– Папа говорил, что он был очень красивым ребенком, – поддакнула Элиза. – Сама Ядвига уродилась не очень привлекательной. Чернявой, с бровями густыми, усами. Но вы и сами это видите. А Коленька в папу пошел. Женщина его от прибалта родила. Он вроде и темненький, но кожа белая, глаза голубые. Только пустые.
– Как Балу его крепко держит, заметили?
– Будто любит не только как воспитанника…
– Она спала с ним, сто процентов.
– А он все равно бежал к таким, как мы, – припомнила слова Беллы Аллочка. – Девочки, надо решать, как быть дальше, и выбираться. Посмотрите на Ленку. Она из последних сил держится. Ей в больницу надо.
Пила на самом деле находилась на грани. Она вытаскивала себя из бессознательности, как Мюнхгаузен из болота. Хотелось провалиться в небытие, но она была нужна подругам.
– Ленка, тебе еще таблетку дать? – склонилась над ней Матвей. Пила сама не заметила, как опустилась на пол.
– У меня ничего не болит. Но я вырубаюсь. Мелкая права, надо решать.
– Какие предложения?
– Я свое озвучила, – подняла руку Богема.
– Мы убили человека. Ты хочешь об этом сообщить властям?
– Но это была самооборона.
– Готова доказывать? Учти, мы все скажем, что ты тоже принимала участие в расправе. Горло перерезала я, ОК. Но вы все помогали. Все, Тюля! – Матвей разразилась отборным матом. – Сука, ты жрешь? – Именно это она и делала. Нашла холодильник, плюхнулась возле него и закидывала в свою топку все, что попадалось под руки.
– Нужно уйти отсюда – и все, – с набитым ртом проговорила Дашка. – Балу сгниет в подвале. Ядвига истлеет. Их найдут через полгода, не раньше.
– Я предлагаю закопать труп Балу. Чтобы тот, кто когда-нибудь попадет в этот дом, не обнаружил его.
– А с Ядвигой что будем делать? – спросила Мара. Она толкнула кресло, и мумия начала раскачиваться туда-сюда. За этим с плаката наблюдал улыбающийся олимпийский мишка. Никогда ранее она не воспринимала его как зловещего персонажа. Но сейчас он пугал ее, и Одесса отвернулась.
– Пусть сидит. Умерла и умерла.
– Если будем хоронить Балу, надо и от ее вещей избавиться.
– Сожжем в печи. Но сначала обыщем дом.
Девушки разбрелись по нему. Только на мансардный этаж никто не полез, он явно был необитаем.
Одна Ленка не участвовала в обыске. Она сидела возле еще теплой печки и смотрела на мишек, улыбающихся ей из-за стекла. Оказывается, среди них был тот, что удостоился золотой медали. Именно ее выиграла Ядвига? Очевидно. А как раз этот медведь был любимцем Коленьки.
«Они обе были сумасшедшими, – пришло к Ленке. – И подпитывались друг от друга безумием. Детей теряют, увы, многие. Но, оплакав их, живут дальше. А Ядвига и Белла возвели алтарь Коленьки. Блаженного, почти святого. Поклонялись ему… И одна из них, самая живучая, решила принести на него жертву!»
Кто бы знал, как ей сейчас хотелось сыграть! Выразить эмоции в музыке. Но скрипки нет… И рук! Ленка посмотрела на то, что от них осталось, и тихо заплакала.
– Я нашла бабки, – прокричала Алка.
– Много там? – спросила Мара, которая шарила по подоконникам. Она наслаждалась тем, что видит огород, забор, обгоревший остов дачи Райских. Что угодно, лишь бы не стены, низкий потолок и железную дверь.
– Да.
Она вышла из спальни Балу с пачкой долларов. Были и рубли, но в меньшем количестве.
– У Ядвиги явно была хорошая пенсия. И Балу копила.
– Посчитай и раздели на всех.
– Мне не нужны деньги покойницы, – заявила Элиза.
– Нашим легче!
Матвей, что вела свои изыскания в сенях, зашла в дом.
– Надо выволакивать Балу, – сказала она. – Зароем ее, пока темно.
– Еще только полночь, – бросила утолившая свой голод Тюля.
– А земля мерзлая! Там есть яма, ее копали весной подо что-то. Но надо расширить и углубить.
– У нас получится?
– У тебя, Тюля! Ты ответственная за яму. Поняла?
– Я не умею копать.
– Да, я знаю. Только сосать. Но тебе придется научиться. – Матвей схватила Дашку за шиворот и попыталась сдвинуть с места. Но где там! – Вставай, – гавкнула на нее Оля. И слюни обрызгали лицо Дашки. – Иначе ляжешь вместе с Балу. Будут в могиле лежать два чудища – Годзилла и Кинг-Конг.
Тюля поднялась и пошла за Матвеем.
Та вывела ее во двор. К яме, возле которой промерзла горка земли. В ней торчала лопата.
– Пруд она, что ли, копать хотела? – пробормотала Матвей. – Или яму компостную? Короче, Тюля, давай ковыряй землю. А мы будем вытаскивать Балу. Или ты хочешь поменяться с кем-то?
– Нет, я буду ковырять. Но мне бы еще кого-то в помощь.
– Обойдешься. Работай. Сжигай жиры.
Когда Матвей вернулась в дом, то услышала возглас Мелкой:
– Тысяча долларов каждой.
Для них это была запредельная сумма. За кусок зелени можно было машину купить. Не новую, но и не совсем убитую. Подержанную «девятку» в нормальном состоянии.
