– Хоити, мой бедный друг, ты теперь в большой опасности! Какое несчастье, что ты не рассказал мне все это раньше! Твое чудесное мастерство едва не погубило тебя. Ты, видно, уже понял, что не было никакого богатого дома. Ты проводил ночи на кладбище среди гробниц Хайкэ. Мои люди нашли тебя возле могилы Антоку Тэнно. Ты сидел и пел под дождем. Все, что ты представлял себе, было иллюзией, все, кроме зова мертвых. Однажды ответив на их зов, ты оказался в их власти. Если ты еще раз подчинишься им, тебя сотрут в порошок! Впрочем, рано или поздно они все равно доберутся до тебя. А я не могу защищать тебя постоянно. Вот и сейчас мне опять надо отправляться на службу на другой конец города. Но прежде я постараюсь оберечь тебя. Иди-ка сюда, я нанесу тебе на тело священные знаки.
Монах и послушник раздели Хоити и кисточками для письма вывели у него на груди, на спине, голове и шее, на ладонях и ступнях и на прочих частях тела строки священной сутры Ханъня синкё9. Когда они закончили это достойное занятие, монах стал наставлять Хоити:
– Вечером, как только я уйду, ты сядешь на веранде и будешь ждать. Тебя позовут. Что бы ни случилось, сиди, не двигайся, не отвечай. Молчи, словно медитируешь. Стоит хотя бы шелохнуться, и тебя разорвут на части. Не позволяй страху одолеть себя, не думай о том, чтобы позвать на помощь – никто тебе не поможет. Но если ты сделаешь, как я говорю, беда пройдет стороной, и с тобой ничего не случится.
Как только стемнело, монах и послушник ушли, а Хоити уселся на веранде, твердо намереваясь в точности выполнить полученные указания. Он положил рядом биву и принял позу для медитации, выровнял дыхание и дал себе обещание не кашлять. Время словно замерло.
Неизвестно, сколько он просидел так, прежде чем послышались знакомые шаги. Кто-то вошел в ворота, приблизился к веранде и остановился прямо перед слепцом.
– Хоити! – позвал низкий голос.
Человек на веранде не шелохнулся.
– Хоити! – мрачно повторил голос, а когда ему снова никто не ответил, крикнул гневно: – Хоити!
Музыкант оставался недвижим, как камень. Голос же проворчал недовольно: «Не отвечает! Так дело не пойдет. Надо посмотреть, куда подевался этот парень…». Вслед за тем заскрипели ступени веранды и Хоити почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит. Мертвая тишина воцарилась под навесом. Бедному сказителю казалось, что тело его сотрясается от ударов сердца и это неизбежно выдаст его.
Наконец, грубый голос пробормотал рядом с ним: «Хм! Вот бива; а от музыканта я вижу только уши! Теперь понятно, почему он молчит. У него нет рта, чтобы ответить. От него вообще ничего не осталось, кроме ушей. Ладно. Отнесу повелителю уши. Это докажет, что я исполнил светлейший приказ, как мог».
В то же мгновение Хоити ощутил, как железные пальцы ухватили его за уши и одним движением оторвали их! Боль была адская, и все-таки он стерпел и не проронил ни звука. Тяжелые шаги удалились в сторону ворот. По щекам Хоити струилась горячая кровь, но он даже рук не смел поднять.
Перед рассветом вернулся монах. Он сразу поспешил к веранде, но поскользнулся на чем-то липком и чуть не упал. Посветив фонарем, монах увидел под ногами кровь и закричал от ужаса. Потом он поднял глаза и заметил Хоити, сидящего неподвижно в позе для медитации. По лицу музыканта все еще струилась кровь.
– Мой бедный Хоити! – воскликнул пораженный монах. – Ты ранен?
Узнав голос друга, Хоити понял, что спасен. И тогда он разрыдался. Лишь спустя некоторое время он смог рассказать, что произошло с ним на веранде.
– Ах, Хоити! Это моя вина! – воскликнул монах. – Горе мне! Я выписал строки сутры по всему твоему телу, а послушнику доверил голову и не позаботился проверить, как он справился со своей частью работы! Твои уши остались незащищенными! Ну да ладно, слезами горю не поможешь. Давай обработаем твои раны и будем уповать на лучшее. Не кручинься, друг! Все опасности позади. Тебя больше никогда не потревожат твои ночные гости.
Призвали хорошего врача, и с его помощью Хоити скоро оправился от ран. История об этом странном приключении разошлась далеко и сделала музыканта еще более известным. Многие благородные люди приходили в Акамагасэки, чтобы послушать, как он исполняет балладу о битве при Данно-ура. Сказителя щедро одаривали, и со временем он стал вполне состоятельным человеком. Но с тех пор и до конца жизни за ним так и осталось прозвище Миминаси-Хоити, Хоити-Безухий.
Осидори10
В провинции Муцу, в округе Тамура но Го жил-был сокольничий и охотник по имени Сёндзё. Однажды он целый день провел на охоте, но так ничего и не добыл. Уже по пути домой возле Аканумы ему попалась на глаза пара осидори , плывущих вниз по реке бок-о-бок. Все знают, что убивать осидори нехорошо, но Сёндзё сильно проголодался за день, поэтому он вскинул лук и выстрелил в уток. Стрела пронзила селезня, а вторая утка метнулась в камыши у противоположного берега и пропала. Сёндзё принес добычу домой и съел.
