Надежда удивилась:
– Он сам рассказал?
– Пришлось, когда просил у меня денег.
– И ты не задержал его? Не попытался переубедить, успокоить?
– Сказал ему: ты пожалеешь, что даже не попробовал. А он: мне ваша Москва не нужна! Я ему снова: загубишь свою жизнь. А он – мне: значит, у меня такая судьба! И ведь не говорил, кричал, как базарная баба. Как будто я ему угрожал, а он защищался. – Денис вздохнул с сожалением. – Сходил он за билетом, собрался в дорогу, купил печенье, сахар, колбасу, «Доширак». И следующим утром я отвез его на Ярославский вокзал.
– Глупая история. Но мне его жалко.
– Я много думал об этом, но потом рассудил: шанс на лучшую жизнь дается каждому, но не каждый его использует. Я был в худшем положении. Я начинал с нуля.
– А у него был ты, – проговорила Надежда. – Как глупо он распорядился этой возможностью.
Официант к тому времени принес весь заказ. Надежда взглянула на Фридмановича и увидела, как он положил деньги в меню. Марк с женой встали и двинулись по направлению к ней. Жена Фридмановича смотрела так, что Надежде показалось: вот сейчас она подойдет и ударит. Но Фридмановичи направились к выходу.
Надежда облегченно вздохнула.
– Проголодалась? – Денис придвинул тарелку: – Вот это посуда!
Когда начали есть, возникла новая тема. Денис спросил:
– Ты делала перепланировку?
– В ателье? – Она подняла глаза и, подумав, сказала: – Минимальную – все, что связано с лестницами, ведущими на верхний этаж.
– Был декоратор?
– Не было. Все – я и мама.
Они поговорили о новом ресторане и тех преимуществах, которые дает архитектор.
– Костя Лебедев молодец, – заметил Денис. – На лету ловит идеи и воплощает их так, что ничего не нужно менять или доделывать. Это наш третий совместный проект.
– И все – рестораны?
– Ресторан и моя квартира. Так что рекомендую.
– Не сейчас, – отмахнулась Надежда.
– Это зря. Скажу тебе честно: интерьерчики у вас так себе.
– Давай-ка не будем. – Она рассердилась, и он замолчал.
Чуть позже, когда Денис привез ее к ателье, они поцеловались, но поцелуй был формальным. Что-то изменилось, и оба это заметили.
В тот же день Надежда провела две примерки. Обе удались, что по-своему ее успокоило. Домой она вернулась после одиннадцати. Припарковала машину и отправилась к своему подъезду.
Вечер был теплым, фонари светили желтым, почти солнечным светом. В одно мгновение на ее пути возник человек. Надежда отшатнулась, но вдруг поняла, что это – Марк Фридманович. Нисколько не церемонясь, он влепил ей оплеуху.
– Марк! – вскричала Надежда и схватилась за щеку. – Что ты делаешь?!
– А ты?! – Он приблизил искаженное злостью лицо. – Ты что делаешь?!
– Я не знала, что ты будешь там, да еще с ней… – Непонятно почему, Надежда стала оправдываться.
– С кем ты была?! Почему не взяла трубку, когда я звонил?!
Опомнившись, Надежда сообразила, что он просто ревнует, вырвала руку и решительно зашагала к подъезду.
– Стой! – крикнул Марк. – Я говорю, стой!
Перед тем как скрыться за дверью, она громко сказала:
– Да пошел ты!
Глава 15Смертный грех
Этот день запомнился не только Надежде Раух. Его надолго запомнили все работники ателье. Сама Надежда пришла на работу раньше обычного: должна была появиться постоянная клиентка – жена прокурора. Та, в свою очередь, должна была прийти с дочерью, которой шили семь комплектов школьной формы специального образца. Девочка, пятнадцатилетний подросток, училась в гимназии, где не было простых смертных, а только дети московской элиты.
Поднимаясь по лестнице в свой кабинет, Надежда услышала громкие голоса. Спорили двое – Соколов и Ираида Самсоновна.
– Господи, – пробормотала Надежда. – Хоть бы день спокойно прожить!
Постучавшись, он зашла в кабинет матери. Ираида Самсоновна сидела за столом, Валентин Михайлович, понурясь, стоял посреди комнаты.
– Что тут у вас?
Валентин Михайлович сдвинул брови:
– Рабочие моменты.
– Обсуждаем, – добавила мать, и ее лицо сделалось красным.
– Ну-ну… – сказала Надежда и поочередно оглядела обоих.
– Могу идти? – спросил Соколов.
– Идите, – разрешила Ираида Самсоновна.
Проводив взглядом закройщика, Надежда осведомилась:
– Опять за свое?
– Прости, не сдержалась. – Ираида Самсоновна выдвинула ящик, достала плюшевый альбом старинного образца и положила его на стол: – Альбом тети Люси. – Она замолчала, и Надежда почувствовала: за этим что-то стоит.
– В чем дело, мама?
– Вечером, когда я искала альбом, отчетливо поняла, что в моих шкафах кто-то рылся. Ты ведь знаешь, какой у меня порядок: у каждой вещи есть свое место. И вдруг – все переиначено.
Надежда обеспокоенно взглянула на мать:
– Когда это случилось?
– Думаю, в последние несколько дней.
– И что это значит?
– Только то, что в моей квартире, как и в твоей, кто-то что-то искал.
– Кто-то, что-то, когда-то… – проговорила Надежда. – Одни вопросы. И нет этому ни конца ни края. Что у тебя пропало?
