Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола — страница 32 из 40

– А если напомнят?

– Будут такие, но их немного, можно легко прижать к ногтю.

– Тебя послушаешь, так…

И Вадим в растерянности развел руками.

– Ты думай, думай, – наставлял его Азар. – А в нашей поддержке не сомневайся.

Чем больше размышлял Вадим над словами Азара, тем больше затягивало его предложение купца стать новгородским князем. Ему иногда приходило на ум предсказание Нимилявы, что он должен идти прямой дорогой и никуда не сворачивать, иначе ждет гибель. Но соблазн власти оказался сильнее пророчества какой-то лесной девушки, и он старался как можно реже вспоминать о нем, а потом и совсем забыл. Потому что ничего нет сильнее на свете, чем жажда власти. Ради нее идут на все, вплоть до преступлений, забывают прежние убеждения и клятвы, отбрасывают в сторону уроки истории и предупреждения мудрецов. Человек вдруг начинает считать себя самым умным, самым прозорливым, самым проницательным среди других людей, причем считает себя таким всерьез, нисколько не колеблясь и не сомневаясь. В этот момент он становится легкой добычей самых низких и подлых существ – подхалимов и льстецов, которые льют потоки хвалы, а правитель жадно ловит их слова, потому что они нужны ему для утверждения своей личности. Именно поэтому Вадим, несмотря на сомнения, скоро приблизил к себе Азара и сделал его главным советником. Через пару недель он как бы между прочим сказал ему:

– Внутренне я созрел для того, чтобы занять княжеский престол. Как ты думаешь, с чего следует начать?

Он заметил веселый огонек, мелькнувший в глазах купца, но не придал этому значения. А Азар подумал, что теперь Вадим в его руках и он сможет делать с ним все, что захочет.

– Думаю, – медленно проговорил он, чтобы придать своим словам особую основательность, – что пока рановато выносить этот вопрос на вече. Тебе надо поднять свое влияние в народе на уровень князя Гостомысла.

– Чем же я ниже его? – раздраженно спросил Вадим.

– Забыл, какой была держава Гостомысла? И чудь, и весь, и меря входили в нее. А ты потерял не только эти владения, но и часть нашей коренной славенской территории.

– Ты говоришь о землях по реке Великой?

– Именно о ней, матушке.

Это был давний межплеменной спор между славенами и кривичами. Оба племени считали земли по реке Великой своими, исконными, принадлежащими им с незапамятных времен. Кривичи утверждали, что триста лет назад, когда к Ильменю пришло славенское племя, они уже населяли пойменные луга и плодородные пашни по обе стороны от полноводной реки, а славене их изгнали. Славене, наоборот, уверяли, что земли эти пустовали и они первыми заняли их. Так или иначе, но как только по какой-либо причине ослабевало одно племя, второе тотчас прибирало к своим рукам спорные территории. Так случилось после смерти князя Гостомысла, когда ослабла власть Новгорода и зависимые народы отложились от него; в это время кривичи вытеснили с реки Великой славен. Распря между двумя славянскими племенами в сильной степени мешала их борьбе против общих врагов.

– Если не вернешь исконно нашу землю, князем тебе не быть! – сказал как отрубил Азар. – Сейчас самое подходящее время для похода: кривичи втянулись в длительную войну с хазарами и не скоро из нее выйдут. Все их войска на востоке, земли по Великой можно брать голыми руками.

Так-то так, но это была только половина дела. Закончится война с каганатом, и кривичи вновь кинут взоры на спорные владения. А ведь это такое мощное племя, столько воинов может собрать, что прежде чем задраться с ним в новой буче, следует не семь, а семьдесят семь раз отмерить…

Но впереди светил желанный княжеский престол, манила неограниченная власть владыки, и Вадим не утерпел. Он вызвал к себе Багуту, рассказал ему о своем замысле.

К его удивлению, боярин не стал возражать. Наоборот, он со всей силой поддержал его:

– Пора, давно пора проучить кривичей! Они просто унизили Новгород. Это надо же, к самому Пскову пододвинули свою границу!

Они стали обговаривать подробности будущего похода. Когда закончили разговор, Багута вдруг сказал, слегка зардевшись:

– А знаешь, Вадим, пока ты там скитался по лесам и болотам Курляндии, я успел жениться!

– Неужели правда? – изумился Вадим. – Вот никак не ожидал! Ну поздравляю, поздравляю!

– И хочу добавить: я без ума от своей супруги!

Багута был известен как закоренелый холостяк. Невысокий, крепко сколоченный, с приятным лицом и умным взглядом небольших голубых глаз, он привлекал внимание женщин. Не одна из них пыталась завоевать его сердце, но отважный воин и признанный полководец оставался неприступным. И вдруг такое – стал семьянином.

– И кто же тебя охомутал? – спросил Вадим.

– Пойдем познакомлю. Я оставил ее в окружении твоих слуг, они угощают ее сладостями, от которых она без ума.

Они прошли в светлицу. Там за столом, уставленным тарелками с пирогами, пряниками, печеньем и медом, сидела красивая женщина лет тридцати пяти. Что-то волнующе знакомое показалось Вадиму в ее лице, будто где-то видел ее, может, даже питал к ней нежные чувства…

Он улыбнулся, представился:

– Посадник Вадим.

