– А можно ее в отдельную положить после всего? Нам всем будет спокойнее.
– Да уже организовали. Главврач для своих всегда имеет резервную.
Тут зазвонил один из телефонов, стоящих на стойке регистратуры. Инна подняла трубку. Послушала, что говорят. Улыбнулась.
– Родила ваша, – сказала она. – Мальчика на три кило. Здоровенький. Даже допекать не надо. Чудо просто.
– Ура! – взвизгнула Рената. – А сама как?
– В порядке. Без осложнений все прошло. Отцу ребенка скажи. Я сейчас схожу, узнаю все. И мы вас, как только будет возможно, пустим к ней.
Матвей устремилась к Имамбекову. Передала слова Инны.
– У меня сын! – воскликнул тот и потряс в воздухе сжатыми кулаками. – Наконец свершилось! Когда, говорите, нас пустят к роженице?
– Как только, так сразу.
– Я уже заказал палату в клинике, где Алла должна была рожать. Там проведут полное обследование мальчика. И ее осмотрят.
– Может, пусть полежат тут пока?
– Нет. Это помойка, а не больница.
Завибрировал сотовый Ренаты, который она на беззвучный режим поставила.
– Алло.
– Матвей, это Ленка. Звоню с телефона Андрея, мой сел.
– Слушаю тебя.
– Мы в гараже, где держали Аллу.
– Как вы его нашли?
– Узнали, куда вызывали «Скорую». Ворота не заперты, вошли. Тут оборудована камера. Она напоминает ту, в которой… Ну, ты понимаешь.
– Да. Узнали, кому принадлежит гараж?
– Это ничего не даст. Кооператив почти заброшен. За ним разлив канализации. Трубы сгнили, дерьмо вылилось, и воняет так, что никто не хочет находиться поблизости. Продать, как ты понимаешь, эти объекты тоже не вариант. Зимой мужики бывают в гаражах. Летом нет.
– Засыпали бы зловонную яму.
– Ждут, когда это сделают власти города. Как всегда в нашей стране. А те пустили новые трубы по другому маршруту. Смрадная яма их не волнует. Как и начальника кооператива – большая половина членов не платит взносы. Тут каждый второй гараж можно открыть и использовать в своих целях.
– Но я все равно пробью, кто владелец нашего, – послышался голос Андрея. – И попробую разузнать, кем проводились сварочные работы.
– Отлично.
– Как Алла? – То опять была Ленка.
– Родила. Скоро увижу.
– Обними ее от меня.
Закончив разговор, Матвей вернулась в вестибюль. Ей тут же помахала Инна. Она же выдала им с Имамбековым халаты, шапочки и бахилы. Затем провела в палату.
Аллочка лежала на кровати. Рядом с ней стояли доктор и медсестра.
Увидев Матвея, Алла улыбнулась. Вид измученный, но глаза горят от счастья. Не потеряла своего каратиста, дала ему жизнь. Он, завернутый в простынку, лежал у нее на руках. Узколицый, с боевым хохолком на макушке, пухлым ротиком и нахмуренными бровями. Серьезный парень!
– Почему он такой желтый? – спросил Имамбеков.
– Человечку час от роду, – ответил ему врач. – Дайте ему время, побелеет.
– То есть он здоров?
– Да. Крепкий парень. И с характером, сразу видно.
– Весь в отца, – с гордостью проговорил Имамбеков. – Я могу взять его? – спросил он у Аллы. Она колебалась. Не хотела отдавать даже на минуту. А вскоре придется насовсем отказаться от мальчика.
– Да, конечно. – Она с сожалением оторвала его от груди.
Отец взял ребенка на руки.
– Как назовете сына? – спросила Матвей.
– Агзам – великий.
Младенец зевнул, пошлепал губешками, открыл глаза. Серьезно посмотрел на папу. После этого выпростал ручку и вытянул ее, чтоб тронуть его за щеку.
– Что это? – возопил Имамбеков и чуть не бросил сверток с ребенком. Медсестра вовремя подбежала, отобрала. После этого вернула его Алле. – Мне не привиделось?
Матвей тоже заметила аномалию. У ребенка имелось только четыре пальца, один из которых был недоразвитым.
– Небольшая аномалия, – сказал доктор. – Но это не страшно. Рука действует нормально. Все пальчики сгибаются.
– Ничего страшного? Великий Агзам не может быть четырехпалым. И ладно бы на ногах не хватало одного, но рука, да еще правая… И безымянный, как обрубок. Он даже кольцо обручальное не сможет носить.
– Не рано ли думать о свадьбе? – попытался отшутиться доктор.
– Мы проводили обследования, делали несколько раз УЗИ. Почему не был выявлен тот факт, что Агзам уродец…
И Алла не выдержала:
– Он не уродец! И не Акзам. Моего сына зовут Сашенькой.
– Вашего? – Густые брови Имамбекова взметнулись вверх, глаза стали большими.
– Да, я вам его не отдам. – Она с такой силой прижала ребенка к себе, что тот запищал.
– Дура. На что ты будешь его растить? Денег-то ты от меня не получишь, и тебя внесут в черный список суррогатных матерей.
– Это уже не ваше дело.
– Сын – мой. Моя кровь и плоть. Я позабочусь о нем. А достойного наследника мы еще родим.
– Только попробуйте отобрать. У меня есть свидетели того, как вы отзывались о ребенке. Я на вас напишу заявление и потребую запретить вам к нам приближаться.
– Ты с кем бодаться собралась, идиотка?