– На первый взгляд ничего, – ответила Ираида Самсоновна.
– Нужно сменить замки.
– Зачем? Если захотят влезть, все равно влезут. Ты сама замки поменяла?
– Не было времени.
– Чем же ты занята?
– Мама! – Надежда посмотрела на часы: – Через пять минут у меня примерка.
– Мешакина с дочкой?
– Да.
– Это надолго. Имей в виду, Виктории сегодня не будет, она отпросилась к зубному.
– Обойдусь без нее, – последние слова Надежда проговорила, спускаясь по лестнице.
Сойдя в гостиную, она задалась вопросом: почему близкие люди так пристрастны? Они с матерью любят друг друга, но в любой теме, как будто нарочно, ищут конфликт. Казалось бы, что им делить? Живут в разных квартирах, встречаются в основном на работе. Так нет же, мать всегда найдет, за что упрекнуть, а Надежда – на что огрызнуться. Конфликт отцов и детей налицо.
– Как у Тургенева.
Надежда устроилась на месте Виктории и вспомнила, что забыла альбом с фотографиями, но возвращаться не стала. Так, ничего не делая, она сидела до тех пор, пока не прозвенел звонок у входной двери. Тогда Надежда подняла телефонную трубку:
– Валентин Михайлович, Мешакины пришли. Жду вас на примерку.
В гостиную вплыла дама неприятной наружности, за ней толстая девочка. Обе огненно-рыжие, веснушчатые и приземистые, как табуретки.
– Леся! – Надежда разулыбалась и двинулась им навстречу, затем перевела взгляд на дочь: – Анфиса! Как загорела!
– Два месяца в Ницце, целый день у бассейна. Наплавалась, отдохнула, – поделилась ее мать. – Как наши костюмы?
– Сейчас принесут на примерку.
– До первого сентября будут готовы? – с пристрастием спросила Мешакина. – Вы нам обещали.
– Не волнуйтесь, Лесечка, мы все успеем.
– Анфиса, ступай в примерочную, – распорядилась Леся Мешакина и, когда ее дочь закрыла за собой дверь, сказала: – Она растолстела. Каждый день съедала по три пиццы.
– А я не заметила, – беспечно проговорила Надежда, и это была циничная ложь. Взглянув на Анфису, она с ходу оценила масштаб катастрофы – плюс десять килограммов и семь костюмов, раскроенных и приготовленых для примерки.
Пришел Валентин Михайлович, Надежда указала на примерочную, где ожидала Анфиса.
– Чайку? – спросила она Мешакину.
Та села на диван у круглого столика:
– Мне с чабрецом.
Надежда разыскала нужную баночку. В ней, специально для Мешакиной, Виктория держала запас чабреца.
Они сидели друг против друга, пили чай из пестрых кузнецовских чашек и мило беседовали. Улыбаясь, Надежда мысленно представляла себе, что происходит в примерочной.
Валентин Михайлович выглянул в гостиную раньше, чем она ожидала:
– Надежда Алексеевна, будьте любезны…
Она не заставила просить себя дважды, встала и быстро прошла в примерочную. Леся Мешакина осталась со своим чаем в гостиной.
– Ну, что, Анфиса, нравится тебе? – приветливо спросила Надежда, вцепившись глазами в натянутый на нее костюм.
Мгновенно определив, что в юбочном поясе не хватает минимум десяти сантиметров, перевела взгляд на жакет. Две нижние пуговицы были не застегнуты и не застегнулись бы никогда. Надежда взглянула на Соколова:
– Что думаете?
Он сдернул с шеи сантиметровую ленту, измерил Анфисину талию и прошелестел одними губами:
– Плюс три размера.
– Нужно посмотреть, осталась ли ткань, – так же тихо проговорила Надежда.
– Там был запас.
– Идите и проверьте, что мы имеем.
Валентин Михайлович вышел.
– Ты можешь сесть, – проговорила Надежда, но вдруг заметила: с Анфисой что-то не так. Под глазами появились круги, глаза потемнели, согнувшись вдвое, она застонала от боли.
– Что такое?! – Надежда схватила девочку и подтащила ее к дивану. На ковре, там, где стояла Анфиса, осталось мокрое пятно. Заметив его, Надежда в ужасе взглянула на девочку: – Что с тобой?
– Живот…
– Что?
– Болит очень.
– Дай-ка я посмотрю. – Надежда спустила юбку и, ощупав живот Анфисы, ощутила толчки. – Месячные в последний раз когда были?
– Не помню.
Надежда выпрямилась и подошла к двери:
– Я позову мать.
– Ой, не надо! – закричала Анфиса, схватилась за живот и закатилась в угол дивана.
В примерочную влетела Мешакина:
– Что происходит?! – Увидев лежащую дочь, она проорала Надежде: – Что вы делаете?!
Та ответила:
– Мы рожаем.
– Вы хоть понимаете, что говорите?! Анфисе пятнадцать лет! Она еще ни с кем не дружила!
– У вашей дочери отошли воды. – Надежда выглянула в гостиную и крикнула, чтобы ее услышала Ираида Самсоновна:
– Мама! Срочно вызывай «Скорую помощь»!
В ожидании медиков Надежда начала принимать роды. Медлить было нельзя, ребенок не хотел ждать и вот-вот должен был появиться на свет. Ираида Самсоновна сбегала за ножницами и вместе с ними притащила рулон марлевой ткани. Надежда хоть не рожала, но интуитивно чувствовала, что нужно делать.