– Значит, мы должны выйти на одну из ягодных полян?
– Мы пойдем на окраину соснового болота. Там глухарки устраивают гнезда и выводят птенцов. В тех местах и располагается глухариный ток.
Наверху в кронах деревьев слегка просветлело. Нимилява вдруг остановилась, прошептала:
– Пойдем тихо-тихо. Скоро будем на месте.
Они стали красться среди мелколесья. Наконец Нимилява присела на сухом бугорочке, движением руки пригласила его занять место рядом с ней. Они затаились. Сначала где-то недалеко что-то легонько скрежетнуло и умолкло, как будто кто-то потер одним камешком о другой. А потом началось торопливое скрежетание, которое то усиливалось, то уходило куда-то вдаль. И вдруг появился заговорный вкрадчивый шепоток, какой бывает у волхвов, когда они предсказывают человеческую судьбу, но делают это наедине, только одному человеку. И так, чередуясь, продолжалось без перерыва некоторое время, и Вадим слушал не дыша, очарованный необыкновенной, магической глухариной песнью…
После этого утра почувствовал Вадим особую близость с Нимилявой, будто прикоснулся к чему-то заветному, сокровенному, разделил с ней таинственное и загадочное.
Рядом с домом располагалось небольшое озеро. Вадим порывался поплавать на лодке, но Нимилява не соглашалась: лодка могла качнуться и разбередить раны. Наконец согласилась.
Вадим осторожно вошел в лодку, сел на корму. Нимилява взялась за весла, и они поплыли. Стояло удивительно тихое солнечное утро. От отраженного голубого неба озеро казалось бездонным, и у Вадима захватывало дух, когда он смотрел вниз, где в насыщенной голубизне плавали белые облака.
Его охватила истома, он сполз на дно, растянулся в полный рост и закрыл глаза. Лодка неслышно скользила по гладкой поверхности озера, только поскрипывали уключины весел, навевая дремоту. Вот так бы и плыть всю жизнь, ни о чем не думая, ни о чем не заботясь. Может, остаться здесь, в лесу, в этом доме, рядом с Нимилявой? За эти дни он привязался к ней, она стала близкой, почти родной. Она тоже не отходила от него, ее глаза говорили, что он ей небезразличен. Зачем возвращаться в Новгород, в эту кутерьму, где ожидали тяжкие государственные заботы, равнодушие и холодность Любонеги, любовь которой он не смог купить ни страстными ласками, ни щедрыми подарками?..
Вдруг почувствовал, как лицо защекотали, а его губ коснулись губы Нимилявы, по-девичьи нежные, будто шелковые. Она не поцеловала, а только прикоснулась и тотчас отодвинулась, потом снова слегка дотронулась, на какое-то мгновение задержалась и снова отстранилась. По телу Вадима пробежала сладостная дрожь, ему хотелось, чтобы она вновь и вновь дарила ему свои чистые девичьи поцелуи.
Но он пересилил себя, сказал тихо:
– Я женат, Нимилява…
Он думал, что она встрепенется, шарахнется от него, но она проговорила спокойно:
– У тебя нет жены.
– Как нет? – удивился он. – Нас соединил жрец на капище богов, наш брак закрепило свадебное торжество с участием многих людей.
– Я не вижу рядом с тобой жены, – упрямо повторила она. – Если бы она у тебя была, я бы увидела.
– Ты обладаешь необыкновенным даром ясновидения?
– Я же говорила тебе, что оно перешло ко мне от мамы. Она не только лечит людей, но и может предсказать будущее человека.
Он открыл глаза. Над ним склонилось ее лицо, на губах трепетала улыбка, глаза ласково смотрели на него. Ах, какая она была красивая в своем раннем, девичестве!
Он спросил:
– А мою судьбу ты можешь мне рассказать?
– Могу.
– И как она тебе представляется?
Нимилява на некоторое время откинулась назад, замерла, как видно, прислушиваясь к себе, а потом проговорила каким-то чужим, отстраненным голосом:
– Я тебя вижу идущим по узенькой дорожке, а внизу с обеих сторон разверзнута бездна подземного царства Маналы. Там клубятся холодные туманы, гремят водопады, копошатся разные твари. От дорожки отходят другие тропинки, но они короткие и обрываются в пропасть. Тебе надо идти прямо. Не смотреть ни вниз, ни вверх, нельзя качнуться ни в ту, ни в другую сторону. В лицо тебе бьет свирепый северный ветер, щеки режут ледяные снежинки, бури и ураганы стараются сбить с ног. Труден путь, но ты должен идти только вперед, иначе погибнешь…
– А дойду ли я до конца, до другого берега?
– Не знаю, не ведаю. Он спрятан от меня в волнах тумана, растворяется в неверном свете переливающихся лучей… Я пытаюсь разглядеть, напрягаю последние силы… Нет, никак! Все плывет перед глазами, рябит и исчезает…
Вадим задумался, потом спросил:
– Я сам понимаю, что быть посадником новгородским значит подвергаться постоянным опасностям, играть в жизнь и смерть. Вот только что чуть не погиб в битве с хазарами. И много еще ждет меня испытаний. Где же ждет меня кончина? Или я спокойно доживу до глубокой старости?
– Не ведаю. Знаю только, что пока будешь идти прямо, никто и ничто тебе не угрожает. Опасайся уклониться в сторону, там подстерегает главное бедствие и злосчастие, а может, и гибель!
