веревке. Щелкнув затвором, он прицелился в душмана, но тут же отвел ствол в сторону. Торопиться с выстрелом никогда не следует.
Осмотрелся, но нигде больше не заметил ни «духов», ни своих ребят. Олег тоже как сквозь землю провалился.
«Что ж, будем снимать этого душмана», – решил снайпер.
Человек в полосатом халате на веревке вдруг дернулся, хватаясь руками за веревку, начал подтягиваться.
Стефанакис перевел мушку чуть выше и поймал в перекрестие прицела веревку. Медленно выдохнул и, ловя паузу между ударами частившего пульса, нажал на спусковой крючок.
Винтовка привычно отдала в плечо. Рядом с веревкой на скале брызнула в стороны каменная крошка. Эхо трижды повторило щелчок выстрела. Душман задергался, пытаясь оглянуться.
Поль снова тщательно прицелился и нажал на крючок. На сей раз пуля словно ножом срезала веревку. Человек в халате отчаянно завопил, падая в пропасть, и эхо нараспев повторило его леденящий душу крик.
Стефанакис перевел ствол выше, ожидая, когда покажется тот душман, который вытягивал только что убитого им. Но никакого душмана больше не было. Поль замер, не шевелясь, и вдруг заметил, как над выступом медленно поднимается… Бестужев! «Что за чертовщина? Зачем сержанту понадобилось спасать «духа»?»
5
Он отполз от края подальше, насколько хватило сил, и в изнеможении откинулся на спину. Все тело била мелкая дрожь. Перед глазами стоял тот последний хилый кустик, который под его ногами, медленно обнажая свои корни, вылезал из земли…
Где-то неподалеку горное эхо разносило россыпи автоматных очередей. Олег слабо прислушивался к ним, радостно вдыхая полной грудью сухой и пыльный горный воздух. Он смотрел на высокое синее небо, где все еще летала темная птица, слушал раскатистое эхо выстрелов и вдруг с нескрываемым наслаждением подумал, что выдержал, что победил!
«Жив! Жив!» – отстукивало в висках.
Видимо, самодельная веревка не выдержала, не помогла своему хозяину утащить в могилу и сержанта Бестужева. Вдруг вспомнился тяжелый лошадиный запах, исходивший от нее. Олег почувствовал подступающую дурноту, рывком поднялся и стал срывать с себя остатки аркана. Поднял валявшийся поблизости кривой душманский нож, тот самый, до которого несколько минут назад никак не мог дотянуться, и быстро срезал лоснившиеся шершавые узлы.
Рукоятка ножа была инкрустирована узором из кости, а на сверкающем клинке виднелась гравировка – тонкая и причудливая арабская вязь. Засмотревшись на нее, Олег вдруг вспомнил, как кинжал опасно играл на солнце в руках дылды в полосатом халате. В ту же минуту особенно отчетливо и ясно замолотил пулемет окопа, где он оставил ребят. Глазами Бестужев быстро нашел свой автомат и собрался уже двинуться к нему, как поблизости раздался крик:
– Олег!
От неожиданности он бросился на землю, это была самая естественная реакция после всех сегодняшних событий. Олег подполз ближе к краю пропасти, смутно понимая, что звать его по имени мог только кто-то из своих. Сначала людей он не увидел, лишь через минуту-вторую среди камней широкой осыпи различил качнувшуюся в приветствии руку. Потом глаз нашел и самого человека. Стефанакис?! Так, значит, снайпер жив? «Поль! Молодчина! – чуть было не воскликнул Олег. И тут его обожгла догадка. – Возможно, тебе я обязан спасением и жизнью?»
Стефанакис сделал широкий жест рукой, показывая, что сейчас будет в обход добираться к сержанту. Олег кивнул и показал ему, чтобы двигался скорее. Потом сбегал за автоматом и стал внимательно осматриваться. Он понимал, что рисковал сейчас жизнью не на шутку только из-за собственной беспечности. С высоты хорошо были видны окрестности. На противоположной горке уже обосновались душманы с пулеметом, готовились открыть огонь. Ребята в окопе, судя по всему, то ли не замечали их, то ли были полностью поглощены боем у перевала.
