Легба ответил ему быстрой и отнюдь не добродушной улыбкой, в последний раз провел рукой в перчатке по своему рукаву…
«Только не думай о том, что под тканью, — сказала себе Холли. — Или, точнее, о том, чего там нет».
…и поднял свою трость.
— Вряд ли я еще когда увижу кого-нибудь из вас, — сказал он. Потом посмотрел на Роберта. — Кроме тебя, разумеется. С тобой-то мы точно еще увидимся. Хотя бы однажды.
Он дотронулся рукой до шляпы, поковырял грязь тросточкой, шагнул в сторону и… исчез. Холли удивленно заморгала.
— Что он хотел этим сказать? — спросил Джорди.
Роберт пожал плечами:
— Знаете, эти старые духи… Они любят порисоваться.
Холли не стала долго раздумывать над этим. Сейчас ее интересовало только одно.
— Вы можете узнать, что случилось с нашими друзьями там, внутри? — спросила она матушку Крон.
Пророчица боялась встретиться с ней взглядом.
— Мне очень жаль, — сказала наконец она. — Я чувствую только Левиафана, и никого больше.
— То есть они… их нет?
Когда до Холли дошел смысл сказанного, все ее существо наполнила боль. Все эти люди, которые пропали. Кристи и остальные…
Как будто у нее внутри открылась могила и она теперь не знает, сможет ли удержаться и не упасть в нее. Она раньше и не подозревала, что в состоянии вынести столько горя сразу.
— Не знаю, — сочувственно ответила матушка Крон. — Все обстоит именно так, как сказал Легба. Невозможно проникнуть внутрь и что-либо разглядеть. Левиафана нельзя не почувствовать — его присутствие слишком огромно, — но больше ничего наверняка сказать нельзя.
— Но… — Джорди с усилием прочистил горло, прежде чем продолжать. На его несчастном лице Холли увидела отражение своих собственных эмоций и поспешила отвести взгляд. — Но та опасность, о которой вы раньше говорили?..
— Этого, по крайней мере, больше нет.
Пророчица взяла Хэзл за руку. Похоже, она собиралась добавить еще что-то, но тут ее внимание привлек Роберт. Холли тоже повернулась к нему и увидела, что он наклонил голову и прислушивается. «Что еще?» — хотелось ей спросить. Ей казалось, что больше она не вынесет ничего. И к тому же больше ничто не важно. Но тут она сама услышала это. То же, что и в подвале магазина, — вой. Она с удивлением обнаружила, что все еще способна бояться за себя после всего, что она уже потеряла.
— Честное слово, я думал, он проявит хоть какое-то благородство, — заметил Роберт.
— Легба редко бывает так щедр, — ответила матушка Крон.
— Кому-кому, а мне это известно.
— Это ведь ищейки? — спросил Джорди.
Роберт кивнул.
— Но я думал, вы с ними покончили.
— Я покончил с одной сворой, но в Других Мирах полно духов с перекрестков, которые спят и видят, как бы заключить сделку с лоа. Всегда найдутся охотники.
Он повесил гитару на плечо и передвинул ее на спину.
— Они меня выследят, — сказал он. — Но это не значит, что, когда они явятся, вы должны быть здесь.
Холли посмотрела на тропинку.
— Что вы будете делать? — спросила она.
— Не беспокойтесь за меня, — ответил Роберт. — Со мной все будет в порядке. Я не новичок в таких играх.
Потом, совершенно как Легба, он шагнул в сторону и исчез. Только что был здесь — и вот его уже и след простыл.
— Он прав, — сказала матушка Крон, — нам лучше уйти.
— Но наши друзья… — начала было Холли.
— Мы и прежде ничего не могли для них сделать, — сказала пророчица, — а сейчас — тем более. Либо они спаслись, либо… либо нет.
Холли еще раз посмотрела на стену тумана. Ничего не изменилось. Сквозь нее по-прежнему ничего не было видно.
— Пошли, — сказала матушка Крон.
Одной рукой она взяла за руку Хэзл, другой — Холли.
— Держитесь поближе к нам, — велела она Джорди.
— Вы можете отвести нас обратно в мой магазин? — спросила Холли.
Матушка Крон кивнула:
— Мысленно представьте себе его.
— Постараюсь.
Холли еще раз бросила взгляд на стену тумана, стараясь не думать о своих друзьях, мертвых или живых, запертых там, но она не могла думать ни о чем другом.
Вой теперь уже был совсем близко.
— Лучше бы нам не встречаться с ищейками, — заметила матушка Крон.
Холли хотела ответить «да» или «конечно», но почувствовала, что ей тяжело вымолвить даже слово, поэтому просто кивнула.
Матушка Крон повторила все то, что она делала в торговом центре, — подняла руки над головой, потом широким движением, через стороны, опустила их вдоль тела. Когда ее руки сошлись, воздух засветился, и скоро перед ними уже мерцал портал. Они видели книжный магазин, освещенный уличным светом через витрину.
— Это он? — спросила матушка Крон, снова взяв Хэзл и Холли за руки.
— Да, он, — ответил Джорди, потому что Холли по-прежнему не могла говорить — так огромно было ее горе.
Она послушно перешла вслед за матушкой Крон из одного мира в другой. Джорди последовал за ними. Портал закрылся так же неслышно, как и открылся, и вместе с ним исчезла всякая надежда когда-нибудь увидеть друзей.