– Пободаемся, если потребуется, – подключилась к разговору Рената.
– Заступница, – фыркнул мужчина. – Ладно, поеду я. Посоветуюсь с адвокатами. Но ты готовься к искам. Я у тебя отсужу все, что было потрачено за период беременности.
И вышел, яростно хлопнув дверью.
– Вы молодец, – похвалил Аллу доктор. – Лучше ребенку жить в лачуге и быть любимым, чем презираемым во дворце.
– У нее хорошая двухкомнатная квартира, – сказала Матвей. – И есть верные подруги, которые помогут. Ничего этот козел у тебя не отсудит, не бойся. Мои адвокаты покажут его юристам кузькину мать.
– Я отдам деньги. Главное, чтоб Сашенька со мной остался.
– Закон на твоей стороне. Но и деньги мы не вернем. Каратисту нужен будет хороший тренер, лучше на него потратимся.
– Ладно, дамы, мы вас покинем. – Доктор церемонно поклонился. – Если что-то понадобится – кричите. У нас кнопок вызова медперсонала нет.
Когда врач и медсестра вышли, Матвей достала телефон.
– Будем звонить Катюше. Знакомить с братиком.
Глава 5
Она стояла возле выхода из метро. Их было несколько, и Элиза опасалась, что выбрала не тот.
К счастью, зазвонил телефон. У нее был допотопный аппарат. Кнопочный, но некогда дорогой. Не «Вирту», но «Нокия» ограниченной серии. Десять лет назад купила его, а он все еще прекрасно работал. Даже аккумулятора хватало на день. И с него можно было выйти в интернет.
– Алло.
– Элиза, вы где? – Мужской голос, очень приятный.
– У западного входа. Через дорогу от магазина «Диваны».
– Понял. Буду через пять минут. Темно-серая «Лада». Я поморгаю фарами.
Она убрала телефон, вынула зеркальце. Стрелки не потекли, помада не размазалась. Элиза давно так хорошо не выглядела. А все почему? Ее глаза не горели. Теперь же она ждала встречи с мамой.
Темно-серая «Лада» подъехала.
Элиза забралась в салон. За рулем сидел парень в кепке и очках. С усами. Он широко улыбнулся Богеме. Приятный, подумала она. Но странный имидж для тридцатилетнего.
– Вы похожи на маму, – сказал он.
– Совсем нет. Я копия прабабушки Эсфирь.
– По чертам, возможно. Я не знаю, как та выглядела. Но в вас та же грация, умение себя подать, что и в маме.
– Вы как с ней познакомились?
– Я ее двоюродный племянник.
– Что вы говорите? Я думала, у мамы нет близких родственников. А выходит, у нее была… двоюродная сестра?
– Она ее стеснялась. Мама моя была очень простой женщиной, можно сказать, неотесанной. Попивала. Мы жили в бараке, потом чуть улучшили условия и переехали в так называемую народную стройку. Отец нас колотил, пока не сел. Разве могла ваша мама представить таких родственников своему мужу, свекру?
– Почему нет? Дедушка был очень простым, демократичным человеком. Он называл на «вы» даже бомжей. И никого не осуждал.
– А ваш папа?
– Он, к сожалению, от своего отца отличался.
– Вот видите. Танцовщица, породнившаяся с самим Ильей Райским, муза известного художника, утонченная красавица, она не хотела иметь ничего общего с бухающей уборщицей. Та на ЖД работала, электрички мыла после того, как ее из путейцев за пьянку поперли. В прошлом месяце она умерла от цирроза. И ваша мама приехала, чтобы отказаться от наследства.
– Ее двоюродной сестре было что завещать?
– Как ни странно, да. Квартира, пусть и в старом доме на два подъезда, но это ближайшее Подмосковье. Гараж. Доля в родительском доме.
– Разве это все не вам должно достаться по закону, как сыну покойной?
– Мы поругались давным-давно. Мама лишила меня наследства.
Элиза посмотрела в окно. Шоссе, по которому они ехали, было ей незнакомо.
– Мы куда?
– В Железнодорожный. Там квартира, о которой я говорил. И ваша мама. Если захотите, переночуете. Утром мы вместе с вами проводим ее в аэропорт.
– Не знаю, захочет ли она.
– Смеетесь? Только о вас и говорит. Жалеет об упущенных годах.
Элиза всплакнула бы, да побоялась, что потечет макияж. Перед мамой она должна предстать во всей красе!
Они приехали. Машина остановилась у двухэтажного дома. Побелка на нем облетела, опал и слой штукатурки. Были видны «раны» на стенах. Троюродный брат (именно им он приходится Богеме или нет?) указал на окно первого этажа.
– Вам туда. Мама ждет. А я пока съезжу в магазин, куплю что-нибудь к чаю.
Элиза выбралась из машины, беспрепятственно зашла в подъезд, поскольку домофон был отключен. Подошла к двери в квартиру под номером шесть – на площадке их было всего две. Постучала.
Ей не открыли. Но через дверь слышался звук телевизора. Элиза повернула ручку, и она поддалась. Не заперто, значит.
Богема переступила порог. Квартира маленькая, все в ней старое, типовое, но чистое. Немного пахнет канализацией. Из подвала тянет, поняла она.
– Мама, я пришла! – крикнула Элиза. – Ты где?
И, не дождавшись ответа, пошла на звук. Телевизор стоял в зале, то есть самой большой комнате метров двенадцати. Из нее выходили еще две клетушки. И все же такая квартира – это мечта для простой советской семьи: есть и детская, и спальня родителей, и гостиная.