Тэнгу привел священника на склон горы, поросший соснами.
– Теперь, – сказал он ему, – подожди немного, только глаза закрой. И не открывай, пока не услышишь голос Будды, проповедующего Закон. Тогда можешь смотреть. Но запомни! Когда явится перед тобой Будда, ты ни в коем случае не должен давать волю своим набожным чувствам: ни словом, ни жестом ты не должен показывать своего благоговения. Оставайся нем и недвижим. Не говори: «Воистину так!», не говори: «О, Благословенный!». Если сделаешь хоть малейшее движение, если издашь хоть один звук, мне придется очень плохо.
Священник с радостью пообещал сделать все, как говорит тэнгу, и остался один. Тэнгу удалился, чтобы, по его словам, «подготовиться».
Между тем день кончился, стемнело. Старый священник терпеливо ждал под деревом с закрытыми глазами. Внезапно совсем рядом зазвучал прекрасный голос, глубокий и чистый, как звук огромного колокола, – голос Будды Шакьямуни, провозглашавшего Совершенный Путь. Священник открыл глаза и сразу зажмурился. Все вокруг было залито ослепительным сиянием. Местность преобразилась. Он действительно был на священной индийской Горе Грифов, а время вокруг было временем Сутры Лотоса Благого Закона. Исчезли сосны, их место заняли незнакомые сверкающие деревья с листвой и плодами в виде драгоценных камней. Землю действительно покрывали цветы мандара и манджушака , водопадом стекающие с небес. Ночь была наполнена ароматами и чарующей прелестью дивного голоса. Прямо перед собой священник узрел Благословенного, сидящего на Львином троне – от него исходило сияние, как от полной Луны в небе. По правую руку от Будды помещался Самантабхадра, по левую – Манджушри , а перед ним раскинулось море дивных существ, сверкающих, словно звезды в небе – это были толпы махасаттв и бодхисаттв со своими бесчисленными последователями: богами, демонами, нагами, людьми и вовсе уж нечеловеческими существами. Шарипутра был здесь, и Кашьяпа, и Ананда с другими учениками Татхагаты, цари-дэвы и цари-драконы, четыре великих небесных царя, подобные огненным столпам, гандхарвы и гаруды, боги Солнца, Луны и Ветра, а вокруг – мириады сияющих небес Брамы. А дальше, в неизмеримой дали озарились восемнадцать тысяч миров на востоке со всеми их обитателями, пребывавшими в Шести Состояниях. Затем очертания Будды померкли – он вошел в нирвану. Все боги и все демоны склонились перед Львиным троном, и священник услышал хор бесчисленных существ, подобный шуму океанского прибоя, прославляющий Сутру Лотоса Благого Закона. В экстазе священник забыл о своих обещаниях, данных тэнгу, он и вправду решил, будто стоит посреди этого множества великих сущностей, и простерся ниц, выкликая вместе со всеми: «О, Благословенный!»
Тотчас земля под ним вздрогнула, словно при землетрясении, грандиозное собрание исчезло, и священник обнаружил себя стоящим на коленях в темноте на горном склоне. Невыразимая печаль охватила его: ведь он потерял возможность наблюдать за великим событием и к тому же по собственной глупости нарушил данное слово. Он поднялся с колен и понуро побрел домой. Но стоило ему сделать несколько шагов, как перед ним явился тэнгу. С болью и упреком он сказал священнику:
– Ты не сдержал обещания. Ты позволил своим чувствам взять верх над тобой. Из-за этого Гохотэндо, Страж Учения, прянул с небес на землю и накричал на меня в великом гневе: «Как ты посмел обмануть доверие, оказанное тебе?!» От его удара молнии монахи, которых я собрал и учил здесь, в горах, бежали в страхе, а у меня теперь сломано крыло. Я не смогу летать. И все это сделала твоя несдержанность!
С этими словами тэнгу исчез.
Хораи
Бездонная синь небес отражается и растворяется в морской синеве… Даль подернута чуть светящейся дымкой. Весенний день, утро.
Только небо и море – сплошная лазурная беспредельность. Где-то впереди легкая морская рябь дробит и преломляет свет, вспыхивающий на пенных завитках волн. А еще дальше все уже совершенно недвижимо, там нет ничего, кроме туманной теплой синевы воды, неуловимо переходящей в небесную синь. Горизонта нет. Вместо него – нежнейшие цветовые переходы: синий цвет становится все глубже, словно пространство бесконечно раскрывается навстречу взгляду, унося зрителя все дальше и дальше под невообразимо просторные своды небес. А цвет все гуще… и там, в самом сердце этой невыразимой лазури парит бледное видение дворцовых башен с высокими крышами, изогнутыми, словно лунный рог, – отзвук нездешнего величия и неимоверной древности.
… Вот такими словами я пытаюсь описать какемоно – японскую картину на шелке, висящую у меня в спальне. У нее есть название – «Синкиро», что означает «Мираж». Мираж-то он, конечно, мираж, да только в его очертаниях безошибочно угадываются контуры волшебной страны Хораи – полумесяцы крыш дворца Короля Драконов ни с чем не спутаешь. Картина написана современной японской кистью, но формы построек на картине – дело рук китайских мастеров двухтысячелетней давности.