Я была почти уверена, что умерла, когда, сползая по плечу Левиафана, ослепла от белой вспышки. Помню, я подумала, что это, вероятно, тот самый свет, о котором обычно говорят люди, испытавшие клиническую смерть, — свет в конце туннеля. Сначала ты видишь светящуюся точку, она горит на довольно большом расстоянии от тебя. Потом начинаешь подниматься и одновременно опускаться, двигаясь по направлению к этой точке. И наконец она поглощает тебя целиком и все становится белым.
Не знаю. Я никакого туннеля не видела. Но я точно падала, соскользнув с гладкого плеча Левиафана, и все действительно в конце концов сделалось белым.
Прихожу в себя.
Сначала я совершенно дезориентирована, а потом все выстраивается у меня в голове, правда как-то странно — не в порядке убывания или возрастания значимости фактов.
Я понимаю, что больше нет крови. Я была вся в крови, а теперь — ни единой капельки.
У меня очень сильно болит плечо, — похоже, я именно на него упала с Левиафана.
Озера больше нет.
И Левиафана нет!
Библиотека… библиотека изменилась. Я сажусь и осматриваюсь. Ряды книг нескончаемо тянутся вдаль, но теперь я могу видеть высокий сводчатый потолок со светильниками, висящими через равные промежутки. Коридоры, некоторые из которых идут вниз, некоторые — вверх, устланы ковровыми дорожками с восточным орнаментом. Ряды шкафов прерываются иногда маленькими островками — три кожаных кресла, диванчик, столик, настольная лампа.
Я смотрю туда, где раньше было озеро. Медленно встаю и иду к одному из книжных шкафов, который находится как раз в том месте, где был берег. Я дотрагиваюсь до книжного шкафа и обнаруживаю, что он очень устойчивый и тяжелый. Достаю книгу с полки, перелистываю ее. Потом другую. Книги настоящие.
Значит, Левиафан…
Умом я постигаю его огромность, но моя память сохраняет нечто высотой всего лишь футов двадцати. И даже такие размеры неправдоподобны. Неужели я взобралась на эту махину и ударила ножом?..
Тут я вижу нож ищейки. Он лежит на ковре.
Потом я вспоминаю о своих спутниках.
Осматриваюсь. Никого нет. Ни Саскии, ни Джексона. И Либрариуса нет, но я вижу груду одежды там, где, как я помню, он лежал, прежде чем весь мир стал белым.
Я подхожу и дотрагиваюсь до ткани ногой. Да, это его одежда. И веревки, которыми я его связала.
Думаю, он все-таки распался на части.
Не то чтобы я сильно сожалела об этом, но что тогда стало с Саскией и Джексоном? И если они тоже распались, то где же их одежда? И почему я все еще здесь?
Здесь так тихо, что любой звук, который я издаю, кажется очень громким — шарканье моих ног по ковру, мое дыхание. Не знаю, почему меня это заботит. Непохоже, что сейчас кто-нибудь придет и цыкнет на меня. Потом я слышу голоса. Кто-то — и не один — приближается. Через секунду я соображаю, откуда они идут.
Я прикидываю, надо ли мне прятаться, но потом соображаю, что уже поздно об этом раздумывать и к тому же нет необходимости, — я их узнаю. Это Кристи, жестянщик и еще трое людей, которых я уже видела, когда жестянщик передавал мне нож. Они, похоже, не меньше меня ошарашены и застывают как вкопанные.
Должно быть, вид у меня еще тот, думаю я, но тут же вспоминаю, что больше не измазана в крови.
Неужели все это действительно случилось? Было ли вообще это озеро и был ли Левиафан? И правда ли, что я его убила?
Я вспоминаю, как кровь фонтаном била из его горла, и судорога сводит мой желудок.
Потом я еще кое-что вспоминаю — это странное ощущение, которое разлилось у меня внутри, когда Левиафан умирал. Что-то во мне сдвинулось тогда. Что-то изменилось. Но я точно не знаю что. Просто я чувствую себя другой. Теперь я ощущаю каждую клеточку своего тела, кожи, крови, костного мозга.
Кристи и другие приближаются ко мне. Они останавливаются снова футах в шести от меня.
— Кристиана… — говорит Кристи и на некоторое время замолкает. — Можно тебя так называть?
Я не могу удержаться от улыбки. Даже среди всего происходящего ему необходимо закрепить свое право собственности на меня. Он всегда хотел дать мне имя, но я не позволяла ему положить меня в нужную коробочку и приклеить этикетку. Наверное, ему жестянщик сказал. Впрочем, это больше не имеет значения.
Может быть, я и родилась его тенью, но по восприятию мира, по опыту я — самостоятельная личность с тех пор, как семилетней девочкой-сорванцом попала под опеку шарика с руками и ногами. Он не в силах положить меня в коробочку, разве что в собственную черепную коробку. Но это не изменит моей внутренней сущности. Он не может знать меня лучше, чем я знаю его. Если, конечно, не принимать во внимание того, что мы сказали друг другу, и того доверия, которое обязаны испытывать друг к другу, чтобы общаться.
Так что я сама сейчас вольна выбрать коробочку, в которую он меня поместит.
— Конечно, — отвечаю я, — можешь так меня называть.