– Идем за Балу, – сказала Матвей. – Выволочем ее и закопаем.
– А может, подожжем дом? – встрепенулась Элиза. Она, обыскивая помещение, нашла спиртовую настойку для суставов или других медицинских целей. Лизнула, горечь оказалась не омерзительной, и она выпила пузырек. – Спалим дачу, как она нашу. И огонь скроет все следы.
– Два пожара за такой короткий промежуток времени привлекут внимание органов и журналистов. А нам надо оставаться в тени.
Все с ней согласились. И потопали к дверям подвала.
– Можно, я останусь? – спросила Мара. – Помогу Тюле копать?
– Ладно, иди. Только лопат больше нет.
– Я видела кирку. Ею еще лучше крошить мерзлую землю.
Все понимали, что ей страшно спускаться. А Ленка при всем желании не могла сделать это. В итоге они втроем, Матвей, Алка и Элиза, волокли мертвое тело. При жизни Балу весила кило девяносто пять, а после смерти… Тонну!
Они бросили тело у крыльца. На снег. А чтоб не видеть страшной раны на шее и пустых глаз Балу, накрыли труп старым верблюжьим одеялом, пропитанным запахом сырости.
Мара с Дашкой копали. Но дело двигалось медленно.
– Хватит филонить! – рявкнула на Тюлю Матвей.
– Не кричи, – шикнула на нее Алка. – Вдруг кто услышит?
– Кто? Все дома темными стоят. Нет поблизости никого.
– И все равно давайте меньше шума издавать. Не картошку сажаем.
Матвей спорить не стала, отобрала кирку у Мары, у которой пот катился по лицу, а руки дрожали от напряжения, и стала углублять яму. При ней Тюля стала работать усерднее.
– Может, хватит? – спросила она через полчаса.
– Рой. Покойницу никто и никогда не должен найти. Когда снег начнет таять, почва поплывет, а в мае понаедут дачники с собаками, они разроют яму, если та окажется неглубокой.
Из дома, шатаясь, вышла Ленка. Она была в огромном тулупе Балу.
– Я бросила в печь сберкнижку, квитанции, – сказала она. – Личные вещи Балу, фотографии: ту, на котором она с Ядвигой и Коленькой, и портрет.
– Зачем? – спросила Элиза.
– Не знаю. Сначала думала, что так будет лучше, потому что рано или поздно Ядвигу найдут и будет какое-то следствие. А потом поняла: я просто хочу истребить все ее следы. Девочки, она моей скрипкой печку растапливала. Я нашла струны, – всхлипнула Ленка.
– Все, сейчас закопаем ее и забудем об этих днях, как о страшном сне, – это сказала Маришка. Она подошла к Пиле, обняла ее. – Я сегодня же уеду отсюда. Зайду за паспортом, он в доме матери, точнее, том, где она живет, сяду в первую пришедшую электричку и отправлюсь навстречу новой жизни.
– Так и нужно сделать, – согласилась с ней Матвей. – Уехать.
– Но мы не можем, – напомнила Алка. – Мы на попечении государства.
– Плевать ему на нас. Больше недели мы отсутствовали. Все решили – сбежали. Вот я и сбегу. Бабки, хвала небесам, есть.
– А документов нет.
– Придумаю что-нибудь.
– Получается, мы расстаемся?
– Распадаемся, как «Битлз», – хмыкнула Ленка.
– Значит, сегодня последнее собрание банды лифчиков?
– Да, мы должны прекратить друг с другом общаться, чтобы забыть о том, что сделали. Сейчас мы еще не понимаем до конца, с чем нам придется жить. Аффект не прошел.
– Так давайте сначала зароем великаншу, – скомандовала Матвей. – Потом пойдем отмоемся, чего-нибудь пожрем и с рассветом двинем кто куда.
Девочки взяли Балу за руки и ноги. Подтащили к яме и бросили ее туда. Труп упал боком. Если не присматриваться, можно подумать, что в земле лежит спящий человек. На нем спортивный костюм, футболка с олимпийской символикой, обрезанные валенки. Сверху тело накрыли одеялом.
Начали закапывать.
Когда поверхность стала ровной, они закидали ее снегом. Притоптали. И все равно могила, как бельмо, сразу бросалась в глаза.
– Когда пойдет снег, все сровняется, – не очень уверенно проговорила Маришка.
– Я видела старый стол на заднем дворе, давайте его перенесем сюда, – предложила Элиза. – Рядом яблоня. Мы поставим его, будто хозяйка летом любит пить чай из самовара под плодоносящим деревом.
Так и сделали. Стол поставили. Его тоже снежком закидали. А рядом березовые пеньки из дровницы разместили вместо стульев. Стало лучше.
Девушки вернулись в дом. Грязные, потные, они хотели бы принять душ, но его не было. Вода из-под крана также не лилась. Была наполненная бочка, но ее на всех бы не хватило. Они стали набирать снег и растапливать его у печи.
Алка сбегала в подвал. Одна она его не боялась. Даже Матвей не согласилась идти туда за мешком продуктов, что кинула им Балу до того, как умереть. А Мелкая принесла сначала его, потом пакеты с фекалиями и мусором.
– Никто не должен узнать, что в подвале держали пленных, – сказала она. – Матрасы, одеяла я тоже собрала в кучу. Будто там склад старья.
– Ты вернешься в детдом? – спросила Ленка. Она не ела. Только пила воду. Ее ей подносила Элиза. Сама Пила не могла ничего взять. Ее руки раздулись и посинели.
– А куда еще? У меня нет другого выбора.
– Можешь отправиться со мной, – бросила Матвей.