Вот что сказано об этой стране в древних китайских манускриптах: волшебная страна Хораи не знает ни смерти, ни боли. Там никогда не бывает зимы. Цветы в этих блаженных землях никогда не увядают, а ветви деревьев круглый год отягощены спелыми плодами. Человек, отведавший тех плодов, уже никогда не испытает ни голода, ни жажды. Волшебные растения этой страны – соринси, рикого-айю и банконто – исцеляют любые болезни, а трава ёотинти способна воскрешать мертвых. И деревья и травы вспоены живой водой, единственный глоток которой дает вечную молодость. Те, кто населяет Хораи, едят рис из маленьких-маленьких мисочек, однако рис в них не убывает, сколько бы его не съели, и так до тех пор, пока человек не насытится. Жители Хораи пьют вино из маленьких-маленьких чашечек, но вино в них не кончается до тех пор, пока пьющего не охватит сладостная истома.
Об этом и о многом другом повествуют легенды династии Шань. Конечно, трудно поверить, что рассказчики видели чудесный остров Хораи наяву. Разве что в грезах… Ведь не бывает на самом деле ни волшебных плодов, навсегда утоляющих голод, ни волшебной травы, воскрешающей мертвых, ни фонтанов с волшебной водой, ни мисочек и чашечек, в которых не переводятся еда и питье. Нет на свете беспечальных земель, и неправда, будто смерть обходит стороной хотя бы один земной придел. И даже в Хораи ветер зимой пронизывает до костей, а на крыше дворца Драконьего Короля лежат огромные сугробы.
И все же, все же… Много чудесного в блаженных землях, но о самом чудесном древний китайский автор не упоминает. Это воздух Хораи. Такого воздуха нет больше нигде на свете. Солнечный свет, проходя сквозь него, окрашивается в молочно-белый цвет и совсем не ослепляет. Это воздух не нашего эона. Атмосфера Хораи так невообразимо стара, что мне и думать страшно о том, какая пропасть времени нас разделяет. Прежде всего, воздух Хораи – это вовсе не смесь азота и кислорода. Это чисто душевная субстанция, состоящая из душ мириадов поколений, слившихся в одну почти прозрачную взвесь. Эти люди жили так давно, что даже думали совсем иначе, чем мы. И теперь, если человек вдохнет воздух Хораи, в его кровь проникнет трепет всех этих несчетных душ, и всё его существо изменится необратимо. Он начнет иначе воспринимать пространство и время, видеть мир так, как видели его те, древние, чувствовать, как чувствовали они, и думать, как они. Поначалу эти изменения не очень-то и заметны, но со временем они позволяют увидеть Хораи так, как видел вот этот древний автор:
«На Хораи не знают о Зле, поэтому сердца жителей там никогда не стареют. А раз сердце у них вечно юное, они улыбаются с рождения до смерти. И лишь тогда, когда боги посылают горе, жители Хораи закрывают лица вуалями и не снимают их, пока не пройдет печаль. Там все любят всех, все доверяют всем, словно принадлежат к одной семье. Голоса женщин там подобны птичьему пенью, потому что сердца их светлы, как души птиц. Когда их девы за игрой машут рукавами, кажется, что это взмахи широких мягких крыльев. В Хораи нечего скрывать, кроме горя, там нечего стыдиться, там нет замков на дверях, ибо нет воровства; и днем и ночью все дома стоят нараспашку, и нет причин для страха. И поскольку населяет Хораи дивный, хотя и смертный народ, эльфы, все вещи на Хораи очень маленькие, кроме дворца Драконьего Короля, конечно. В Хораи действительно едят из маленьких мисочек и пьют из маленьких чашечек…»
Конечно, многие чудеса Хораи обязаны своим существованием удивительному воздуху блаженного острова, многие, но не все. Хораи – это Идеал, пришедший из далекого прошлого, древняя надежда, завещанная роду человеческому. Частицы этого идеала нашли воплощение во многих сердцах: в простой красоте бескорыстной жизни, в женской добродетели…
Злые западные ветра дуют над блаженной страной Хораи, и ее волшебная атмосфера, увы! год от года сжимается под их натиском. Ее отсветы еще можно увидеть в ярких облачных лентах, что расцвечивают пейзажи японских художников. Но это лишь обрывки эльфийских туманов, напоминающие о Хораи, о, только напоминающие, да и то не всегда. Помните, мы говорили в начале: Хораи ведь почти то же самое, что и синкиро – мираж, неосязаемое видение. И это видение всё тает и тает, и скоро останется лишь в картинах, стихах и грезах…
В ПРИЗРАЧНОЙ ЯПОНИИ
Напрасно думаешь, что видишь сны лишь ночью, –
Весь мир, подверженный страданью – только сон…
Фрагмент
[…]
В закатный час они пришли к подножью горы. Ни единого признака жизни не было вокруг – ни капли воды, ни травинки, ни тени пролетающей птицы – запустение царило окрест, лишь умножая себя по мере подъема. Вершина горы терялась в заоблачной выси. Тогда Бодхисаттва сказал своему юному спутнику:
– Ты увидишь то, что хотел увидеть. Но место, откуда ты сможешь видеть, далеко, а дорога трудна. Следуй за мной и ничего не бойся. Сила пребудет с тобой.