И все же Элиза выпила третью. После чего спрятала бутылку со стопкой в шкаф. Девочки уже были у ее подъезда.
Она встретила их в прихожей.
– Вы не в полном составе? – удивилась Элиза.
– Дашка игнорит нас, – ответила ей Матвей. Она снова переоделась. Утром была в джинсах и худи, а сейчас в брючном костюме по фигуре. На ногах опять лодочки на каблуке. Волосы собраны в высокий хвост. Красавица! – Ну да фиг с ней. Пользы от Тюли все равно никакой.
– Может, боялась встретиться с Нео?
– Зачем я ребенка буду с собой таскать? – нахохлилась Мара. – Он с полюбившейся ему нянькой у меня дома. Благо Том-Ям свободная женщина, ей не перед кем отчитываться. Если что, на ночь останется.
Гуськом они прошли между шкафами к комнате Элизы.
– Ничего не изменилось, – выдохнула Матвей. Она впервые перешагнула порог этой квартиры в настоящем. В ее памяти вся она принадлежала Райским. И тогда был жив дед, с которым она резалась в козла. – Хоть тут…
– Только тут, – грустно сказала Элиза. Ей снова захотелось выпить, и она покосилась на шкаф.
– Но ты сохранила душу этой квартиры. И рояль не продала. Молодец!
– И на нем до сих пор слово из трех букв, выражающее весь мой протест.
Все это время Ленка молчала. Потом подошла к роялю, сняла крышку с клавиш и одним пальцем наиграла мелодию.
– «Возвращайся, наш ласковый Миша, до свидания, до новых встреч»? – угадала Мара.
– Да. Сегодня и я с ним встретилась. – И передала стоящей рядом подруге коробку. – Открой посмотри.
Одесса так и сделала.
– Газеты?
– Поройся.
Через пару секунд Мара достала из вороха фигурку. Косолапый в олимпийском поясе. Милый для всех, но не для банды лифчиков.
– Доставили днем. Получатель Елена Прудникова.
Некоторое время все молчали. Первой заговорила Элиза:
– Нас уже четверо, так? Тех, кому пришли подарочки-напоминалки?
– Только мы с Дашкой пока не охвачены, получается? – второй подала голос Мара.
– Вы десертом идете.
– Почему мы?
– Как самые невинные?
– Нет, я как раз причастна к убийству. Матвей перерезала горло Балу, Ленка сидела на ее ногах. А мы с Алкой держали ту за руки. Богема с Тюлей самые невинные. Им бы меньший срок дали. Они были свидетелями, а потом помогли избавиться от тела. Но первой напоминалку получила именно Элиза. Так что эта игра как-то иначе работает.
– Тот, кто ее затеял, очень много знает о том, что мы сделали пятнадцать лет назад. Откуда?
– Есть у меня одна мысль, – проговорила Матвей. – Но она вам не понравится.
– Вы меня, конечно, простите, – выпалила Элиза, – но я выпью.
Она метнулась к шкафу и достала из него водку со стопкой.
– И мне плесни, – сказала Матвей.
– Ты же за рулем, – напомнила Ленка.
– Плевать. Позвоню мужу, отгонит машину.
– Он все еще с Катериной?
– Нет, у него дела, с ней сейчас его тетка. Девочка под присмотром, не волнуйтесь.
– Никто не звонил, не приходил? – Она качнула головой. – И вообще никаких зацепок?
– Алка как в черную дыру упала. Была, и нет ее. Но мы найдем нашу Мелкую. Богема, где водка?
– Предупреждаю, она отвратительная.
– Какую мы только не пили! Наливай.
Элиза плеснула в две стопки своего вонючего пойла. Они чокнулись, выпили. Матвей занюхала своим хвостом и выдохнула:
– Да, это гадость, я больше не буду. – Она достала из сумочки «Шанель» жвачку, сунула одну пластинку в рот. – А теперь я озвучу свою мысль. Считаю, что кто-то из нас проболтался. И с нами сейчас играет тот, кто завладел информацией.
– Я никому не говорила, – сразу же откликнулась Мара. – Мы же поклялись. Но даже если бы я нарушила слово и поделилась с самым близким мне человеком, то он унес бы эту тайну в могилу, где покоится уже несколько лет.
– Я сегодня кисти себе отрубить хотела, – выдавила из себя Ленка. – И лишь потому, что мы снова оказались в том месте. Для меня воспоминания о прошлом – это физическая боль. Поэтому даже Прудников до сих пор не в курсе, что случилось с моими руками. Думает, я попала в аварию. Пятнадцать лет придерживаюсь этой версии. В нее даже врачи поверили. Думали, по мне проехал грузовик.
– А мне не с кем делиться, – пожала плечами Элиза. Четвертая стопочка бальзамом на душу легла. – У меня ни близких, ни друзей. Маме рассказала бы. Чтоб она меня пожалела. Но… Сами знаете, бросила она меня. – Она налила себе еще. – Да и не попала бы я в вашу компанию, оставайся она со мной.
– Ой, опять это нытье, – разозлилась Матвей и отобрала бутылку у Богемы. – Соберись, тряпка. Нам подругу выручать.
– А если это она все затеяла? – огорошила всех предположением Элиза. – И никто ее не похищал…
– Не говори ерунды!
– Ладно, не буду. Остается Тюля?
– Бегемоту своему она точно не призналась бы. Сестре тоже. Хотя фотки общие именно она привезла. Она их распечатывала. Нам раздавала. И именно у нее мог сохраниться еще один снимок.
– И какой в этом всем смысл? Польза? Для нее? Тюля прагматичная баба. И до смерти влюбленная в своего Масика. Ей не до глупостей.