Щелкнув тумблером рации, он вдруг понял, что аппарат не работает. Посмотрев, заметил, что проводки, идущие к головным телефонам, перерезаны, а на куртке рядом длинный продольный разрез. Выходит, ему сегодня весь день везет! Это, должно быть, первый душман чуть не отправил его на тот свет, когда тихо прыгнул со спины.
Быстро соединив все еще дрожащими руками проводки, Бестужев услыхал напряженный голос старшего лейтенанта. Иванов с кем-то соединялся, кому-то кричал спасибо, кого-то хвалил. Одно ухо Олега слышало бой, что проходил рядом, второе – общий, часто непонятный, тревожный шум. От такого он немного растерялся. Вдруг послышался сочный абрикосовский бас:
– Молодец, сержантик, так-ак, гони их на меня.
– Как у вас дела, Абрикосов? – прокричал ему Иванов. – Держитесь?
– Отлично, товарищ старший лейтенант! Сержант ваш драгоценный наверху и головы душманам поднять не дает!
«Все лавры – Волкову!» – подумал Олег и подал голос:
– Сержант Бестужев на связи, какие будут указания?
– Молодец, сержант! – похвалил Иван. – Держи контакт с лейтенантом.
– Слушай, Бестужев, – моментально отозвался Абрикосов, – врезал ты им неплохо, только бы чуть-чуть левее, а? Можешь еще чуток пошерстить «духов»?
Связь прервалась, наверное, дрогнули пальцы. Олег стал снова быстро присоединять проводки друг к другу, опять послышался голос Абрикосова:
– Да что там у тебя, сержант? Почему не отвечаешь?
– Рация повреждена, товарищ лейтенант. Задачу уяснил, – улыбнувшись, он вспомнил словечко лейтенанта. – Сейчас попробую еще «пошерстить» душманов.
– Давай, давай. Только полевее.
Отпустив пальцы с проводков, Олег вдруг вспомнил, что у него уже не осталось гранат. Обернулся и увидел, что подбегает пригнувшись снайпер.
– Гранаты есть?
В ответ тот кивнул, отстегивая гранаты.
– Понаблюдай «духов» вон на том пригорке, – Олег указал на пулеметную точку, – и постарайся снять их.
Глядя, как основательно устраивается для стрельбы Стефанакис, Олег собрал гранаты.
– Душман что, знакомец твой, что ли?
– Что? – не понял Олег.
– Я говорю, зачем душмана из пропасти вытягивал? – переспросил снайпер и усмехнулся: – Приятель, наверное?
– Ага, братишка двоюродный… Чуть меня не угробил по-родственному. Он, гадюка, меня арканом поймал.
Олег коротко рассказал о своих приключениях и о ребятах в окопе. Он, широко размахиваясь, зашвыривал гранаты подальше влево. Рядом сухо и звонко щелкали выстрелы снайперской винтовки. Когда гранаты кончились и с душманским расчетом было покончено, они, пригибаясь, перебежками двинулись обратно.
И в это время начался новый минометный обстрел.
После первого залпа у Олега похолодело в груди – заметил, что мины взорвались точно в том месте, где был их окоп.
– Сволочи! – вырвалось у Олега. Он даже не узнал своего голоса, ставшего сухим, кашляющим.
Через несколько минут они были уже около арчи, ползком пробираясь к своему отделению. Мины ложились совсем рядом, разрывая осколками стонущий и визжащий воздух. Плотный и густой дым тола и пороха стлался по земле.
Олег задыхался в дыму и пыли, почти оглох от грохота. И удивлялся только тому, что даже сквозь эти частые разрывы постоянно слышит пулеметные очереди из окопа. И полз на них, полз на этот звук, как путник в кромешной ночи идет сквозь мрак и неизвестность к едва тлеющему на горизонте огоньку, как штурман ведет свой корабль в штормовую круговерть на слабые пунктиры маяка. В душе оставалось только злое упорство, с которым он двигался к цели: вперед, вперед, вперед!