А через неделю Вадим отправился на родину. Он знал, что хотя хазарское войско ушло на юг, однако военные отряды с чиновниками шныряют по стране, надо проявлять осторожность, поэтому сопровождать его в пути вызвались охотники во главе с отцом Нимилявы, они тайными тропами вывели его к границам Новгородского княжества. Всю дорогу перед глазами Вадима стояли печальные глаза девушки…
Воин, сидевший у крепостных ворот, при виде Вадима вдруг вскочил, закричал радостно:
– Кого я вижу? Наш посадник явился, живой и здоровый! Братцы, скорее сюда, встречайте нашего Вадима! Скорее, скорее!
Из ворот выбежали остальные охранники, окружили Вадима, теребили его за полы кафтана, за ноги, гладили коня, говорили, перебивая друг друга:
– А мы думали, что ты погиб в сражении…
– Собирались другого посадника выбирать!
– Как тебе удалось выжить?
Они, бросив ворота, пошли рядом с его конем по улицам Новгорода, выкрикивая:
– Собирайся, народ честной! Радуйся счастливой вести! Наш Вадим вернулся!
Со всех сторон бежали люди, скоро собралась большая толпа. Из княжеского дворца выбежали слуги, челядь. Вадим рассеянно слушал восторженные крики, искал взглядом Любонегу. Ее нигде не было. Спросил чашника:
– Почему не видно посадницы? Отчего не встречает?
– Любонега ушла.
– Куда ушла? К родителям? Тогда срочно пошлите за ней!
– Нет, она совсем ушла.
– То есть как это – совсем ушла? – не понял Вадим. – Надолго, что ли? Когда обещала вернуться?
– Насовсем ушла из дворца, господин посадник, – мрачно проговорил чашник. – Вместе с портным Немиркой уехала из Новгорода, теперь они живут в Ладоге.
Холод прошел по всему телу Вадима. У него сразу пропала радость от возвращения в родной город, все стали немилы. Он взошел на крыльцо дворца, бросил через плечо:
– Ко мне никого не пускать!
Войдя в свою горницу, он как во сне снял верхнюю одежду, тяжело опустился на скамейку, оперся локтями о стол. Что нужно этим женщинам? Олислава захотела богатства, ради него отреклась от любви. Чего мало было Любонеге? Мало у нее было роскоши, драгоценностей? Разве что птичьим молоком он ее не обеспечивал. И всю свою любовь отдавал, ни с кем не делил. Так что же надо было ей, Любонеге, от него?..
Но может, он явился жертвой какой-нибудь порчи? Может, кто-то из его недоброжелателей навел на него черный заговор, поэтому так не везет в любви? Ах, поговорить бы сейчас с Нимилявой, она бы сумела раскрыть причину череды неудач. «У тебя нет жены, – сказала она. – Я не вижу ее рядом с тобой». Как она сумела предугадать уход Любонеги, даже не зная, никогда не видя ее! Но Нимилява далеко, не услышать ему больше ее вещих слов. К кому обратиться? Слышал он, что жила в Новгороде древняя старушка, которая слыла в народе ведуньей. Может, к ней наведаться?
И Вадим отправился к старушке. Домишко ее врос в землю, только маленькое окошечко, закрытое бычьим пузырем, подслеповато глядело на мир. Внутри избы было полутемно, густо пахло разными травами, дымом. На скамейке под шубой лежала сухонькая старушка. Вадим от порога вежливо и уважительно поздоровался с ней, попросил позволения приблизиться. Она слабо пошевелила рукой. Он принял это за разрешение и встал возле. Из провала черных глазниц смотрели на него живые, внимательные глаза. Вадим присел на скамеечку, стоявшую рядом, кратко рассказал про свои горести.
– Не вижу я на тебе порчи, – сказала она слабым голосом. – Чист ты душой и перед людьми чист. Этим и пользуются некоторые алчные люди, и не можешь ты устоять перед ними.
Она немного передохнула, продолжала:
– Нахрапистые люди будут наседать, и тебе все труднее будет сопротивляться им. Будущее твое, судьба твоя будет зависеть от того, сумеешь ли противостоять этим бездушным и бесчувственным людям, или им удастся совратить тебя на пагубные дела. Я дам тебе оберег от лихих, злобных и недобрых глаз. Запомни и обязательно исполни их в течение одного месяца ежедневно.
Она вновь замолчала и слегка пошевелилась, как видно, собираясь с силами. Затем стала говорить тем же слабым, но уже наставительным голосом:
– В новолуние поставишь на свежем воздухе деревянное ведро с водой и поместишь в него серебряную вещицу до рассвета. Как только взойдет солнце, внесешь ведро в дом, поставишь в темное место и накроешь льняной тканью. На следующий день вечером смочишь серебряной водой кусок ткани, слегка отожмешь и оботрешься начиная со ступней и заканчивая лицом. При этом нужно будет читать старинный заговор.
Она прервалась, отдышалась. Спросила:
– Запомнишь что я скажу?
– Запомню. Память у меня хорошая, – ответил он.
– Тогда слушай и запоминай: «Я, Вадим, вышел не из дверей в дверь, а из двери в ворота. Пошел к морю-океану, к бел-горюч Алатырь-камню. Из-под камня две речки бежит, две струи журчит. В одной реке вода живая, в другой мертвая. Правой рукой живой воды зачерпну, левую в мертвую опущу. Правой рукой себя окачу, а левой водичку по миру пущу, чтобы чернь сторонняя в землю ушла и ни на кого не перешла». Запомнил?