— Хабилис Робен считает, что на предстоящем состязании лучников у меня шансов нет, так что решил меня немножко поддержать.
Любимчики! И только его лордейшее шутейшество Мармадюк оставил меня с одной серебряной бусиной, будто Цветочку Шерези повредит серебряная поддержка. Хотя я еще не из последних, у меня есть еще десяток меди, а вот у Гэбриела и того нет. За прошедшие дни количество его бусин не возросло, его бусины, если точнее, одиноко приколотой у отворота камзола серебряной же булавкой.
— Кстати, я как раз хотел поговорить с вами об этом. — Оливер закончил любезничать с Туренем и вернулся к нам.
— О бусинах?
— О шансах. — Он посмотрел вокруг. — Но нам потребуется уединение.
На обед еще не звали, поэтому я предложила отпереть купальню, где нам уж точно никто не помешает.
Оливер предложение одобрил.
Я пригласила друзей внутрь и приоткрыла ставни, чтобы впустить солнечный свет.
Станислас опустился на лавку, Оливер на другую.
— Жаль, что приходится начинать без Патрика, но… Любезный наследник Доремара, скажи, сколько свечей в этом канделябре?
Он стоял у противоположной стены, туазах в шести.
Менестрель бренькнул струнами:
— Шесть?
— Ты понял? — Оливер повернулся ко мне встревоженным лицом.
Я похолодела.
— Станислас, дружище, ты плохо видишь?
— Не ожидал, что мою страшную тайну так быстро раскроют. — Он жалко улыбнулся. — Да, я слеп почти как крот, не могу рассмотреть монеты под ногами. Как ты понял?
— Видел, как ты машешь палкой, — хмыкнул Оливер. — Один из моих покойных дядей, которого отравили, ослеп незадолго до последнего путешествия в чертоги Спящего, подозреваю, что вследствие яда. Вот он примерно так же не знал, куда колоть и кого рубить. Что будем делать? Ни одного ратного экзамена наш доремарец не выдержит. Еще хорошо, если не пульнет стрелой в почтеннейшую публику.
— Наша проблема обширнее. — Я присела рядом со Станисласом. — Для экзамена по арифметике придется сначала прочесть задание, написанное на доске, доска будет одна на всю залу, от первого ряда до стены — четыре туаза. Это слишком далеко?
— Да, — прошептал менестрель.
— Мармадюк говорил мне, что королевский совет, в чьем ведении находятся сейчас королевские миньоны, потребует хороших результатов хотя бы в одной дисциплине. То есть ты должен справиться либо с арифметикой, либо со стрельбой из лука. Никакие бусины тебя не спасут, если оба экзамена будут провалены.
Струны мандолины всхлипнули.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — твердо проговорила я. — Может, будет возможность тихонько тебе подсказать? У тебя же прекрасный слух, как у всякого музыканта.
— Это может сработать с арифметикой, но бесполезно в стрельбе из лука. Для того чтобы выучиться стрелять на слух, лорду Доре надо было начинать тренировки лет пятнадцать назад.
— Лорд Робен говорит, что, если моя канцона понравится ее величеству, даже в случае исключения из состязаний меня оставят при дворе. Место королевского менестреля мне не светит, но я смогу устроиться помощником менестреля, следить за инструментами.
Я чуть не всхлипнула, представив полуслепого Станисласа на побегушках. Мы обязательно что-то придумаем. Просто нужно немного времени. Надо спокойно поразмышлять на досуге. Хотя этого самого досуга нам катастрофически не достает. Время сжалось в пестрый клубок и сматывается все плотнее и плотнее.
Во дворе раздался звук трубы, призывающий к обеду.
— Займите мне местечко, я запру купальню и присоединюсь к вам, — попросила я.
Друзья ушли, я еще немножко подумала и со вздохом поднялась с места.
В дверях я столкнулась с Гэбриелом.
— Подожди, Цветочек, мне срочно нужна печь.
Он чиркнул кремнем, высекая искру, и принялся жечь над углями бумаги, видимо, те, которые недавно принес ему паж.
Я ждала, когда он закончит, хотя могла просто отдать ключ и догнать друзей.
— Ты знаешь какие-нибудь способы улучшить зрение?
— Зачем?
— Не важно. Просто есть некий человек, который плохо видит, и в жизни ему это в принципе не мешает. Но на какое-то время он должен прозреть.
— Существуют окуляры, специально отполированные стекла, которые крепятся перед глазами. — Ван Хорн закончил сожжение и разогнулся. — Ты можешь спросить об этом хабилиса Джесарда, который как раз увлекается оптикой.
— Хабилис покинул столицу и недосягаем для меня.
— Ну тогда лорда Уолеса, кажется, это их общая тема.
А ведь точно! Патрик переписывался с хабилисом об оптике!
Я бросила Гэбриелу ключ и побежала на обед, только что не подпрыгивая от радости.
— Нет, — сказал Патрик на мой вопрос.
Это невозможно, для этого требуются особые инструменты, которые, скорее всего, были у Джесарда, но которых нет у него.
Оливер со Станисласом, которых я поначалу заразила своим оживлением, синхронно погрустнели.
— А кто рассказал тебе об окулярах?
— Не помню, — соврала я, чтобы опять не вызывать дружескую ревность лорда Уолеса, — и даже не помню когда.
Остаток обеда прошел в молчании.
