Алистер была почти в зените, ее света было достаточно, чтобы все рассмотреть.
Меч у пришельца, конечно, был, болтался в ножнах на поясе, но незнакомец его не обнажил. На эфесе я заметила гербовое тиснение — трилистник со стертой эмалью. Ленстер? Клиах?
— Еще раз простите… Меня зовут Патрик Уолес, четвертый сын князя Ленстера, к вашим услугам.
Я угадала. Захудалое княжество у подножия Ардерских гор — овцы, сыр и былое величие. Все как в Шерези, только без овец и сыра. Фамильный кристалл — изумруд, герб — мятный клевер, князь — выживший из ума скаред, наплодивший наследников без счета. Этот четвертый? Значит, после него еще человек десять претендентов на княжеский титул, это если только мальчиков считать. А ведь только их и считают, сколько у Ленстера дочерей, наверное, даже он не знает.
— Бастиан Мартере граф Шерези, — представилась я, продемонстрировав ленстерцу свой герб.
Мы чинно поклонились друг другу, сложив перед грудью руки, я даже привстала по такому случаю.
Еще не разогнувшись после поклона, мой новый знакомый быстро стянул сапоги и уселся на бережок.
— Уф… Сегодня лье шесть пешком прошел. — Когда босые ноги ленстерца опустились в воду, лицо осветилось блаженством. — Вы верхом?
— Конечно. — Я решила, что прерывать свою ножную ванну тоже не буду. — Четыреста лье иначе не преодолеть.
— Ну почему же. — Патрик поднял глаза к небу, они у него были зеленые, как мятный клевер, а волосы — днем, наверное, с рыжиной, но сейчас серебристые, как далекие звезды. — В среднем пешеход проходит в час около одного лье, следовательно, проходя в день по шесть часов, вы могли бы достигнуть столицы чуть больше чем за год.
Он бормотал уточнения, а я любовалась его лицом, освещенным луной. Таких красивых мужчин мне видеть еще не приходилось. Благородные черты, аккуратный прямой нос, тонкие брови вразлет, четкого рисунка губы с ямочкой над верхней. Вот именно таких красавцев, наверное, и будет вожделеть наше величество, вы, граф, можете быть спокойны. Но спокойствия я не ощущала, а накатило какое-то разочарование, что не смешливая Бастиана сидит сейчас на моем месте, уж она бы получила от разговора большее удовольствие, она бы стреляла глазами и улыбалась.
— Вы не против?
— Что? — Я вынырнула из грез, понимая, что промечтала довольно долго.
— Не возражает ли граф, если мы с наследником Виклунда присоединимся к вашему отряду?
Еще один дворянин, настолько бедный, что не может позволить себе скакуна?
— Сопровождение принадлежит Станисласу Шарлю Доре, наследнику Доремара, — объяснила я. — Но не думаю, что…
На этот раз ветка не хрустнула, я почувствовала за спиной движение, резко обернулась, опять схватившись за меч.
— Это Оливер, — сказал Патрик. — Он абсолютно безопасен.
По берегу спускался настоящий великан со сверкающими в свете луны коленками. Святые бубенчики! Он был в юбке!
Видимо заметив мое удивление, лорд Уолес продолжил:
— В горных кланах, наследником одного из которых является мой друг, принято одеваться именно так.
— А женщины там носят штаны?
— Тоже юбки, — со вздохом ответил Патрик. — Но гораздо длиннее.
Вздох был мне понятен. Любоваться женскими коленями, скорее всего, приятнее, чем мужскими, тем более что выше и ниже колен ноги наследника Виклунда поросли курчавыми волосами.
Великан приблизился, Патрик представил нас друг другу. Меча у него не было, но с такими физическими данными он был и не нужен. Кроме юбки на Виклунде было надето что-то вроде клетчатого плаща поверх сорочки и клетчатые же носки до середины голени, обут он был не в сапоги, а в кожаные туфли, плотно охватывающие стопу.
Впрочем, сразу после приветствий носки оказались на берегу вместе с туфлями. Ножные ванны этой ночью пользовались успехом у провинциальной аристократии.
— Ты не торопился, — попенял спутнику Патрик.
— Эти дела надо делать тщательно, — ответил великан густым басом. — Торопиться вредно, у меня от этого дядя умер.
Уолес страдальчески приподнял брови и прошептал в мою сторону:
— Семь дней пути, семь, Басти…
Я хихикнула.
У моих новых знакомых при себе был тугой бурдючок с вином и головка красного сыра, великан вытащил припасы из заплечного мешка, который, пока его не сняли, вовсе был незаметен на фоне его массивной фигуры.
Спать лорды не собирались, я, кажется, уже тоже. Мы разломали сыр и пили вино, оказавшееся, впрочем, простецким сидром, передавая бурдюк по кругу.