Душманский осколок настиг его почти перед самым окопом. Тяжелый удар в бедро швырнул в сторону, тут же последовал еще один, куда-то в низ спины. Некоторое время Олег приходил в себя, пытаясь оценить ранение, после почувствовал, что его куда-то волокут. В дыму и пыли разглядел напряженную физиономию Стефанакиса. Боли почти не было, но возник растущий жар, охвативший ногу выше колена. Штанина быстро набухала от крови. Крикнул Полю, чтобы тот остановился, но снайпер по-прежнему продолжал тащить его к окопу. Пришлось его стукнуть по спине, чтобы обернулся. Вдвоем они затянули ремень на бедре Олега. Ощупав свою спину, Бестужев понял, что другой осколок разбил рацию – вот откуда был второй толчок. Зажав рукой начинавшую уже ныть ногу, отталкиваясь здоровой и держась за снайпера, он все полз и полз.
Чуть передохнув у окопа, он нашел в себе силы подтянуться к гребню и перебросить тело. Падение оказалось неожиданно болезненным. Чуть не взвыв от боли в ноге, Бестужев увидел, как следом в окоп сполз Стефанакис и тут же склонился над темным бугром. В глазах Олега стояли едкие слезы от гари и пыли. Протерев их, он понял, что Поль замер над распростершимся на земле Шухавцовым. Иван был покрыт слоем комьев земли. Олег вдруг почувствовал, как все внутри сжалось от необычного и страшного холода: пыль и комья земли лежали и на лице Шухавцова, хотя он лежал с открытыми глазами…
Снова застрочила частая дробь выстрелов; повернувшись, Бестужев увидел, как, утирая плечом кровь с лица, слился в одно целое с пулеметом Волков. Он утопал в пустых лентах. Олег испытал непередаваемое острое чувство благодарности, глядя на Анатолия.
Поль быстро распорол штанину душманским кинжалом, торчащим из-за голенища сапога. Олег ему помог наложить новый жгут повыше раны. Из испещренного осколками подсумка Стефанакис вытащил пакет, рванул зубами шнурок. Бинт моментально набух, руки снайпера пачкались в крови.
– Ты сам-то цел?
– Как видишь. Больно?
– Нормально, – Олег чуть поморщился, когда Поль сильнее прижал бинт, – терпеть можно. А что с Шухавцовым? – и напрягся, ожидая ответа.
– Ивана больше нету с нами…
Новый минный взрыв прогремел совсем рядом, он взрыхлил край окопа в левой части, там, где раньше была стрелковая ячейка Шухавцова. Стефанакис вздрогнул от взрыва, пригнулся и снова стал бинтовать Олега. По-прежнему упорно, с короткими перерывами строчил из пулемета Волков. Он казался необыкновенным. Голова его была непокрыта, припорошенные пылью волосы падали на лоб, измазанный в крови, сочившейся из надреза у виска. Анатолий их не мог не заметить, но у него сейчас не было времени приветствовать товарищей.
– Помоги мне подняться!
Олег оперся о плечо Стефанакиса, чувствуя боль в ноге, но еще сильнее в душе – за убитых друзей. Перед глазами промелькнули лица Вани Шухавцова и Саши Муравьева. Поль помог ему встать в стрелковое гнездо, положил рядом несколько полных рожков и, подняв автомат Шухавцова, тоже встал поблизости.
Внизу откатывалась назад очередная атака обезумевших от страха душманов, решивших во что бы то ни стало вырваться из западни. Короткими очередями Олег настигал петляющих и укрывающихся «духов». Видел злые огрызающиеся огоньки ответных выстрелов из-за валунов и с неукротимой яростью стрелял туда, где они возникали.
Переведя взгляд к перевалу, Бестужев заметил закопченный дымящийся бронетранспортер Абрикосова с оплавленной дырой в борту. Лейтенанту, видимо, на такой близкой дистанции не удалось уберечься от душманского гранатомета, но он все же увел с линии огня подбитую машину. Хотя, кто знает, кому в ней удалось остаться в живых?!