Снова замолчали.
– Опять тупик, – констатировала Матвей. – Я пыталась что-то разузнать о Балу, но я не владею никакой информацией о ней. Имя не в счет.
– Я тоже пробовала, – встрепенулась Мара. – С приятелем, который очень хорошо владеет компьютерами, пытались выйти на ее след. Но ничего не вышло. Она же из какой-то союзной республики, то есть не гражданка России.
– Жила себе по паспорту Ядвиги. Получала за нее пенсию, обитала в ее квартире, на дачу ездила. Мы все это выяснили с вами еще пятнадцать лет назад. Фамилию Балу хотя бы узнать…
– Набиева, – это сказала Ленка.
– Откуда ты знаешь? – обернулись к ней все.
– А я газетки, в который мишка олимпийский завернут был, достала, распрямила… А там вот что напечатано! – И протянула подругам одну из страниц «Советского спорта».
– «Юная спортсменка из Таджикистана Белла Набиева взяла золото», – прочла заголовок Мара. Затем, пробежав глазами по короткой статье и крупному фото медалистки, сказала: – Да, пожалуй, это Балу. Похожа, по крайней мере. Хотя на том портрете, что Ленка бросила в печь, она другой была.
Все девушки придвинулись к ней.
– Газета за 1979 год, – отметила Матвей. – Это чемпионат СССР по легкой атлетике. Белла Набиева метала диски так хорошо, что ей дали золотую медаль.
– Но я же говорила, что она тоже спортсменка, но не такая титулованная, как Ядвига, – проговорила Элиза. – Может, она и в Олимпиаде участвовала? Посмотри остальные газеты, Ленка.
– Да это не они сами, копии, – ответила та. – И все одинаковые. Больше нет информации.
– Мара, звони своему комьютерщику, – скомандовала Матвей. – Теперь у нас фамилия есть и титул. Вдруг это поможет?
Та кивнула и, взяв одну из ксерокопий «Советского спорта», что характерно, распечатанных не на обычной бумаге, а на газетной, ушла разговаривать в дальний угол кабинета, за шкаф с книгами, среди которых не осталось никаких ценных. Разве что парочка. И то были сказки, что читал Элизе дед. У букинистов они бы на ура пошли. Редкие издания тридцатых годов. А остальное – это история КПСС да обычные классические сборники эпохи Брежнева. Во времена СССР их доставали. В очереди стояли, чтобы купить полное собрание сочинений Пушкина или Куприна. А сейчас никому не нужно. Все есть в интернете. Даже библиотека не примет в дар. Элиза узнавала.
– А она была хорошенькой, – услышала она голос Ленки. – Смотрите, какие глаза…
– Такие же узкие, какими мы их помним, – буркнула Матвей.
– Но они лучатся добром.
– Как ты это можешь видеть? Через копию газеты, выпущенной задолго до появления нормальной печати?
– Не злись, Матвей. Я просто пытаюсь понять, когда наступает тот переломный момент, что превращает человека в монстра. Мы с вами грешницы. И, скорее всего, будем гореть в аду. Но мы как будто даже лучше стали после того, что совершили.
– И Одесса? – тихо спросила Элиза.
– А что Одесса?
– Она человека убила.
– Он этого заслуживал.
– Не нам это решать…
– Дааа? – У Матвея изменилось лицо. Стало таким, как прежде. Ленка давно заметила, что та, когда злится, снова превращается в себя прежнюю. – То есть ты готова была оставаться в том подвале навсегда?
– Я думала, мы сбежим, никого не убивая.
Матвей схватила со стола стопку, из которой пила, и швырнула ее в стену. Та, врезавшись в нее, раскололась на множество частей. Богемское стекло, еще дедушкой купленное. Тонкое, красивое, хрупкое…
Из-за шкафа выбежала Мара с криком:
– Что тут у вас творится?!
– Да так, ничего, – быстро взяла себя в руки Матвей. – Ко мне просто память вернулась. Забыла я, за что Богему недолюбливала. Теперь вспомнила. Она действительно считала себя лучше всех нас. Балу была права!
– Неправда, – запротестовала Элиза. – Я наоборот… Всегда думала, что недостойна вас. Вы личности, а я кусок дерьма. Жидкого, вонючего…
– Ты жижа дерьмовая в таком случае. И это правда. Мать тебя, бедненькую, бросила? Мужик кинул? А ты бы наши жизни прожила, и я бы посмотрела, во что ты превратилась бы, если сейчас… – Она сделала паузу и все же закончила предложение: —…ничтожество!
Ленка посмотрела на Ренату с осуждением. Зачем она так? Лежачих не бьют!
Но Элиза удар приняла стойко:
– Что ж ты со мной дружила, такой никчемной? А я скажу… Тебе было удобно. И выгодно. У кого вы тусовались? Кто вас подкармливал? Кто нашел убежище? А потом предоставил другое? Кто выкупил у тебя за золотую цепочку Пилу, в конце концов?
– Девочки, давайте успокоимся, – попыталась утихомирить их Ленка.
– Нет, я закончу! Матвей, я тебя хоть раз попрекнула? За то, что ты втягивала нас в незаконные действия? Вечно нарывалась на конфликты, а огребали мы все? У меня было если не все, то многое, ты права. Хоть какая-то семья, дом, возможность получать образование, но я на все забила, чтобы быть с вами. И не потому, что хотела самоутвердиться, куда мне? Ведь среди нас был лидер и гений. А еще писаная красавица, почти святая, и… Тюля. Да, ее я не особо жаловала, но надо отдать ей должное, только она получила то, о чем мечтала…