Патрик показал себя приятным собеседником, слегка излишне заумным, на мой непросвещенный вкус, но интересным. По призванию он скорее был ученым, чем царедворцем. Воспитывали четвертого сына Ленстера в монастыре Светлейшей Алистер, так что уже к пятнадцати годам его познания в языках, географии и математике были солиднее, чем совокупные знания всех подданных его отца. Затем подростку, у которого уже ломался голос и росла борода, пришлось покинуть женскую обитель во избежание кривотолков. И еще пять лет он провел в ученическом служении у географа Арриана, сосланного в провинцию его величеством Ригелем Безумным за какие-то прегрешения. Сейчас его учитель отошел к Спящему лорду, и Патрик решил отправиться в столицу — его влекла ардерская библиотека и возможность посещать лекции в университете. Указ королевы Авроры, присланный папеньке, оказался как нельзя более кстати. С добродушным увальнем Оливером Виклундом он познакомился в придорожном трактире семь дней назад, когда спина к спине отбивали нападение местных разбойников. Молодые люди решили продолжить путешествие вместе. Поглядывая искоса на Оливера, я думала, что тоже не отказалась бы от такого охранника.
Сидр очень быстро ударил в голову, я развеселилась, орала, рассказывала свои истории и собиралась пойти в лагерь, чтобы растолкать Станисласа, потому что душа требовала музыки.
— Спокойно, Басти. — Патрик обнял меня за плечи. — Не будем злить того, от кого в данный момент зависит наше благополучие.
— У меня от этого дядя умер, — вторил ему Виклунд, запрокидывая бурдюк.
Надо ли уточнять, что проснулась я, когда лорд наш Солнце было уже почти в зените, с тяжелой с похмелья головой и пересохшей гортанью.
Затуманенный взгляд скользнул в сторону, встретился с бледно-зелеными глазами Патрика. Я лежала на берегу в объятиях ленстерца, положив голову ему на плечо. При свете дня Патрик Уолес действительно оказался рыжим.
— Святые бубенчики! — Я вскочила на ноги, выпутавшись из складок клетчатого плаща.
Владельца плаща на берегу не наблюдалось, зато справа из кустов доносилось мелодичное журчание.
Рубаха моя была распахнута, открывая фальшиво плоскую натурально безволосую грудь и даже несколько звеньев волшебного пояса. Это надо же было так набраться! Какая неосторожность! Какое опасное легкомыслие! Да еще и заснуть в обнимку с мужчиной! А если бы пояс ночью расстегнулся? Если бы Патрик Уолес понял, что в его объятиях вовсе не граф, а вполне аппетитные девичьи округлости? На скопца ленстерец нисколько не похож. Три к одному — было бы труляля, и я под хмельком даже не особо бы возражала. И тогда граф Шерези попросту бы исчез, волшебство пояса утратило бы силу.
Внутренности скрутило болезненным спазмом.
Я побежала налево, опасность быть раскрытой меня сейчас бы не остановила, природа требовала своего. Спокойно, Бастиана. Пояс на тебе, значит, страшного не произошло. Ну спала в обнимку с мужиком, подумаешь, великое дело. Ведь это даже не в первый раз. Ты же прекрасно делила плащ со Станисласом до этого. И ничего — справилась.
Кстати о Станисласе. Мы должны были отправляться на рассвете, до полудня достичь Ардера, найти постоялый двор, обустроиться, привести себя в порядок. Он уехал без меня? А как же вещи и мой Клиш?
Я спустилась к воде, поплескала в лицо, пригладила мокрыми руками растрепанную шевелюру.
Надо нагнать отряд доремарцев. Хотя при форе около шести часов они уже достигли столицы, значит, искать их придется уже там. Надеюсь, мне не уморят лошадь, и надеюсь, что мои бумаги в сохранности. В любом случае волнение сейчас ничего не изменит. Может, мне удастся найти местечко в какой-нибудь карете, что проезжают по тракту в столицу, или даже в телеге, или… Я была согласна почти на что угодно.
Станислас Шарль Доре ждал меня на берегу в компании с моими новыми знакомыми, когда я вернулась из своего утреннего похода.
— Недоброе утро, граф, — поприветствовал он меня, взяв на мандолине грустную ноту. — Дядюшка нас покинул ночью…
— Какое несчастье, — сложила я перед грудью набожный жест. — Сладких ему снов в обители Спящего.
Взгляд Патрика меня нервировал, Оливер, переминающийся с ноги на ногу возле своего приятеля, при свете дня производил еще более устрашающее впечатление. Он оказался альбиносом, в его коже и волосах, заплетенных во множество тоненьких косиц, не было ни капельки краски, даже глаза его, как будто полностью лишенные ресниц, были бесцветны.
— Вы не поняли, — привлек мое внимание менестрель. — Дядюшка не умер, просто уехал, забрав с собой лошадей и все деньги, выданные моим благородным родителем.
— Какое несчастье, — уже без скорби сказала я. — И моего скакуна?
— Он сказал, что благородное животное заслуживает встречать старость дома, и обещал доставить его в Шерези.
— И какова же причина столь странных действий вашего родственника?
Менестрель пробежался пальцами по струнам.
— Молодые люди должны всего добиться сами. К примеру, он сам в нашем возрасте, — Станислас подкрутил колки, стремясь к чистоте звучания, — добился всего са-а-а-а-ам…
Мандолина издавала ритмичную мелодию, на которую слова ложились будто сами собой, даже не требуя рифмы.
— У меня от этого дядя умер, — некстати пропел Оливер Виклунд густым басом.
— Он оставил мои вещи? — Я тоже слегка протянула гласные, будто напевая.
— Да, конечно-о… Поспешим, граф, пока наши пожитки не стали добычей воришек. Я с трудом вас разыска-а-ал…