Ночью ему приснилось, что в комнату вошла прекрасная женщина, встала у изголовья и разрыдалась так горестно, что у Сёндзё едва сердце не разорвалось. Сквозь слезы незнакомка стала упрекать охотника: «Почему, ну почему ты убил его?! Что за преступление он совершил? Мы были так счастливы в заводях Аканумы, а ты убил его! Он же ни в чем не виноват перед тобой. Ты хоть понимаешь, что ты наделал, какое зло сотворил? Ты же и меня убил, потому что теперь я не смогу жить без мужа. Я пришла только затем, чтобы ты узнал, что наделал». Женщина плакала так горько, что Сёндзё пробирало до костей. Под конец незнакомка произнесла стихи:
Когда наступали сумерки,
Мы вместе возвращались домой…
Теперь в камышах Аканумы
Мне спать предстоит одной…
Какое невыразимое горе!
Произнеся эти слова, женщина воскликнула: «Ты пока не понимаешь, что ты наделал! Но завтра в Аканума ты увидишь, увидишь…». Речь ее снова прервалась рыданиями, и она исчезла.
Проснувшись поутру, Сёндзё так явственно помнил свой сон, что не мог не встревожиться. В ушах все еще звучали слова: «… завтра в Аканума ты увидишь, увидишь…». Сёндзё тут же решил отправиться к реке и убедиться, только ли сон видел он этой ночью.
Выйдя на берег, охотник сразу заметил одинокую утку. Птица вовсе не испугалась человека, наоборот, она повернула голову и, пристально глядя в глаза Сёндзё, поплыла прямо к нему. Возле самого берега осидори вспорола себе грудь клювом и умерла.
После этого случая Сёндзё обрил голову и стал монахом.
История О-Тэи11
В городе Ниигата в провинции Этидзен жил некогда человек по имени Нагао Тосэи.
Отец Нагао был лекарем и сына обучил своему ремеслу. Еще в раннем детстве Нагао обручили с дочерью отцовского друга. Девочку звали О-Тэи. Семьи договорились отложить свадьбу до того времени, когда Нагао закончит обучение. Но О-Тэи росла слабенькой, а в пятнадцать лет подхватила еще и чахотку. Жить ей оставалось недолго, и как только О-Тэи узнала о своей участи, она послала за Нагао, чтобы проститься с ним.
Юноша пришел и встал на колени возле изголовья больной.
– Нагао-сама12, суженый мой! – сказала ему О-Тэи. – Мы обручены с детства, а в этом году могла бы состояться наша свадьба. Но богам виднее, что лучше для людей. Я умираю и это хорошо. Ведь проживи я еще несколько лет, что кроме забот и горя изведали бы вы со мной? С моим здоровьем я никогда не стала бы хорошей женой. Продолжать жить хотя бы только ради вас – было бы эгоистично с моей стороны. Я уже смирилась с мыслью о смерти, и хочу попросить вас не горевать о моей кончине. Но вот что еще я хотела вам сказать. Я думаю, нам суждено встретиться снова.
– Конечно, суждено, – совершенно серьезно ответил ей Нагао. – И там, на Чистой Земле13 нам уже не будет грозить боль разлуки.
– Нет-нет, – мягко возразила О-Тэи, – я имею в виду вашу нынешнюю жизнь, Нагао-сама. Конечно, если вы этого захотите. Только придется подождать. Ведь я должна родиться вновь и успеть вырасти. Я понимаю, что пятнадцать-шестнадцать лет – это долго. Но ведь вам сейчас только девятнадцать…
Нагао не хотел спорить с умирающей. Он ласково ответил:
– Ждать тебя, моя суженая, не только мой долг, но и великое счастье. Ведь мы обещаны друг другу в семи следующих воплощениях.
– Вы не верите мне? – спросила О-Тэи, вглядываясь в лицо жениха.
– Дорогая моя, – отвечал смущенный Нагао, – я только сомневаюсь, что смогу узнать тебя в другом теле, под другим именем. Ты же не сможешь подать мне знак?
– Наверное, нет, – вздохнула она. – Только боги и Будда знают, когда и где нам суждено встретиться снова. Но если вы будете ждать меня, я обязательно вернусь к вам. Помните мои слова.
О-Тэи замолчала, откинулась на подушку и закрыла глаза. А вскоре перестала дышать. Она была мертва.
* * *
Нагао был искренне привязан к О-Тэи и сильно горевал. Он сделал поминальную табличку с ее именем14, поместил в свой домашний алтарь и каждый день совершал перед ней жертвоприношения. При этом он не переставал думать о последних словах О-Тэи и, чтобы порадовать ее дух, даже написал торжественное обещание жениться на ней, если она сможет вернуться к нему в другом теле. Бумагу он скрепил личной печатью и положил в алтарь рядом с поминальной табличкой.
Поскольку Нагао был единственным сыном в семье, жениться ему все-таки пришлось. Спустя некоторое время он уступил желанию отца с матерью и привел в дом жену, выбранную родителями. Но и тогда он продолжал совершать приношения в домашнем алтаре перед именем О-Тэи, с грустью и теплотой вспоминая свою первую суженую.
Шли годы, и постепенно прошлое затуманивалось, имя О-Тэи тускнело в памяти Нагао и он, если и вспоминал свою несостоявшуюся жену, то чаще как сон, оставивший по себе боль на сердце.