Фридманович сам повез Надежду домой, не позволив ей сесть за руль после трехчасового разговора со следователем. Марк вел машину, а Надежда, расслабившись, сидела рядом с ним на первом сиденье.
– Чувствую себя так, как будто меня вывернули наизнанку…
– Этот Протопопов – крепкий профессионал. Но ты все сделала правильно. Не сказала ничего лишнего.
– Я главного ему не сказала.
Оторвав глаза от дороги, Марк посмотрел на нее:
– И что, по-твоему, главное?
– Рыбникова пропала. Возможно, ее убили.
– Ты шутишь?
– Об этом сказал Астраханский. Не нарочно, конечно. Проговорился.
– Подожди-подожди… – Фридманович заерзал в водительском кресле. – В прошлый раз ты говорила, что Рыбникову потеряли, но приехал Селиванов и сказал, что она ему позвонила и с ней все в порядке.
– Селиванов соврал, опасаясь информационной шумихи. Он же приказал Астраханскому найти Рыбникову и ее проклятый портфель.
– Это в корне меняет дело. Думаю, рано или поздно им придется обратиться в полицию, и, скорее всего, будет уже поздно.
– То же самое я сказала Льву Астраханскому.
– Могла бы не говорить.
– Почему?
– Если ее убили, он первый повесит на тебя всех дохлых собак.
– Причем здесь я?
– Не понимаешь? – Марк пристально посмотрел на нее, потом перевел взгляд на дорогу. – Это первое, что приходит в голову. Ты знала, что Рыбникова придет к тебе в определенное время, ты сама все спланировала, возможно, у тебя есть соучастники. Или вот другой вариант: некто использовал тебя, чтобы достичь своей цели. Астраханскому, а потом Протопопову останется только выбрать.
Надежда притихла.
Марк спросил:
– Ну что ты молчишь?
– Не знаю, что сказать.
– Зато я знаю, что тебе делать.
– Ну?..
– Сейчас позвоню Протопопову, мы вернемся, и ты расскажешь про Рыбникову. – Он притормозил и достал телефон.
– Подожди…
– В чем дело? – Марк снова на нее посмотрел, на этот раз удивленно.
– Я не могу.
– Почему?
– Пообещала Астраханскому, что никому не скажу.
Фридманович снисходительно усмехнулся:
– Ну, знаешь… На войне как на войне, моя дорогая. Мы с тобой защищаемся.
– Ты так считаешь?
– Я уже сказал тебе: мы едем к Протопопову.
– Нет.
– Ну что еще?
– Я устала. Давай лучше завтра.
Марк убрал телефон, и они снова поехали.
– Завтра так завтра.
– Это был мой первый в жизни допрос, – проговорила она.
– Ты уже говорила. Только это был не допрос, а скорее беседа.
– Отпечатки пальцев у меня брали тоже впервые. Неприятная процедура. Зачем? Непонятно.
– Криминалисты что-то нашли.
– В каком смысле? – она повернула голову и посмотрела на Марка.
– Если взяли отпечатки, значит, нашли улику и работают методом исключения.
– Кого будут исключать?
– Тебя, твою мать, администраторшу и других ваших работников. Завтра что-нибудь разузнаю.
– Вот так живешь-живешь… – вздохнула Надежда и, заметив, что автомобиль уже подъехал к ее дому, спросила: – Зайдешь ко мне?
Марк бросил взгляд на часы:
– Прости, не смогу. У меня еще одна встреча.
– Ну что же… – Она обняла его, чтобы поцеловать на прощанье.
Но Марк вдруг потянулся, обнял ее, и они буквально слились в одно целое. Неожиданный всплеск чувств вызвал у них обоих невероятное желание близости. Отстранившись и посмотрев ей в глаза, Марк прошептал:
– Я поднимусь. – Но в этот момент зазвонил телефон, и ему пришлось ответить: – Слушаю! Да!
В любовном порыве Надежда сжала ему руку и прошептала:
– Ну же… Идем.
По тому, каким взглядом Марк ей ответил, Надежда поняла, что звонила жена.
– Да, Марина. Я только что закончил с клиентом. Что? Виски или текилу? Хорошо, я заеду.
Надежда словно получила удар по лицу, но тут же подумала: уж кому-кому, а ей-то известно, что Фридманович женат. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Она отстранилась и стала наблюдать за тем, как он разговаривает.
На лице Марка появилось выражение пристыженности, как будто он совершил гадкий проступок. Впрочем, так и было: он только что хотел залезть в постель к другой женщине. Надежда уничижительно улыбнулась: да, она сама хороша – второй раз наступила на одни грабли. Тридцатишестилетняя женщина сидит и наблюдает за тем, как интеллигентный, красивый мужчина делает вид, что ее здесь нет.
Марк между тем опять взглянул на часы:
– Думаю, минут через сорок. Да, уже еду… – Закончив разговор, Фридманович улыбнулся чуть виновато: – Прости, Наденька, у тещи день рождения. Не могу не поехать.
– А я тебя не держу, – спокойно проговорила она.
– Вот и хорошо. – Он поцеловал ее в лоб. – Завтра увидимся.
Надежда вышла из машины и, не оглядываясь, зашла в подъезд. Там остановилась, прижалась к стене и заплакала. С улицы донесся звук отъезжавшей машины.