Голова кружилась все сильнее и сильнее. Страшно хотелось пить. Появилось ощущение тошноты.
Дав еще две короткие очереди, пулемет умолк. Олег тоже перестал стрелять. Движения противника внизу не было видно, атака в очередной раз захлебнулась. Душманский минометчик тоже перестал стрелять, может, кончились мины?
Откуда-то сзади послышался тихий стон. Оглянувшись, Олег увидел, как замер хлопотавший с новыми лентами у пулемета Волков, как остановился заряжавший патронами рожок автомата Стефанакис. Звук шел из-за старой арчи. Поль пополз в ту сторону, что-то воскликнул и через некоторое время появился вновь, осторожно подтаскивая Курчиненко. Одежда того была в пыли и крови.
– Господи, Студент! – тихо ахнул Волков и бросился помогать Стефанакису стаскивать Романа в окоп.
– Что с ним?
Сквозь стиснутые зубы Курчиненко срывались только редкие протяжные стоны, глаза его были закрыты. Неудобно согнувшись на дне окопа, он на минуту притих, пока ребята разрывали на нем куртку, а потом попросил жалобно:
– Пить… Воды… Дайте хоть глоточек!
– Ранение в область живота, – отчаянно прошептал Анатолий. – Бедный Рома. – И стал отвинчивать крышку своей фляги.
– При ранении в живот пить нельзя! – напомнил Стефанакис и жестом отодвинул флягу Волкова.
Олег снова почувствовал нарастающие волны дурноты, опустил взгляд и увидел свою густо намокшую от крови штанину. Перед глазами все пошло кругом. Головокружение делало его невесомым, поднимало и уносило куда-то вверх, в сторону. Горы подвинулись, уступая место пустоте и неизвестности.
Понимая, что рискует впасть в беспамятство, Олег крепче сжал руками автомат, до боли впиваясь пальцами в приклад. Следовало бы потуже затянуть ногу, иначе в вертикальном положении увеличится потеря крови. Но ребята были заняты перевязкой Курчиненко. Надо ждать.
«Ну ничего, ничего, – думал Олег, сдерживая приступы тошноты и сильную жажду. – Сейчас они закончат, и я их попрошу перетянуть ногу потуже».
– Мама! Вареников!.. Хочу вареников! – бредил Роман. – Только не с картоплею, а с творогом… С творогом вареников, мамочка! И сметаны мисочку, мама-а…
Едва Волков и Стефанакис закончили перевязку Курчиненко, как внизу снова загремели выстрелы, началась еще одна атака. Вернее, это была не атака, а попытка прорыва. Поль и Анатолий бросились к своим боевым позициям, и Олег понял, что с ногой все останется по-прежнему. Он физически ощущал, как кровь медленно сочится по его телу.
Переведя взгляд с затихшего Романа, зажавшего руками туго забинтованный живот, Олег взял автомат и вдруг заметил далеко за арчой пригнувшиеся фигуры.
Застрочил пулемет Волкова.
– Поль! – позвал Бестужев и не услышал собственного голоса. Потом рывком перебросил оружие на противоположный гребень окопа и несколькими скупыми очередями заставил душманов в тылу залечь. Бой был внизу, бой добрался и сюда, наверх. Неужели конец?
Автомат как живой дергался в его руках, не давая душманам поднять головы. Время от времени Стефанакис менял позицию и поддерживал Олега.
Бестужев все стрелял и стрелял, меняя рожки, хотя в глазах его уже начинал стлаться розовый туман, а уши заложило, словно ватой. И тут тихо, но явственно, откуда-то издалека донесся знакомый, еле различимый мерный стрекот. Он слабо прорывался сквозь грохот выстрелов, сквозь шум в ушах. Олег напрягался изо всех сил, стараясь окончательно не впасть в забытье и боясь, что ему лишь мерещится шум вертолетных лопастей. Но в это время Стефанакис радостно завопил:
– Ребята! Наши летят!
До боли знакомый рокот винтокрылых машин звучал все отчетливее, все сильнее…