Когда мы уже собирались покинуть залу, чтобы дать возможность прислужникам подготовить ее к занятиям, к нам с визитом пожаловал лорд Мармадюк.
Десять минут обязательных оскорблений я дремала с открытыми глазами, затем шут перешел к делу, ради которого и явил нам свой светлый лик.
— Время, когда вы можете сменить цвет крыла, — сегодня до заката. С последним лучом солнца я закрываю списки. Это понятно?
Мы сказали, что да.
— Ну а теперь, птенчики, радостная для вас новость: до ужина вы совершенно свободны. — И, переждав недоверчивые возгласы присутствующих, продолжил: — Но она соседствует с грустной — ужин у вас сегодня тоже отменяется. Вечером в королевском дворце лорд-канцлер ван Хорн дает бал в честь воссоединения с любимой супругой и не менее любимым шурином Адэром лордом ван Хартом. Поэтому, как вы понимаете, наш любезный лорд Пападель будет занят, а с ним и те люди, которые, видимо, за какие-то тайные, но страшные грехи вынуждены обслуживать вашу ораву. Так что сегодня у вас день свободы, разбирайтесь со всем самостоятельно. А чтоб вы не загрустили и не принялись сворачивать шеи королевским почтовым голубям или павлинам… Успокойтесь, Алари, да, павлины здесь есть, и да, их иногда едят. Но вам это не светит. Поэтому сейчас вам принесут какой-нибудь снеди, чтобы продержаться до завтрака, а уж вы сами решайте, что с ней делать.
В залу вошел строй пажей, нагруженных подносами.
Дальше последовала безобразная свалка и борьба за еду. Эпичное побоище.
— Ну как так можно? — высокомерно протянула я. — Ведь никто не умрет, один раз пропустив ужин. Лорд Виклунд, дружище, там на столе лежит освежеванный кролик. Не будешь ли так любезен добыть его для своих друзей?
— И вина, — поддакнул Доре.
— И хлеба, — сказал Патрик, — потому что без хлеба ты, Оливер, не испытаешь удовольствия от крольчатины.
Кто мог противостоять нашему посланнику? Явно никто. Лорд Формино еле передвигался после недавнего спарринга с Виклундом, а Турень… С Туренем Оливер как раз и поделился, вернув вежливый поклон.
Через десять минут в нашем распоряжении была краюха хлеба, семь бутылок вина, гирлянда красных перцев и две кроличьи тушки, а также все свободное время до того, как нас сморит сон.
Ван Хорн в битве за еду участия не принимал. Он издали махнул мне рукой и, когда я нагнала его во дворе, повесил на шею мое ожерелье.
— Ты уходишь, чтоб повидать родственников?
— Не сейчас, но я подумал, что сегодня тебе пригодится купальня.
— Ты мог бы к нам присоединиться, — сказала я неуверенно.
— И терпеть обжигающие взгляды Уолеса? Нет уж, избавь меня от этого удовольствия. Кстати, он сделает окуляры?
— У него нет необходимых инструментов, — вздохнула я.
Ван Хорн похлопал меня по плечу:
— Ты обязательно придумаешь какой-нибудь выход, Цветочек.
— Было бы неплохо.
Мы немножко помолчали, Гэбриел все еще держал руку на моем плече.
— Не хочешь посетить со мной торжественный прием?
Я захлопала ресницами:
— Ты меня приглашаешь?
— Ну да, мне не нравится, когда мой друг грустен, поэтому мое желание развеселить и развлечь его вполне объяснимо.
Я раздумывала.
— Это карнавал, Басти. Под маской тебя никто не узнает, мы выпьем хорошего вина, не чета той невнятной бурде, которую подают в казарме будущим миньонам, ты послушаешь музыку. Хотя, думаю, от тесного общения с лордом Доре у тебя давно должно выработаться отвращение к любым ее видам.
Я хихикнула:
— Еще скажи, что мы будем танцевать.
— Почему бы и нет? Под маской мы сможем делать все, что душа пожелает.
Ах, как Басти — не граф Шерези, а та девчонка, которой я была совсем недавно, — любила танцевать! У меня даже голова закружилась, будто в хороводе. Басти знала все движения, умела исполнить и народную пляску, и горячую доманскую чакону, и болеро.
— Хорошо.
— Ты согласен?
— Почему бы и нет, к тому же мне хочется посмотреть на твоих родственников. Погоди, но ты же не собираешься меня им представить?
Гэбриел взял меня и за другое плечо, склонив голову поближе.
— А тебе бы этого хотелось?
Я фыркнула и сбросила его руки.
— Вот еще!
Мы рассмеялись, я дружески пихнула его в бок.
— Воображаю себе эту сцену. Маменька, папенька, это мой друг Цветочек Шерези, с которым мы делим казарму и купальню…
— Да уж, эпичное зрелище, мы будем избегать знакомства. Значит, встречаемся после заката, ну, например, на этом самом месте. Сейчас много не пей, иначе не почувствуешь тонкости вкуса прекрасных королевских вин, да и твоя выносливость в танце нам сегодня пригодится.
— Хорошо.
Наш разговор напомнил мне кое-что из прошлого. Примерно так же мы с Пьером договаривались о встрече на празднике сенокоса и о том, что ночью я стану принадлежать ему. Аналогия заставила меня слегка покраснеть.