– Уехал… – прошептала она.
Придя домой, Надежда разделась, включила телевизор и села на диван. Пару минут бездумно смотрела на экран, не замечая, что звук отключен. Затем пошла на кухню и включила электрический чайник. Назад в комнату вернулась с чашкой какао и снова села.
Мелькавшие на экране люди и птицы создавали иллюзию присутствия и притупляли чувство одиночества, а точнее, покинутости. Ведь именно покинутой она себя ощущала: одна, в отсутствии любимого мужчины, покоя и счастья.
Что творится в моей жизни, думала Надежда. В какой момент что-то пошло не так? На ровном месте вдруг возник гигантский клубок страхов, проблем и несчастий.
По-видимому, она не сумела разгадать какие-то знаки или подсказки судьбы, которые даются человеку, чтобы он избежал беды. В ситуации с Фридмановичем Надежда виновата сама. Но как с остальным?
Убедив себя в том, что должна быть общая ось, коренная сердцевина всех ее бед, выдернув которую, можно все поменять и вернуть пропавшее счастье, Надежда немного успокоилась.
Но что-то подсказывало, что причина кроется за пределами ее личных возможностей, а значит, ей не повлиять на ход неотвратимых событий. Напасти следовали одна за другой, накатывая, как волны, не давая сделать один-единственный, желанный глоток воздуха.
Назойливые слова крутилась в ее голове:
«Старинные истории ждут своего часа».
Рассказ старухи Ульяны взволновал Надежду. Сегодняшнее преступление и то, старое, совпали, как оригинал и его калька, и это тревожило душу.
Надежда не сомневается, что обе истории связаны между собой, и никто на свете не смог бы ее убедить в обратном. Но где находятся концы той старой истории? Их наверняка не найти, а значит, не связать разрозненные фрагменты общей картины. Не стоит даже пытаться.
Ее размышления прервал телефонный звонок. Она взяла трубку:
– Да, мама.
– Еще не спишь?
– Нет.
– Я вот что подумала, – продолжила Ираида Самсоновна. – Завтра на работу не приходи.
Надежда равнодушно спросила:
– Почему?
– Тебе нужно отдохнуть.
– Плохо выгляжу?
– Дело не в этом. Сердцем чувствую – еще немного, и тебя переломит. Так бывает, когда на человека падает больше, чем он может вынести.
– А бывает и так, что этот человек сам взял на себя больше, чем может унести.
– Когда такое случается, остаток своих дней человек уже доживает. Это страшно, доченька, поверь мне. Жизнь без радости – словно обязанность. Простые вещи теряют смысл и больше не дороги.
– Я знаю, – проговорила Надежда. – И помню: это случилось с тобой, когда тебя бросил отец.
– Он бросил нас обеих.
– Мне так сейчас плохо, мама…
– Вот и отдохни, посиди дома. С примерками я сама разберусь.
– Я приду завтра. Если не работа, что еще мне останется?
– Марк.
– Его тоже нет.
Помолчав, Ираида Самсоновна заметила:
– Значит, мне показалось…
Глава 8Маркиз де Крепдешин
На следующее утро входную дверь ателье открыл новый охранник.
Надежда представилась:
– Я – хозяйка.
Впустив ее, он вернулся на свое рабочее место. В гостиной, как обычно, была Виктория:
– Доброе утро, Надежда Алексеевна!
– Где моя мать?
Поколебавшись, она ответила:
– В закройной.
Уже дойдя до лестницы, Надежда вернулась:
– В чем дело?
– Ни в чем. – Виктория отвела глаза.
– Я вижу, вы что-то скрываете.
– Ну хорошо, – сдалась администратор. – У нас конфликт.
– У кого с кем?
– Все началось из-за ткани.
– Прошу вас, по существу!
– Петрова Нэлли Васильевна…
– Газпромовская жена?
– Потребовала раскройную карту.
– Зачем?
– Сказала, что на костюм ушло слишком много ткани.
– Она-то откуда знает?
– Тридцать лет назад сама шила по журналу «Бурда».
– Та-а-ак… – Надежда села на стул. – Надеюсь, карту ей предоставили?
– Нет.
– Почему?
– Валентин Михайлович отказался. Сказал, что не ворует ткань у клиентов.
– Где сейчас Нэлли Васильевна?
– Уехала.
– Что с ее костюмом?
– Остался в примерочной. Она за ним завтра приедет и, если будет карта раскроя, полностью рассчитается.
– Сделаем так: я поговорю с Соколовым, а вы, когда приедет Петрова, возьмете с нее за ткань по расходу, который ее устроит. – Надежда встала со стула: – В конце концов, она шила по «Бурде»…
– Сделаю, – сказала Виктория: – Но я никогда не поверю, чтобы Соколов завысил расход.
– Я тоже.
– Так что же вы, Надежда Алексеевна?
– Не хочу копаться в дерьме. До неприличия богатые люди считают, что все вокруг только и думают о том, как их обмануть. Так что подадим ей…
– На бедность?
– На дурость, – бросила Надежда, направившись к производственным помещениям.
В закройной она застала разгоряченную мать, испуганную помощницу Соколова и самого Соколова, который, склонившись над столом, что-то писал.
– Раскройной картой занимаетесь? – поинтересовалась Надежда.