– А мы знакомы с тобой. Помнишь, как в масленичные дни катались на санках с берега Волхова?

И Вадим вспомнил. Это была одна из боярышень, с которой он мчался с волховской кручи, охваченный юношеским азартом. Как давно это было!

– А помнишь, как мы кувыркались в снежной круговерти, когда переворачивались санки? – сияя глазами, спрашивала она.

– Еще бы! Даже бугорок не забылся, который мы старались объехать стороной, а он все равно оказывался на нашем пути!

– И мы снова и снова вылетали из санок! – восторженно поддержала она его.

– Нам пора домой, Велижана, – вмешался в разговор Багута. – Одевайся, дорогая, на улице морозно.

– А я бы снова прокатилась с волховской кручи! – улыбнулась напоследок Велижана.

После их ухода Вадим долго смотрел в окно, вспоминая то замечательное, беззаботное время. Как бы хотел он оказаться снова семнадцатилетним юношей с санками в руках и в окружении молоденьких девушек!.. Да, как может взволновать нечаянная встреча, напомнить о былом, унести в далекую, далекую юность!.. Любил ли он кого-нибудь тогда? Да, любил – всех девушек разом!

Через неделю случайно встретил Велижану на торговой площади. Она задумчиво ходила по рядам и выбирала какую-то покупку. Вадим невольно залюбовался ею. Высокая, стройная, в шубе и шапке из соболя, с дорогими украшениями, подчеркивавшими красоту и знатность, она выделялась в толпе и привлекала всеобщее внимание. Мужчины останавливались, заглядываясь на нее. Вадим хотел подойти, но так и не решился. Слишком уж недоступной она показалась ему…

Подготовка к походу затянулась из-за недостатка средств, а также необходимости обучения молодых воинов, которые стали составлять треть состава его дружины – таковы были потери новгородцев на землях чуди и куров. А учить новобранцев надо было самым тщательным образом: ни для кого не было секретом, что опытный боец мог победить с десяток мужиков, пришедших на поле боя от ремесленного станка или плуга. Ежедневные учения, проводившиеся среди дружинников, делали из парней умелых и дисциплинированных воинов.

Как-то выходя из дворца, Вадим почти столкнулся с Велижаной. Встреча была столь неожиданной, что оба смутились и некоторое время стояли молча, глядя в глаза друг другу. Наконец Вадим сказал, улыбнувшись:

– Здравствуй, боярыня.

– И тебе здравствовать, посадник, – церемонно ответила она.

– Далеко ли торопишься?

– Навестить подругу. Давно не виделись, соскучилась. А у тебя, наверно, государственные дела?

– Им никогда конца края не будет.

– Зато мы спим спокойно. О нас заботится наш посадник! – шутливо сказала она, и он не замедлил откликнуться на шутку:

– А также народное вече и все служилые люди! Можно тебя проводить?

Некоторое время шли молча. Она смотрела себе под ноги, на пухлых малиновых губках ее блуждала улыбка. Он хмурил лоб, стараясь казаться спокойным и хладнокровным, но и его распирало радостное чувство, будто с ним произошло что-то знаменательное и важное.

Она сказала:

– Я помню до мельчайших подробностей, как мы катались с тобой с горки. Даже твои уши запомнила, покрасневшие от мороза, снежную пыль, бившую в лицо… Мне хотелось продолжить забаву, но тебя перехватили другие девушки. Ты был таким известным, что удивляюсь, как не растащили по частям!

Он вспомнил то время, и ему стало стыдно за свое поведение. Восхищение и восхваления так вскружили голову, что он позволил помыкать собой всем, кому хотелось, ходил из дома в дом, принимал угощения и заодно и льстивые слова… Нет, сегодня подобного этому он ни за что бы не допустил!

И он ответил:

– Наверно, всем бывает неловко и немного стыдно за ошибки в юности. Ум еще такой неокрепший!

Она хитровато взглянула ему в глаза, сказала:

– Мы и взрослыми совершаем ошибки. Но коренятся они, я думаю, в нашей юности.

Он отвернулся, понимая, к чему она клонит. Да, много девушек и женщин было у него в последнее время. Он чувствовал себя свободным, вольным человеком, Чеслава его не стесняла, не останавливала, да и не могла остановить. Этим он и пользовался в полную меру. Наверно, нехорошо, но это было, и строить обиды на замечание не стоило.

Вадим не ответил, и ей стало неловко оттого, что пыталась влезть в жизнь другого человека, и она произнесла тихо:

– Извини. Я немного увлеклась.

Вадим кивнул головой, и она не поняла, то ли он не обратил внимания на ее слова, то ли обиделся, потому что тут же попрощался и свернул на другую улицу. У нее словно что-то оторвалось внутри. Ей так хотелось видеть его, она несколько раз как бы нечаянно проходила мимо дворца, наконец они встретились, и такой нескладный получился разговор!.. Велижане хотелось плакать от обиды.

XIV

Поход начался в начале мая, когда установились дороги. Хотя небо было примглено белесой дымкой, но солнце палило по-весеннему щедро. Воздух был напитан забродившими соками свежераспаханной земли и испарениями майского цветения. Стояло безветрие, даже листок не шевелился; одинокие березки, выстроившиеся вдоль путей следования войска, бессильно опустили ветви.